Здесь – в верхнем мире всё просто: земная твердь замыкается круглым куполом за солнцем и, кроме как опять на земную поверхность, попасть просто некуда. Поговаривали о том, что мир людей в отличии от эшфарумов, настолько холоден, что вода эшфарумов в мире людей мгновенно превращается в лёд, который они называют стеклом. Из чего тогда их вода и лёд? Ещё ему не терпелось увидеть идущих сквозь миры людей в их алых одеяниях. Высшие проводники могут не только вытеснять затравленные страхом души людей из их тел, но и иметь диалог с мастерами из их высшего Фарума.
Мастера и ученики мира Фарумов облачаются в синюю материю. Синий цвет – это цвет крови мира эшфарумов, как и красный – цвет крови людей. Любознательный юноша всегда чувствовал, что нечто заманчиво загадочное ждёт его за тем порогом, где истина о замысле Великого Учителя теряется в неосознанном тумане. Он всегда пытался отодвинуть этот порог как можно дальше, и интуитивно понимал, что это и есть предназначение всего сущего. Джумоук чувствовал неприязнь к глупым, по его мнению, людям. Он думал, что предназначение их расы именно в прекращении мучений человеческих душ на их устланном страданиями пути. Ведь они верят в страдания и ищут всяческие способы для этого, вместо того чтобы познавать волю Великого Учителя, полноценно проживая дарованную для учёбы физическую жизнь.
Вдруг, его размышления неожиданно прервал женский голос, имитирующий глас «сверху» искусственным басовым тембром: «Джу-у-мо-о-о-ук! Не смей улетать из верхнего мира! Сначала ты принадлежишь тому, кто принадлежит тебе, и только потом остальным мирам».
Юноша от неожиданности вскочил на ноги. Но, видимо узнав знакомый голос, озарился улыбкой и, быстро ориентируясь среди отражающихся от скалы и множащихся в пространстве звуков, побежал в сторону лозы свисающей со скалы. Тем самым он поверг в удивление оратора, который прятался за множеством искажённых звуковых дубликаций, и уже начал убегать, заливаясь звонким смехом. Не успев сделать и двух шагов, горе лазутчик был пойман сильными руками юноши.
Девушка повисла на нём увязнув ногами в ползущей по траве лозе, и не оставила ему шансов удержаться на ногах. Потеряв равновесие, они оба со смехом завалились на траву. Джумоук толкнул неожиданного посетителя в бок: «Не думала ли ты, что я могу оставить свою составляющую часть, когда меня учат стремиться к целостности?»
«Опять ты говоришь от третьего лица и уходящими в туман определениями?! И как вообще ты определил где я прячусь, – не получив ответа и, после некоторой паузы, она добавила, – Мне нужен только ты! И нужен именно такой недообразованный как есть – ты слышишь? Я боюсь, что все те знания, к коим ты стремишься вышибут меня из твоей и без того замороченной головы в два счёта. Тебя уже как-то меняет общение с этим деревом – уж я ему как-нибудь раскручу ветви в другую сторону!» – она пригрозила дереву кулаком, сделав грозный вид: «Может быть, для вас произвести церемонию воссоединения?» – снова улыбаясь заявила девушка.
Джумоук, в тщетных попытках состряпать серьёзную мину, пригрозил: «Ну Дэя, «подмышкун» уже идёт домой – и стал изображать рукой зверя, пытаясь залезть пальцами ей подмышку. Девушка залилась смехом как ручеёк. Он не унимался: «Почему ты его туда не пускаешь? Это его дом! Он там живёт! Нука немедленно пусти его домой!» Это ещё больше смешило девушку и для юноши не было лучшей награды в жизни, чем слышать журчание этого звонкого смеха. Но в какой-то момент с улыбкой на её лице стала бороться тревога, и она произнесла уже с серьёзным видом отстраняя его руку: «Меня послал правящий Хорус, чтобы сообщить тебе об окончании каникул. Тебя призывает учитель Одджи».
На какое-то мгновенье Джумоук опять погрузился в размышления, но быстро вспомнив о том, что он не один, произнёс: «Ты не должна беспокоиться за меня, меня ждёт моё предопределение».
Юноша положил голову на коленки уже сидевшей, вытянув ноги на траве, девушки. Дэя стала поглаживать голову возлюбленного, погружая пальцы в его волосы. Они оба погрузились в раздумья
Родители Дэи одобряли её выбор, и, хотя она ещё и не была его женой, но должна была ею стать после учёбы её избранника в высшем Фаруме. Юноша, согласно обычаям, ещё в детстве дал ей имя. Семейные пары в Фарумах определялись ещё с детства, но своё решение каждый мог отменить только до церемонии воссоединения и тогда новый избранник и избранница давали друг другу новые имена. Её отец Набба был членом совета высших учителей высшего Фарума и смотрителем храма – хранилища писаний и свидетельств странствующих посредников Великого Учителя.
На взрослых девушек, живущих в поселении правления Фарумов, возлагались обязанности по работе на охраняемой территории этого поселения. Дэя была целительницей. Они были неразлучны с детства и повзрослев уже не могли видеться так часто, как раньше.
Шустрый Дшуд
Маан мог объять одним ленивым взглядом подопечное ему пространство. Вдоль одной из стен его кельи, плотной пеленой, снизу-вверх струился пар и уходил в прорезь в потолке. На этой стене, по своему желанию он мог видеть происходящее в любом месте скрытой полости внутренней сферы Земли, которая кишела необузданными – в своей злобе эйвхорами. Они то и дело грызлись между собой создавая постоянный рявкающий фон. В пещерах низшего Фарума было всё просто: Звери были зверями, потому что смотритель создавал им подобающие для данного статуса условия. Их надо было непременно стравливать, чтобы те не имели шанса не быть свирепыми и кровожадными.
Маану не давал покоя последний выпад одного из похожих внешне на эшфарума эйвхоров. При возникшей склоке в пещерах Дшуд явно вёл себя так, будто он просчитывает ходы и соизмеряет ситуации. Такое не присуще бесам Фарума. В последней схватке он хитро вымотал своих соперников, а затем просто задушил, одного за другим. Эйвхоры боятся по долгу смотреть в глаза своему смотрителю. А этот как уставится – хоть сам глаза отводи. Повелевающего в пещерах так же удивляла привычка этого смышлёного монстра прыгать как игривый котёнок, чуть ли не за каждой искрой вспышек огненной реки.
В случаях, когда эйвхоры забывали злость, смотритель провоцировал склоку, но большинство потенциальных соперников смышлёного зверя сдавали ему позиции без боя. Много раз Дшуда отправляли на арену страха, где, дальнейшую культивацию злости берёт в свои руки отряд усмирения. Но тот возвращался из таких путешествий как после прогулки. Шустряк (так называл его смотритель) неизменно был первым, когда вспыхивали перемещающие трассы и одним из первых уходил в другие миры по призыву идущих.
Огромный Маан уже и не помнил, когда был вне подопечных ему пещер. Всё его время без остатка занимало управление вверенной ему клыкастой вотчины и обучение приемника Улыма. Он мог только догадываться о переменах во всём остальном мире, в то время как шустрый Дшуд уже много где побывал.
Как-то, при очередном осмотре пещер, смотритель стал свидетелем картины, повергшей его в неистовое негодование. По каменному дну одной из полостей, сцепившись в схватке, катались Улым и Дшуд. Сначала негодование Маана вызвало то, что этот эйвхор вообще посмел напасть на его приемника, но, когда он понял, что они таким образом играют – это повергло управляющего пещерами в настоящее бешенство. Он тут же побежал к имитирующим смертельную схватку и, как только прибыл на место, раскинул их словно котят по разным сторонам за шиворот с дикими криками: «Ты что Улым совсем спятил? Они же обнаглеют и перестанут нас бояться! Ты хочешь пропасть в этих пещерах как предыдущий ученик? От его мягкого тела ни рожек, ни ножек не осталось – ты в курсе?»
Приемник был в смятении. Он встал, отряхнулся и указывая рукой на, тоже уже проворно вскочившего на свои два копыта эйвхора, стал возражать: «Этот зверь верен мне! Он ничего и никого не боится ни в каком из миров! Дшуд будет помогать мне управляться тут, когда тебя отправят на отдых. Ты забыл, что это будет очень скоро?»
При этих словах Дшуд упал на четыре конечности и стал скакать вокруг своего покровителя то в одну, то в другую сторону.
Маан не унимался: «Да ты просто глупец: – и дальше уже продолжал сквозь внезапно обуявший его надменный смех – да он вцепится в твоё горло при первой же возможности! Эйвхорам не ведомо чувство верности. Они же абсолютно тупы! И потом: – смотритель посмотрел на ученика с таким видом, как будто уже стоит над его растерзанными останками, а затем изучающе уставился на, уже стоявшего за его спиной Дшуда – они должны быть свирепы и злы, а ты учишь его лишним чувствам, исключающим это. У меня больше нет времени обучать ещё кого-то, кроме тебя, и я уже думаю, что потратил на тебя впустую отведённое на это время».
