Однако о похищении геолога узнает агент иностранной разведки Хью Бреф, мечтающий открыть запасы урановой руды и использовать это открытие для своего обогащения. Он также подвергает геолога истязаниям, но тот проявляет героизм и преданность своей социалистической родине и погибает от руки врага. Образ молодого геолога привлекает наши симпатии своей смелостью и силой духа.
В книге выведен и замечательный образ юноши из народа — Райчо, который в самых тяжелых обстоятельствах проявляет смекалку и храбрость.
Повесть написана увлекательно, исполнена романтики приключений.
Как коллега и друг писателя Ивана Ружа, я очень рад, что его книга выходит на русском языке. Будучи главным редактором журнала «Болгаро-советская дружба», который пропагандирует в нашей стране достижения советских людей, а также по моим личным наблюдениям во время поездок в Советский Союз я знаю, что советская молодежь очень интересуется Болгарией. Я убежден, что этот интерес побудит тысячи наших юных советских друзей прочесть одну из лучших болгарских приключенческих книг «Таинственное похищение».
Ангел Тодоров
Глава первая
Золото
В один из летних дней 1947 года, перед рассветом, из леса в глухом уголке Родоп, где по непролазным зарослям и ярам петляет граница, вышли двое мужчин в потрепанной, рыжего цвета одежде, какую носят местные жители. Внимательно оглядевшись по сторонам и определив в полумраке по им одним известным приметам дальнейшее направление, они снова скрылись за деревьями и быстро зашагали на север, держась опушки леса.
В сумеречном свете холодного утра лица их выглядели серыми и безжизненными. Рубахи на них потемнели от пота, ноздри раздувались от учащенного дыхания — видно, шли они долго, не жалея сил. Оба были среднего роста, только шагавший впереди чуть ниже и шире в плечах. Руки у него были длинные, с крупными кистями и узловатыми пальцами. Несмотря на размашистый шаг, он шел легко и бесшумно по опавшей листве, ступая между сухими сучьями сперва на носки, а потом уже на всю ступню. Широкая могучая грудь, выпирающая из короткой куртки, жилистая шея, туго натянувшая ворот рубахи, и вся фигура — сбитая, коренастая, свидетельствовали о недюжинной силе этого человека. Квадратная голова, выступающий подбородок, прижатые к черепу уши говорили о непреклонной воле и твердом характере, а тонкие, загибающиеся книзу губы, встречающиеся чаще всего у людей, которые не привыкли бросать слова на ветер, — о нелюбви к болтунам. Низко нависшие брови, холодный блеск стальных глаз, едва различимых в неясном свете занимающегося дня, да и весь неприветливый облик показывали, что ему отнюдь не присуща склонность к душевным излияниям и мягкосердечию.
Шедший за ним был худ и костляв, с маленьким испитым лицом. Каждый раз, когда под его ногами раздавался хруст валежника и его товарищ, вздрогнув от шума, резко поворачивал к нему голову и бросал на него укоризненный взгляд, он смешно втягивал тонкую шею в торчащие плечи, поспешно отводил в сторону глаза и виновато моргал, походя в такие минуты на испуганную собаку. Вся его обожженная ветром и солнцем шея, насколько позволял видеть ворот расстегнутой рубахи — от острых, выпирающих ключиц до маленького подбородка и мочек прозрачных, покрасневших от быстрой ходьбы ушей, была в блошиных укусах. Видно, он провел зиму в одном из бедных родопских сел, где блох водилось великое множество, и пробыл там до тех пор, пока не сошел снег, все еще белевший редкими пятнами на скалистых северных склонах каменных громад, тянущихся до самого горизонта.
Отсутствие блошиных следов у первого и, въевшаяся в складки его дубленой кожи пыль говорили о том, что, хотя его жизнь и не была особенно привольной, ему не пришлось зимовать в царстве блох.
В часе ходьбы от места, где они впервые показались из леса, тот, что шел впереди, остановился и, повернувшись, сунул левую руку в карман. Когда он ее вынул, кончики его пальцев сжимали смятую пачку сигарет. Он протянул ее своему спутнику и грубым, сиплым голосом, вполне соответствовавшим его внешности, проговорил:
— Сюда-то мы легко попали, теперь посмотрим, как выберемся отсюда.
— Авось выберемся! Как кончилась война и границу провели по старым местам, ее не очень-то стерегут. Здесь еще стараются, а про ту сторону и говорить нечего.
— Стерегут — не стерегут, а нам лучше не лезть на глаза. Береженого бог бережет. Пошли, нечего время терять! Надо поспеть к месту, покуда совсем не рассвело. Никто не должен нас видеть.
Говоря это, он прижимал правую руку к куртке, под которой дулом вниз висел обрез.
И они снова быстро зашагали один за другим, не выбирая дороги. От брошенных на землю окурков некоторое время тоненькой струйкой вился голубоватый дымок, таявший в утреннем сумраке еще не проснувшегося леса.
Весь дальнейший путь шли молча. В молчании карабкались на кручи, спускались в глубокие овраги, перескакивали пенистые потоки, ни разу не проявив нерешительности, не усомнившись в правильности выбранного ими направления. Видно было, что в этих дебрях им бывать не впервые и что они непременно доберутся до нужного места.
Почти из-под самых ног у них выпорхнул глухарь, веером распустив хвост. Вытянув темную, с красными очками на глазах голову, он полетел прямо перед ними, шумно хлопая тяжелыми крыльями. Из травы показалась курочка; она то пряталась, то выглядывала из-своего укрытия, следя крохотными глазами-бусинками за движениями пешеходов.
Вот проворно вскочила косуля, всю ночь щипавшая молодые побеги и траву и улегшаяся на заре в густых зарослях. Она метнулась за стволы, взмахнула раза три белой салфеткой и исчезла. Только и осталось от нее, что небольшая, вырытая острыми копытцами ямка с белевшими по краям коротенькими ворсинками. Да еще стоял в воздухе некоторое время запах лесного зверя.
По толстому стволу высокой сосны спустились почти до самой земли две белочки, пошипели, пофыркали друг на друга, будто ссорясь, и снова быстро вскарабкались вверх, к густой кровле из раскидистых игольчатых ветвей.
Лес постепенно наполнялся жизнью, движением, но как-то тихо, исподволь. Коротким, пугающим эхом отдавался время от времени прерывистый стук — где-то долбил дерево дятел. Вот он, сизо-черный, с красными крапинками, мелькнул в воздухе, опустился на сухой сук, постучал по нему острым клювом и полетел дальше.
Иногда путь им преграждали поваленные бурей огромные сосны. Словно беспомощные великаны, лежали они, бессильно прижавшись к земле искалеченными во время падения верхушками, уныло простирая кверху короткие корни, на которых еще держались куски дерна с травой и цветами. Путникам приходилось перелезать через них или обходить их стороной.
