НАДЯ. Боже мой, какая глупость! Мало ли о чем на стройке треплются девушки.
ОГОРОДНИКОВ. Давайте называть вещи своими именами.
УХОВ. Позвольте, после всего, что было, вы же ее в чем-то обвиняете?
ОГОРОДНИКОВ. А что, собственно, было?
НАДЯ. Да ничего же и не было. Я ведь сказала: это просто такая шутка.
УХОВ. Только не надо покрывать. Ты сейчас испугалась и отказываешься от своих же собственных слов.
ОГОРОДНИКОВ. Что она вам говорила?
УХОВ. Только то, что вы за нею ухаживали.
ЛИДА. Женатые за всеми ухаживают.
УХОВ. Но не все их поощряют.
ЛИДА. Она не поощряла.
ОГОРОДНИКОВ. Вы и здесь наболтали?
УХОВ. Не запугивайте ее.
ЛИДА. Зачем вы вмешиваетесь, вы же не знаете, что у них такое. Мало ли что!
НАДЯ. Не кричи на дядю.
ЛИДА. Дядя нас выходил, дядя дал нам жизнь, пускай теперь даст нам пожить свободно.
УХОВ. Тебе такая свобода нужна? Ее не будет! (Огородникову.) Если вас вызывали в партком, значит, есть за что.
ОГОРОДНИКОВ. Меня вызывали потому, что туда обратилась моя жена. (Наде.) Когда я вас приглашал в Таллин? Куда я вас возил на машине? В какие я вас водил рестораны?
НАДЯ. Это я просто фантазировала. Как я могла подумать, что ваша жена узнает про всю эту ерунду да еще пойдет в партком.
ОГОРОДНИКОВ. Так вот, теперь пойдите туда вы и пофантазируйте обратно.
НАДЯ. Игорь Степанович, я не могу этого сделать. Вы скажете, вам поверят. Если уж вам не поверят, то кому же!
УХОВ. Не понимаю. Значит, ты им наврала?
НАДЯ. Если хотите – называйте так.
ОГОРОДНИКОВ. А как же это еще называть!
НАДЯ (с готовностью). Ну, наврала.
УХОВ. Как наврала? Зачем? Умалишенная!… Ни с того ни с сего опорочить человека! Я должен знать, зачем это тебе понадобилось.
Надя молчит.
ОГОРОДНИКОВ. Надежда Георгиевна, я прошу вас позвонить моей жене и объяснить ей все.
НАДЯ. Конечно.
Огородников набирает номер.
Сейчас? Я еще не готова. Я не знаю, что говорить.
ОГОРОДНИКОВ. Назовите свою фамилию, говорить будет она.
НАДЯ. А потом?
ОГОРОДНИКОВ. По обстановке. (В трубку.) Вера, сейчас с тобой поговорят.
НАДЯ (в трубку). Здравствуйте, это говорит Резаева, учетчица…
В трубке заклокотал женский голос. Надя хочет вернуть трубку Огородникову, но тот отстранился. Когда голос смолк, Надя сказала:
Я целиком с вами согласна. Но это недоразумение. Я пошутила. Это такая шутка.
Активная реплика в трубке, короткие гудки станции.
ОГОРОДНИКОВ. Что она сказала?
НАДЯ. Неразборчиво.
ОГОРОДНИКОВ. Благодарите судьбу за то, что у меня мягкий характер. (Не прощаясь, ушел.)
УХОВ. Так. Красивая история. Что ж, теперь тебя могут обвинить в клевете? Этого не хватало.
НАДЯ. Ничего не будет.
УХОВ. Откуда ты знаешь? Что он за человек – может быть, он негодяй. Зачем ты все это придумала?
ЛИДА. В какой-то степени это можно понять.
УХОВ. Нормальный человек этого не может понять.
ЛИДА. Просто немножко похвалилась.
УХОВ. Зачем похвалилась? Кем похвалилась? Ты его видела?
ЛИДА (сокрушенно). Да…
УХОВ. Какое-то запоздалое детство. (Наде.) Я понимаю, тебе в свое время не довелось подурачиться вволю. Так ты решила наверстать теперь? Мало того, своими фантазиями морочишь голову сестре. Погоди, жизнь еще стукнет дубинкой по ее одаренному лбу. Самобытный талант. Всюду таланты. Полным-полно талантов. Молись на нее, молись! (Ушел.)
НАДЯ. Заниматься.
Лида села на свое место. Видит, что сестра расстроена, свистнула. Надя не ответила.
ЛИДА. Представляю, как тебе хочется оборвать поводья и поскакать по холмам. Твоя беда в том, что я все время сижу у тебя на шее.
НАДЯ. Ничего, я привыкла.
ЛИДА. А тут еще дядюшка. Разумеется, мы его должники по гроб жизни. Но он давал нам деньги на хлеб, а ты ему неизвестно на что десятку с получки.
НАДЯ (махнула рукой). А! Разве в этом дело?… Все это ерунда, не имеет решительно никакого значения. Для нас с тобой важно совсем другое… (Напевая веселую синкопированную песенку, швырнула со сноровкой учебник на диван, переставила свой стул.)
Лида подхватила песенку, швырнула свой портфель туда же.
Ну, покажи, как ты войдешь. Я комиссия, там дверь.
Лида исчезает за дверью, входит.
Фамилия?
ЛИДА. Резаева.
НАДЯ. Громко, ясно. Они устали, перед ними проходят десятки. Ты должна остановить внимание на себе.
ЛИДА (громко). Резаева.
НАДЯ. Так. Что вы будете читать?
ЛИДА. Отрывок из "Войны и мира".
НАДЯ. Отрывок из романа "Война и мир".
ЛИДА. Отрывок из романа "Война и мир".
НАДЯ. Не спеши. Пауза. Пускай они на тебя посмотрят. У тебя хорошие данные. Так. Сосредоточилась. Можешь начинать.
ЛИДА. " – Только еще один раз,- сказал сверху женский голос, который сейчас узнал князь Андрей.
– Да когда же ты спать будешь? – отвечал другой голос.
– Я не буду, я не могу спать, что же мне делать? Ну, последний раз…
Два женских голоса запели какую-то музыкальную фразу, составляющую конец чего-то.
– Ах, какая прелесть! Ну, теперь спать, и конец.
– Ты спи, а я не могу,- отвечал первый голос, приблизившийся к окну. Она, видимо, совсем высунулась в окно, потому что слышно было шуршанье ее платья и даже дыханье. Все затихло и окаменело, как и луна, и ее свет, и тени. Князь Андрей тоже боялся пошевелиться, чтобы не выдать своего невольного присутствия.
– Соня! Соня! – послышался опять первый голос.- Ну как можно спать! Да ты посмотри, что за прелесть! Ах, какая прелесть! Да проснись же, Соня,- сказала она почти со слезами в голосе.- Ведь этакой прелестной ночи никогда, никогда не бывало!"
НАДЯ. Что ты на меня смотришь, мне давно уже нравится все, что ты делаешь. Может быть, даже надо еще сильней. Помнишь, ты рассказывала, у тебя было такое желание: прожить только месяц, но вовсю! А потом взять и умереть. Ведь Наташа Ростова точно такая и есть! Не каждый человек способен испытать счастье. А она может извлечь для себя радость из чего угодно – из того, какая сегодня ночь, какое небо! Вот она и говорит: "Соня, Соня, ну как можно спать!"
ЛИДА. "Соня! Соня! Ну как можно спать! Да ты посмотри, что за прелесть!…" Надька, а может, мы просто ненормальные? Ведь скорей всего ничего не получится, никуда меня не примут, просто по теории вероятности. Ведь это скорей всего!
НАДЯ. Не получится, тогда и будем думать.
ЛИДА. Если даже меня вдруг и примут, это тоже еще не все. Иногда мне кажется, будто я действительно что-то могу. Но иногда мне становится страшно… Что мы делаем, чем все это кончится? С тобой же нельзя говорить на эту тему трезво, ты как оглашенная, ты все давно решила за меня! Дядя правильно говорит: быть средним инженером – куда ни шло, но быть посредственной артисткой? Это стыдно!
НАДЯ. Было бы стыдно, если бы тебе нужна была слава, успех. У тебя другая цель – давать людям радость. Давать людям радость – разве этого можно стыдиться? Наоборот, будет плохо, если ты ничего не проверишь, ни в чем не убедишься и сама зароешь свой талант в землю. Вспомни, как мы в Омске ходили с тобой в театр. Такое везение: над детским домом шефствует театр! Это один случай на тысячу. Нас бесплатно пускали на утренники. Мы все время ждали: через семь дней, через пять дней, через три дня мы идем в театр!… Если у нас случалась какая-нибудь неприятность, мы не падали духом, мы знали: через два дня мы идем в театр!… Когда в зале гасили свет и снизу освещали занавес, он становился как будто прозрачный, он как бы сам светился, помнишь? Ты смотрела на сцену, еще была маленькая, ничего не понимала, а глазенки – вот такие!… И вот теперь – столько потрачено сил, столько переговорено, столько бессонных ночей – ты вдруг чего-то испугалась? Заранее, без всякой причины, ни с того ни с сего?… Продолжай.
ЛИДА. "Соня,- сказала она почти со слезами в голосе.- Ведь этакой прелестной ночи никогда, никогда не бывало!…"
