Яйцо оказалось всмятку
На другой день я стоял на перилах Хомутовского моста и ждал…
Внизу проплывала лодка. В ней сидела Лида, моя соседка. Она уже взрослая — десятилетку кончила. На ней был сарафан. Она держала в руке лилию. Это ей Димка, электрик с мебельной фабрики, сорвал. Он воображал из себя музыканта — купил баян, а играть-то не умел. Димка сидел в лодке и чего-то хвастал.
Я приготовился прыгнуть, чтоб обрызгать их с ног до головы, гляжу, по деревянному быку вверх лезет Ромка.
— Твоих родителей в поселковый Совет вызывали? — крикнул он. — Тебе от родителей попало?
Он влез почти до самого настила моста. Я стоял на перилах… Сверху Ромка был совсем маленький.
— Не, — ответил я.
Мне и в самом деле не влетело, потому что я убежал на реку.
Момент для прыжка был упущен. Мы прыгнули в воду просто так. Тут тень от фабричной трубы дотянулась к до дороги, мы поплыли к берегу, потому что пора было идти по домам обедать.
Я-то не торопился: мне рано было возвращаться, мать ещё не успокоилась: нам штраф прислали на три рубля.
Я думал, думал, как бы раздобыть что-нибудь поесть, чтоб протерпеть до вечера, и надумал. Я спросил:
— Кем твой отец и мать работают?
— Папа поступил начальником пожарной охраны на мебельную фабрику. Мама… Она — провизор, — похвастался Ромка.
— Кто? — Я знал много профессий: лётчик, кузнец, электромонтёр, но про такую профессию не слышал.
— Провизор… В аптеке по рецептам делает лекарства.
— Аптекарша, — догадался я.
— Нет, провизор.
Я не стал спорить: если он хотел, чтоб его мать работала каким-то провизором, пусть работает. Я перешёл к делу:
— Сейчас домой придёшь… Обедать будешь?
— Бабушка ждёт… Борщом накормит и голубцами.
— Хорошо, когда есть бабушка. — Я вздохнул, подумал и сказал: — У меня бабушки нет. Она умерла.
Мне даже грустно стало от того, что я сказал. Бабушка-то была жива и здорова, жила в Ростовской области. Но всё равно мне почему-то стало жалко бабушку, вы же знаете мой характер: я всегда верю в то, что говорю.
— Вынеси что-нибудь поесть, — сказал я под конец. — Не хочется идти домой. — Бабушки у меня нет. И нога болит.
Мы подошли к Ромкиному забору. Медведев пролез в дырку, я сел на бревно у забора.
Было слышно, как бабушка заставила Ромку вымыть руки, потом разжигала керогаз, гремела кастрюлями…
От нечего делать я думал. Я иногда думаю, когда делать нечего. Вспомнил книжку про знаменитых путешественников. Они оказались в пустыне. Они умирали от голода и жажды. Долго, так интересно умирали.
Тут в заборной дырке показалась Ромкина голова.
— Держи! — он сунул мне тёплый блин и два яйца.
Думать сразу расхотелось. Я ел блин и яйца. Между прочим, яйца оказались всмятку. Это я узнал, когда на штаны вывалился желток.
— Всё равно! — решил я. — За кино попадёт и за штаны. Теперь до вечера можно терпеть. Вечером с работы отец придёт. Отец любит, чтоб его встречали с работы. Может, ничего и не будет за кино. И за брюки тоже ничего не будет. Отец заступится.
Бабка Агафья
Потом мы лежали на раскалённом песке. Вообще песок, после того как посинеешь в воде, ценная вещь. Я подсыпал под бок целую горку.
Ромка говорил что-то про сады:
— Чтоб быть с сильной волей, надо быть честным. Кто не честный, у того не может быть сильной воли. По чужим садам лазить нельзя, потому что нечестно. А кто может объяснить, почему яблоки в чужом саду вкуснее, чем в своём?
Я ничего не ответил. Я стучал зубами от холода.
— Парадокс получается, — продолжал Медведев.
Откуда он такие слова берёт: провизор, парадокс?
— Что это такое? Сорт яблок? — спросил я.
— Нет. Парадокс… Абсурд знаешь? Это вроде абсурда.
— Так бы сразу и сказал, — ответил я.
Я так ничего и не понял, но больше говорить не хотелось… Сверху палило солнце, внизу поджаривал песок. Глаза закрылись. Чудно как! Я слышал, как плескалась Усманка, как говорил Ромка, я не спал и в то же время как бы спал. Я чувствовал, как отогревается спина, как букашка поползла по моей руке, но пошевелить не мог даже пальцем.
— Нельзя, а хочется, — слышался голос. — Так всю жизнь. Тебе хочется, но нельзя. К бабке Агафье залезть можно!
Я очнулся.
«То нельзя, то можно», — соображал я. Ещё час тому назад я звал его залезть к Лидке, нарвать яблочек, а он отказался, теперь меня зовёт.
— Бабка Агафья — вредный тип! — твёрдо заявил Ромка.
— Откуда знаешь?
— Мама говорила. Она в аптеке работает, она всё знает.
— Тогда что же… Раз твоя мама говорила, раз тип… Когда полезем?
Что бабка вредная, я и без Ромкиной матери знал.
Агафья считалась пенсионеркой. Но была спекулянткой. У неё был дом. Большой. Летом она сдавала его дачникам, и веранду тоже сдавала, сама жила с двумя собаками в сарае, стерегла сад. Сад у неё был! Такого больше ни у кого не было! Яблоки — во, с кулак! Мы как-то на сборе отряда решили взять над бабкой шефство. Пошли и сказали, что теперь мы — тимуровцы, и будем её перевоспитывать: будем колоть дрова, ходить в магазин за кефиром… Чтоб она не позорилась — не ездила в город спекулировать картошкой и яблоками.
Бабка выслушала, потом как схватит хворостину, собаки как залаяли. Больше мы и не ходили к ней.
— А если ребята узнают? — спросил я на всякий случай. — На совете отряда разберут. Мы клятву давали по чужим садам не лазить. Пионерам нельзя по чужим садам лазить…
— За вредных не разбирают, — успокоил Ромка.
— Но к Агафье залезть не просто: у неё собаки, — вспомнил я.
— Мы просто и не будем, — Ромка что-то соображал. — Мы по плану. По стратегическому.
— Ха! Кто нам его даст? План…
— Сами разработаем. Стратегический план разрабатывается перед началом военных действий. Так написано в папином учебнике.
— Ладно, разрабатывай, — согласился я.
Медведев разровнял ладонями песок, взял палочку и нарисовал закорючки.
— Ну и что? — посмотрел я.
— Это план сада. Вот ворота, улица, сарай. — Он подумал немного и нарисовал стрелку. Подумал ещё немного и нарисовал двух уродцев с большими головами.
— Это что за головастики?
— Ты и я…
— Сотри!
— Почему?
— Ненавижу, когда карикатуры рисуют!
Ромка не стал стирать, он сказал, что графическое изображение необходимо.
— Тогда всех рисуй, — потребовал я.
Ромка нарисовал. Бабка Агафья получилась ещё страшнее нас. С кривым носом, кривыми глазами, глаза у неё были разной величины и смотрели в разные стороны, на руках было по шесть пальцев.
План получился хороший — с собаками, деревьями и прочими графическими изображениями.
Доисторический пистолет
Штаб мы сделали между сараем и медвединским забором. Потолком был лист фанеры, на пол мы постелили козлиную шкуру. Шкуру кто-то выбросил, но мы её подобрали. Она нам пригодилась. Правда, от неё пахло немного. Но если на ней долго сидеть, то ничего… Ни капельки не почувствуешь. Хорошо было прятаться в собственном штабе: ты всех видишь, кто идёт по берегу реки, а тебя никто не видит.
Я достал из-за пазухи большое увеличительное стекло. Это было всё, что у меня имелось.
У Ромки в полевой сумке лежала куча ценных вещей. Он вынул ножичек, катушки… Потом вынул настоящую японскую морскую карту.
— Ого! Откуда достал? — не поверил я, что карта морская и японская. На ней было написано множество крючочков, так японцы пишут названия заливов и всего прочего.
— Папин друг привёз с Сахалина, — сказал Ромка. — В ней кетовая икра была завёрнута. Икру съели, карту я себе выпросил.
Интересная карта! Как только по ней разбирались японцы? Тут Ромка вынул из полевой сумки настоящий доисторический пистолет. С длинным стволом, с длинной деревянной ручкой. Из такого пистолета наверняка даже стреляли. Я и про карту забыл.
— Где достал? — спросил я. Меня завидки взяли. Кого хочешь взяли бы завидки.
Ромка ответил:
— Подарили в Хабаровске на день рождения. Взамен давали маску от противогаза с трубкой. Можно на дно реки опуститься, трубку наверх, как хобот, высунуть и дышать и всё видеть, как водолаз. Смотри, ствол. Курка жалко нет. Это дырка в стволе. Отсюда пуля вылетала.
Я посмотрел на пистолет и представил, как из него стреляли… А вдруг этот пистолет принадлежал самому Степану Разину? Разве не может быть? Мне про Степана Разина папа рассказывал. Это был атаман; верные царские слуги хотели его изловить. Я представил, как атаман скачет на лошади, за ним верные царские слуги гонятся, Степан Разин обернулся — бух-тарарах!.. Попал самому верному слуге прямо в лоб. Другие слуги перепугались и попрятались… Жалко, что Ромка привёз пистолет с Амура, а Степан Разин жил на Волге. Это далеко друг от друга — Волга и Амур. Посмотрите на карте. Только не на японской: на японской всё равно ничего не поймёте.
