* * *
«Христианство само в себе одно; но народы, его содержащие, различны… Мы, русские составляли с греками одну церковь; но мы вовсе не составляли с ними одного духовного целого в отношении к просвещению. Следовательно, у нас христианство могло воспроизвестись в нашем смысле не только несколько отлично от них, но и совсем в своем особом образе».[15] Без учащих нет научения; и по-настоящему научить может лишь тот, кто сам действительно научен…
Отсутствие в древнерусских летописных источниках фактического материала огласительного характера не позволяет исследователям вопроса о крещении Руси св. князем Владимиром идти дальше смелых сравнений и широких предположений, впрочем, не лишенных иногда исторической правдоподобности. Так, например, известный церковный ученый Е. Голубинский считает, что определенное систематическое оглашение нашего народа все-таки имело место: «Когда предстояло крестить целый народ, то, конечно, не могло быть и мысли о том, чтобы везде наставить в вере всех и каждого; в подобных случаях уже по неизбежной необходимости большая часть людей исполняет простой приказ. Но если не было возможности нигде наставить всех, то была возможность везде наставлять некоторых… Можно и должно предполагать, что на те отдельные лица, которые по тем или другим причинам имели особенный авторитет между своими согражданами, было обращено особое внимание посредством людей особенно на это способных».[16] Очевидно, что последними могли быть только сами крестившие нас греки и возможно помогавшие им священники-болгары.[17] И тех, и других на огромные массы крещаемого населения Руси было явно недостаточно. Через определенный промежуток времени в новой Поместной Церкви, как и в любой другой, появляется своя национальная иерархия; число духовенства растет, но проблема остается. «Пастыри берутся из народа; и если нет просвещения в народе, то неоткуда взять и просвещенных, способных на должном уровне исполнять обязанность учительства, пастырей».[18] Отсюда естественная слабость древнерусского церковного оглашения: во-первых, потому что с самого начала для катихизации взрослого языческого населения Руси использовалась поздневизантийская практика сокращенного «детского» оглашения (разумеется речь идет о хронологических рамках); во-вторых, даже такие чересчур мягкие требования для вступления в Церковь не реализовывались в огласительной деятельности нашего духовенства не по лености, а по неспособности. И то, и другое положение документально подтверждается нашими церковными источниками XI-ХIII столетий. Так, в новгородской церкви XII века огласительные молитвы для болгарина, половца, чухонца начинались за сорок дней, для взрослого славянина за восемь, молодого же отрока-славянина крестили вовсе без научения, впрочем, с формальной оговоркой, «что, если бы он подготовился несколько дней, было бы гораздо лучше».[19] «Вероятно, предполагалось, — пишет по этому поводу Голубинский, — что инородца язычника гораздо труднее научить начаткам христианской веры, чем язычника русского, который, живя прежде среди христиан, мог приобрести уже некоторые предварительные о ней понятия. Очень может быть также, что имелось в виду и то соображение, чтобы слишком большою продолжительностью приготовления не отталкивать русских, еще остававшихся в язычестве, от принятия христианства».[20] Если почтенный историк прав, то напрашивается очевидный вопрос: а достаточно ли восьми дней оглашения для вчерашнего, хотя бы и знакомого с христианством, язычника; не свидетельствует ли вековая история русского двоеверия об отрицательных последствиях этой ускоренной катихизации? Увы, но практически всегда духовные законы работают одинаково: чем меньше и поверхностней готовят человека к восприятию Церкви как тайны, тем больше он воспринимает ее как магию… О том, что вероучительного наставления явно не хватало, говорит еще и тот факт, что из сорока дней, отведенных на подготовку к крещению взрослого инородца, собственно «изустное наставление» занимало не больше одной пятой от общего срока. Остальное время оглашения проходило «в молитве и действе пресвитерском»,[21] сообщавшем более ощущения, нежели мысли…
Что же касается «учительной немощи» самих учителей, то здесь недостатка в фактическом материале явно не наблюдается.[22] К счастью, текстуальное обнаружение этих «грустных» примеров духовного невежества не является задачей данного исследования; а в качестве слабого национального утешения можно сказать лишь то, что другого результата в сложившихся обстоятельствах, для страны еще во многом варварской, просто и быть не могло. «Остается подивиться, — пишет профессор А. В. Карташев, — насколько русскому стихийному человеку казался противным и тот невеликий умственный труд, какой требовался для постижения искусства чтения (что уж говорить о богословских глубинах, — Е. Г.). Предпочитали медленное, путем долголетней практики, механическое затверживание наизусть со слуха всех церковных чинопоследований».[23]
Традиция детского оглашения претерпевает в древнерусской церковной жизни определенные изменения, совершенно аналогичные вышеуказанной эволюции детского оглашения в Византии VI-ХII веков. Практика длительного трехгодичного приуготовления, в случае крепкого здоровья ребенка, какое-то время существовала в нашей Церкви при греческом митрополите Иоанне (ум. 1080 г.), но, очевидно, не получила широкого распространения и закончилась вскоре после его смерти.[24] Затем, практически до XIV века, общераспространенным «огласительным» сроком становятся сорок дней со дня рождения младенца, но уже в ХV веке считается условным и этот минимум, детей крестят «по первому требованию», и это «безразличие» становится обычной нормой для всех последующих столетий.[25]
Относительно катихизации взрослых в последующие периоды русской церковной жизни можно сказать лишь то, что она не претерпевает каких-либо существенных изменений вплоть до середины ХVIII века; инородцев зрелого возраста по прежнему готовят к крещению не более сорока дней, причем большая часть этого времени проходит в многократных огласительных молитвах и весьма скромном (один раз в неделю) собственно вероучительном наставлении. Общекультурные, просветительские начинания Петра I в какой-то степени отразились и на практике церковного оглашения. Указ Св. Синода от 1740 года говорит о «всеусердном поучении неверных прежде крещения» в богословских истинах православной веры, сроком, длительность которого должна сообразовываться с «успешностью усвоения оглашенными сообщаемых им истин».[26] В ХIХ веке канонические правила Русской Церкви определяют обязательное обучение желающих вступить в Церковь: в течение шестимесячного срока для лиц, не достигших 21 года и в течение сорокадневного срока для лиц после 21 года.[27] Данная эпоха характеризовалась мощным развитием российской богословской науки, что справедливо сулило благие плоды и в сфере церковного оглашения, однако, очень скоро смерч коммунистической революции совершенно уничтожил не только богословскую традицию, но и большую часть православных катихизаторов вместе с потенциальными оглашаемыми. В стране воцарилась традиция государственного атеизма… Конечно, миссионерская и катихизаторская работа в эпоху большевистских гонений никогда не прекращалась совсем, отдельные примеры такого «контрреволюционного» опыта просто бесценны, но именно в силу своей «отдельности» рассеянности по крупинкам в десятилетиях церковного безмолвия мы не всегда можем использовать этот опыт в нынешней российской действительности.
Теперь уже не секрет, что к государственным реформам, вошедшим в отечественную историю под именем «Перестройки», Русская Православная Церковь не сумела подготовиться надлежащим образом: с 1988 по 1990 годы в ее храмах крестились сотни тысяч вчерашних безбожников, из них только десятки, если не единицы с предварительным оглашением. Последствия этой «грандиозной» всероссийской акции выразились в степени воцерковленности современного общества: из общего числа крестившихся за этот период людей, только немногие регулярно посещают православные храмы; остальные же, увы, — церковные «мертвые души». И в тоже время ни у одного здравомыслящего церковного человека не повернется язык обвинить священноначалие в грехе нерадения, ибо понятны причины, по которым даже минимальная норма традиционного оглашения оказалась за бортом тогдашних событий. Во-первых, не было уверенности, что очередная идеологическая оттепель не обернется для Церкви очередными заморозками, как это уже не раз случалось в предыдущие годы советской истории. Поэтому, пользуясь моментом, спешили крестить как можно больше без всякой катихизации, в определенном смысле истолковывая сложившуюся ситуацию как «крещение страха ради смертного». Во-вторых, даже когда окрепло убеждение, что речь идет не о временном лукавом послаблении, а о радикальной государственно-идеологической реформе, Церковь более полувека принуждаемая к миссионерскому и катихизическому молчанию, не смогла в кратчайшие сроки выставить из своей среды достаточное количество людей, способных на практике реализовать приемлемую форму вступления в тайну богочеловеческого Организма. Даже сегодня, спустя десятилетие, таких людей все еще не хватает, что же говорить о прошлом. Автору вспоминается рассказ одного молодого уральского священника, достаточно ярко характеризующий внутрицерковную ситуацию того времени в границах указанной проблематики. Этот священник был рукоположен в первые годы перестройки и сразу же активно включился в катихизаторскую деятельность. Его сослуживец, почтенный отец-протоиерей не замедлил высказать свое недовольство, ссылаясь на то, что в его время никому и в голову не приходило утруждать решившихся креститься еще и какими-то дополнительными беседами. Молодой священник согласился, что для того времени сама решимость до некоторой степени заменяла необходимую подготовку; но теперь, когда желание и возможность креститься не связаны ни с какой серьезной жертвой, Церковь просто обязана с традиционной ответственностью отнестись к своим новым неокрепшим чадам. Очевидно, что период вынужденного упадка и насильственной немощи не может служить примером новой традиционности… Церковь должна вернуться и уже возвращается к практике такого приема в свое Естество, какой подразумевается самой сутью совершаемого Таинства.
