– Лучше возвращайся поскорее, а то меня того и гляди здесь удар хватит, пока тебя нет!
Джулио вышел на улицу и направился в банк, придерживая в кармане вексель, чтобы не потерять; он старался держаться уверенно и шел, высоко подняв голову. Пусть все видят: ему нечего бояться.
Никколо снова развалился на стуле, вытянув свои длинные ноги аж до самой середины лавки, и принялся мусолить во рту сигару, то и дело сплевывая на пол. Он даже не шевельнулся, когда на пороге показался посетитель, хотя они были хорошо знакомы и в былое время ходили вместе на охоту.
– Как поживаете? – спросил вошедший.
– Хорошо. А вы?
– Да вот, простудился немного.
Никколо слегка улыбнулся и сделал вид, что встревожен:
– Надо быть внимательнее к своему здоровью!
Пока синьор Риккардо Валентини разглядывал книги, Николо, как ни в чем не бывало, снова закрыл глаза. Вообще клиенты, давно знавшие братьев, обычно не обращались к Никколо, предпочитая дождаться Джулио, чтобы купить понравившуюся книгу.
– Хорошая у вас жизнь, сидите себе целый день! – сказал Валентини.
– Да, не жалуюсь. А вы, поди, завидуете?
– Я? Ну что вы. Напротив, я только рад за вас.
– Да, я живу на широкую ногу назло всем тем, кто меч– тает видеть меня нищим. Что мне до них? Пусть лопнут от злости!
Синьор Валентини тихонько засмеялся. Никколо же продолжал:
– У меня на обед сегодня дрозды и куропатки. Я заказал вино в одном из лучших погребов Кьянти, если бы вы его попробовали – диву бы дались. Господи! Люблю себя побаловать! Что может быть важнее в жизни, чем такие вот удовольствия? Да, в душе я аристократ – не то, что вы!
– Не то, что я? Ну еще бы! У меня забот по горло. Вот сегодня, к примеру: заболел управляющий – так мне пришлось приехать в Сиену. И дела все неотложные, да и как иначе, когда тридцать имений на твоем попечении? Не говоря уже о финансах.
Никколо, довольно потирая руки от таких признаний, продолжал дразнить Валентини:
– Вино и пунш! Я сам готовлю пунш. Пол-литра рома зараз! Вот это жизнь!
Бешеная радость охватила Никколо. И когда он смеялся так дико и неистово, то почему-то делался обворожителен.
– Джулио ушел на свидание с одной милой девушкой, вот он вернется – тогда закроем, наконец, эту клетушку и пойдем обедать. М-м-м – да, обед будет что надо! Жаль, у меня только один желудок, второй был бы очень кстати! Я заказал нашей служанке килограмм пармезана и еще особых груш, каждая фунт весом. Готов поспорить, что вы были бы не прочь разделить со мной такую трапезу!
Синьор Валентини засмеялся, похлопав Никколо по плечу. Затем спросил:
– Скажите, откуда у вас такая статуэтка Мадонны – та, что на сундуке?
Никколо нахмурился.
– Или, может, не хотите раскрывать секрета?
– Напротив. С вами я готов поделиться: эта Мадонна попалась мне в одном из крестьянских домов. И за это сокровище я отдал всего-навсего сто лир!
Он вскочил и завопил в каком-то странном восторге:
– Сто лир! Жалкие сто лир! Да он мне ее даром отдал! Есть же на свете такие идиоты!
– И за сколько вы ее продаете?
– Я-то? – прогремел Никколо, затем добавил пренебрежительно:
– Вчера один англичанин предлагал за нее четыре тысячи лир, четыре тысячи!
– И вы согласились?
– Да я за нее все шесть выручу.
Последние слова Никколо произнес тихо и задумчиво. Он, было, сел, успокоившись, но вдруг снова вскочил и закричал, топнув ногой:
– Сто лир! Ну, разве не идиот? Нужно быть круглым дураком, чтобы так продешевить!
Тут Никколо в очередной раз огорошил гостя своим смехом, который больше напоминал судороги.
В эту минуту вошел Джулио. Он бросил на Никколо пристальный взгляд из-под полей шляпы, которую всегда машинально натягивал на глаза, возвращаясь из банка.
– Что это ты разошелся?
Никколо резко осекся и, не ответив ни слова, бросился прочь из лавки.
II
Он шагал по улице с важным видом, высоко подняв голову; на все приветствия отвечал сквозь зубы, презрительно и односложно, будто куда-то торопился. Дойдя до фруктовой лавки на улице Кавур, он окинул взглядом лотки с фруктами, слегка повел головой, будто поправляя воротничок рубашки, но не остановился. Аромат фруктов манил Никколо, буквально сбивал с ног, однако он продолжал идти вперед, сам не зная куда, и то и дело сталкивался с прохожими. Какая-то неведомая сила все-таки заставила его повернуть обратно: из головы у него не шли только что увиденные фрукты, которые казались самыми вкусными и сочными на свете. Никколо чуть не плакал, в кармане у него не было ни гроша. Оставалась последняя надежда: попросить денег у брата.
Синьора Валентини в лавке уже не было.
– Ну и что здесь надо было этому бездарю? Попадись он мне еще раз – вот уж угощу его тумаками!
– Чем он тебе не угодил? – спросил Джулио с улыбкой.
– Ха! Еще не хватало, чтобы он сделал мне какую-нибудь гадость. Просто я его не желаю ни видеть, ни слышать – разве этого мало?
– Да ты никого не можешь ни слышать, ни видеть. Сумасшедший просто! И в кого ты такой?
Тут Никколо схватил брата за руку, скрежеща зубами, и взмолился, как капризный ребенок:
– Джулио, дорогой мой! Ты не представляешь, какие я только что видел яблоки и груши – полжизни готов отдать, лишь бы их попробовать! Просто чудо…
Джулио, посмеиваясь над его алчностью, спросил:
– Что, и впрямь так хороши?
– Божественны! И кожура так лоснится… Пока их не попробую – на другую еду и не посмотрю!
– Вот Энрико вернется – пошлем его за фруктами.
– Да, да! Пусть возьмет нашу утреннюю выручку и купит! У него, небось, тоже слюнки потекут, как их увидит.
– Не сомневаюсь!
Вошел Энрико, хлопнув дверью, – еще недавно братья могли себе позволить держать продавца, который открывал дверь перед посетителями. Энрико внимательно осмотрелся. Вид у него был недоверчивый и даже агрессивный.
– Где ты был? – поинтересовался Джулио.
– С какой стати я должен перед тобой отчитываться? Ты мне не отец! Я же не лезу в твои дела?
– Да, тебя наши дела не волнуют! – вмешался Никколо.
– Помолчал бы хоть раз! – огрызнулся Энрико. Он гнусавил, растягивая слова. – Вечно ты со своими колкостями. Я тут наткнулся на Валентини – непонятно, зачем он вообще приходит в лавку, если никогда ничего не покупает. Он и читать-то, небось, не умеет! И что ему дома не сидится? Приходит, только пол зря топчет – а мы потом чини его на свои деньги. Появлялся бы дома чаще – не пришлось бы его жене утешаться с фермером!
– Ты серьезно? Откуда ты знаешь? Вот потеха!
– Знаю – и все тут. Что бы я ни рассказал, вы обязательно спросите, откуда я знаю! Можете не верить, мне все равно.
Джулио открыл ящик стола, отсчитал десять лир и протянул их Энрико:
– Сходи, купи у Чичи яблок и груш, два кило.
– А почему я? У вас что, ног нет?
– Это он решил тебя отправить, – сказал Джулио, кивнув на Никколо. Тот сидел и обиженно молчал, глядя в сторону.
– Хорошо, схожу, но только загляну еще к мяснику за горгонзолой.
– Делай, как знаешь.
Энрико направился к выходу.
– Лишь бы ты убрался подальше и не путался под ногами! – прокричал ему вслед Никколо.
И, когда брат уже вышел, добавил:
– Ему лишь бы дурака валять.
Воцарилась тишина. Слышно было только, как Джулио, сидя за столом, тихонько постукивает очками по промокашке. Так прошло полчаса.
– Благодаря сегодняшнему векселю, у нас теперь на пять тысяч лир больше.
– Ты это мне? – спросил Никколо.
– А кому же еще?
– Мне все равно. Знать ничего не желаю.
– Не хочешь себе портить кровь?
– Джулио! Хватит! У меня и так сердце болит, словно в него нож вонзили!
– Знаю. Мне и самому не легче.
От этих слов Никколо вдруг смягчился, в его голосе послышалась нежность – казалось, еще немного, и он кинется брату на шею:
– Только любовь спасает нас, если бы не она, я уже давно, наверное, превратился бы в животное… в жабу! И не смотри на меня так! – добавил он в ответ на растроганный взгляд Джулио.
– Девочкам нужна зимняя одежда, – сказал тот.
– Так давай купим, немедленно! Ради них я готов отказаться от новых ботинок! От всего на свете! Готов умереть с голоду!
Во время таких порывов Никколо выпячивал грудь, так что казался еще выше, и принимался метаться взад и вперед, будто в лавке ему было слишком тесно. Довольный собой, он бросал гордые и пламенные взгляды, шумно вздыхая, будто только что спас племянниц от смерти. Он нервничал.
– Девочки – самое святое, что у нас есть. Разве не так?
– Я и сам все время говорю это.
– А Энрико… Он тоже так думает?
– Черт возьми, разумеется!
– И где только его так долго носит?
– Да он всего-то десять минут, как вышел, – Джулио посмотрел на часы.
– Я, пожалуй, пойду, увидимся дома. Не задерживайся! – сказал Никколо.
Оставшись один, Джулио решил подготовить несколько квитанций. В этот момент зашел молодой француз, искусствовед, приехавший в Сиену изучать творчество художников пятнадцатого века, – он каждое утро заглядывал в лавку, возвращаясь из Государственного Архива. По обыкновению хорошо одетый, он держал в руках трость с набалдашником из слоновой кости в золотой оправе. Глаза его были бирюзового цвета, а улыбку обрамляли тяжелые светлые усы.
