МОЙ ПИТЕР
Здорово! Восьмидесятые! Лето, ночь, всё и все рядом, на расстоянии недопитой бутылки «Вазисубани» («Ркацители»?) в правой руке, пешком по проезжей, да по кое–где сохранившейся мощёнке: подковы на сбитых казаках цокают, отпрыгивая эхом от стены к стене, и ни одного мента — пересменок!Троллейбусы ещё не на линии («Единица» и «Десятка» будут только в полшестого, на Дворцовой, в сторону Климата и Гостинки), но уже успел ополоснуть фэйсняк под струёй первой поливальной машины…Несколько пролётов по стёртым гранитным ступеням вверх — и спать, спать, оставив последнюю на сегодня просьбу, но…
Я был убит бутылкой пива,Что ты с утра не донесла.И Смерть, что вновь за мной пришла,Была на редкость некрасива:
В нелепых, стоптанных туфлях,В плаще, бесцветном изначально.Взглянула на меня печально, —И протянула три рубля.
Пускай, в назначенные дни,Придёт, и позовёт в дорогу.Я с ней готов уйти, ей Богу!Но с этой — Боже сохрани!..
Трояк на пиво был истрачен,И я молился у ларькаТой самой девочке, невзрачной,С косою в худеньких руках…
«САЙГОН»
Легенда о Рыжове, почти по Хармсу.
«Рыжов после Сайгона любил ходить на Эльф, там у него было любимое дерево на — которое он любил справлять малую нужду. Через много–много лет, может десять, а может пятнадцать, Рыжов пришёл в Эльф опять и на любимое дерево наблевал. Эту историю он рассказал своим товарищам и друзьям. Все очень веселились, хохотали, хвалили Рыжова за такую находчивость. И приговаривали с любовью и уважением: «Эко ты, вот жёшь, надо же..»
Так Рыжов в очередной раз стал героем дня..»
Всё внутри Тебя! Сайгон — это не закрытие его в своё время, и не «короткий промежуток».
Мы не виноваты, что мы не такие старые, и не во все дырки пролезли: каждому батону — своя хлеборезка!
Это, наверное, как Любовь от секса отличать: вот постареешь, и какой–нибудь созревающий ребёнок спросит:
— А ебля?
А ты, умудрённый опытом, ему:
— Да ну, бля!
Сижу в кафе за буквой «Ф»,Простой чувак в чужом шарфе.Налево, там где буква «Е» —Бутылки с пивом, ровно две.Направо, там где буква «А» —Двойной и рыбья голова.А дальше, там где буква «К»,Свободно место, но пока…Вот так сидит, простой чувакВ кафе за надписью «ЕФАК»…………………
Тут не Сайг в городе, и не мы в нём, а он в нас! Ты же знаешь, я по всему Союзу перелазил, да и перепил, соответственно, в такой экзотике, что у Фёдора Конюхова мустанги в его бороде обзавидовались бы не на шутку!
Не о здоровье суть, а о нас, грешных!
Кто, кроме нас самих, себя вспомнит без прикрас! Менты? Досьеклепальщики ФСБшные? Мне вот, похер: на меня уже в восьмидесятые там Талмуд, толщиной с отрывной календарь валялся, мне, что, это в чём–то помешало?
Сайгон, помимо его расположения, был ещё и точкой антиинфернального соединения сознания людей, знающих слово «Свобода» не понаслышке, а спавших с нею, обнимающих и любящих её, и поутру заваривающих ей чашку кофе. Хотя, география была тут идеальна!
Мир, конечно, тесен, хотя, мне кажется, что лишь прослойка тонка: были же и «Кошка», и «Десерт» и прочая. И что?
Человеку дОлжно с годами становиться ответственным не только за себя, иметь обязательства перед семьёй, собой, начальством, и прочими геморроями, но здесь был островок ТАКИХ ЖЕ, не сгоняемых сюда никем, а, просто, желающих, хоть на пару десятиминуток, свободно подышать!
* * *«Росанна», «Пьяный садик», «Кошка» и «Десерт», «Краны», «Эбби Роуд» и «Крыса»…
Да было уже место, на пересечении Гагаринской и Гангутской, равноудалённое от Пестеля и «Мухи», то ли «Росанна», то ли «Расанна», уже не помню. Проходил неделю назад — заброшенная территория, дверь на замке ржавом, за окнами — перманентное состояние ремонта, но Ровшанов и Джамшудов не наблюдается, стало быть на консервации. Лет пять тому народ там плотно тусовался.
Следите за цепочкой: «Гастрит» плюс «Огрызок» — «Эбби Роуд» (угол Некрасова и Литейного).
Сноска — через дорогу — пирожковая с вечным Ванькой Воропаевым, «Краны»(разливное пиво на Литейном — «кто опять спёр МОЮ дежурную трёхлитровую банку?») — дольше по Литейному в сторону «Спартака» — «Крыса» (кафе «Кофе по–восточному) — обратно до Симеоновской улицы и по ней в сторону Фонтанки (маршрут по годам, во временном отрезке) — «Десерт–холл» с двумя пьяными садиками по обе стороны улицы, т. е рядом с церковью «Симеония и Анны» — широченный сквер на пересечении Симеоновской и Моховой рядом с брандмауэром, на котором в самом верху каким–то человеком–пауком было написано «Жан Татлян» (экзотическое пристрастие и нездоровая ориентация для экстремала!) — через «Рок–н–ролл» (крошечная, но уютная пивная на Моховой с вечно весёлыми персонажами из ЛГИТМиКа) в сторону Пестеля через разливуху до бывшей «Шоколадницы» (но там дороже, её единственный плюс — ночная, сволочь) — по Пестеля в сторону «Мухи» с поворотом на Гагаринскую до «Росанны».
Территориально — место клёвое, садик там, рядом, как два «Эльфа», только закрыто сейчас наглухо.
«Солнце Ленинграда»
Так не похожий на любовь, проходит день.Часы, наверное, от возраста спешат.Вновь Ангел растворяется в воде,И бьётся в Петропавловке душа.Чьи крылья так похожи на мостыРасправленные, да не унесут.Хотя к утру уходишь, вечно, ты,Чтобы к себе отправиться на суд.Разлуки прочерки, — как вид на островахЗаката красного в прокуренных гостях.Знакомым почерком написаны слова:«Всё не напрасно, но и это всё пустяк!»Ведь, солнца вновь, склонится голова,Куда–нибудь, на чьё–нибудь плечо.Любимая, ты снова не права!Что в этом мире что–то есть ещё…
Пьяный спуск — 1
Рауль, Мюллер, Мухомор, Карузо, Глинка, Борман, Оззик, Слепой, Нильс, Вовка Ол, Сашка Салат, Марчелло, Фил Хазанович, Стас Шериф, Элисы — металлист и рижский, Боцман, Густав, Дэйв, Лёша Зорро, Папуас, Макс Купчевский, Маугли, Лео, Боб Настя, Коля Аргентина, Юрай Резников, Мишка Филлипов, Димка Рони, Сашка Француз, Славка Николаев, Игорь Дункул, Валера Кривошей, Матроскин номер два, Миша Пушкин, Валера Блэйк, Ронисы — старший и младший, Кира Соболь, Аркаша Грек, Дуче, Поручик, Бэм, Лёша Фред с Ирой Засадой (остальных барышень не упоминаю по причине их всеобщего очарования для данной стадии релаксухи. Грэйт сорри!)…
Всех перечислять — дело неблагодарное. Те, кто остались в живых, да и кто пить бросил, что–то наверное помнят, а не хотят, что из того: жизня на месте не стоит, паскуда…
Следуем к пьяному спуску:
У Алекса Оголтелого было удивительное свойство: чуйка на ментов. Начало сборов со словами: «Ну, кажется пора!» — означало только одно — скипать следует по–быстрому!
Может это его органическое неприятие представителей данного надкласса млекопоедающих трансформировалось в предчувствие их появления в любой ситуации? Не знаю, но только индикатором он был 100 %-м. Причём, где бы ни совершался акт распития: в окрестностях ли рок–клуба, Эльфа, Ройяля, того же пьяного спуска — оно его не обманывало.
Пьяный спуск… Местечко между Аничковым и Симеоновским мостами через Фонтанку. Место, где летом в жару можно было, раздевшись, до у кого совесть позволяла, опустив ноги в воду, под относительно свежее пиво, в центре города, послать всех нах… и попробовать слегка отдышаться! Выбор места далеко не случаен, стрёма ждать было, в принципе, неоткуда! За спиной — Фонтанный дом, Ахматова там больше не живёт, да и вряд ли вызвала бы, музыкальная школа справа — улыбается брандмауэром, разве что напротив? Но там — Дом Кино, а жильцам соседних домов было глубоко параллельно на происходящее на том берегу.
Издержки бывают во всём: оттуда стучали исполненные праведного гнева и зависти культурные квартиросъёмщики и квартировладельцы, а на адрес, с коего был произведён звонок хронически откликалось только 27‑е, которому было глубоко насрать, кто гадит у соседа на участке! Весёлая компания продолжала отдыхать, нарушая открыточный вид из окна, и оскорбляя вседозволенностью.
Проколы неизбежны, совпадения — тем более. У жизни вообще, под хвостом — то кнут, то пряник. С нашей стороны набережной озабоченные согорожане не ленились иногда дойти до телефонной будки, и оттуда приходилось приезжать уже «Пятёрке». Бежать было некуда, разве что вплавь через речку, но обламывало, да и не особо климатило сдохнуть, по пьяни под очередным речным трамвайчиком, русалку им в жёны, да вилы Нептуна им в задницу!
