не сладив со смятением чувств, в десятый класс решила не идти – с дипломом восьмилетки поступила в медицинское училище.
Потерянный год? Пофиг мороз! Паспорт в кармане. Взрослая. Что хочу, то и мучу!
Отец был обижен, отношения с ним потеряли былую теплоту, впрочем, в то время это казалось потерей не большей, чем сломанная сигарета. А потом у «старика» пошёл разлад с матерью – ссоры, глупые игры в молчанку, добавление в игнор: «Передай матери, у неё что-то на плите горит… Передай отцу, его ужин в холодильнике». После развода отношения отца с дочерью совсем охладели: так… звонил раз в неделю, иногда встречались на террасе какой-нибудь кафешки. Точка.
Парни, с которыми приходилось сталкиваться в училище, не вызывали у Кристины ничего кроме презрения. Времена были «пацанские», и даже тщедушный «ботан» в очёчках пытался гнуть пальцы веером и ботать по фене.
Рисовались друг перед другом, стоили из себя крутых самцов: «Ничё так, тёла. Зацени корму». С видом знатоков нагло разглядывали Кристину, пренебрежительными струйками пускали сигаретный дым, а потом злобно шипели ей вслед: «С-сучка!». Но последнее это уже так… лекарство для души после её категоричного: «Туалет в конце коридора, шли бы передёрнули коллективно. Сухостой, говорят, вреден для здоровья».
Исключение составлял Серик – от фамилии Сериков. Щупленький, невысокий, без понтов. В тот день четверо однокурсников прижали его к стене позади главного учебного корпуса. Кристина курила неподалёку, равнодушно наблюдая за разборкой, потом не выдержала – смяла о шершавую бетонную стену окурок:
– Эй, убогие! Может, помочь? А то чё-то маловато вас против одного.
Парни насторожились. Ей и раньше доводилось строить их по струнке. Робели перед её красотой, перед недоступностью, перед уверенностью, граничащей с наглостью. Боялись возможных последствий, – много «крутых» пыталось добиться взаимности Кристины. А ещё была она на год старше, плюс пара-тройка условных лет на опережающее женское развитие. Она-то и не думала о них иначе, как «щенки».
Презрительно оглядев притихших парней, Кристина поманила Серика пальцем.
– Иди за мной.
– Чеши, пока трамваи ходят, – запоздало осмелел кто-то за её спиной.
Кристина не обернулась, и Серика за рукав дёрнула, чтобы не оглядывался. Много чести.
Уведя парнишку на безопасное расстояние, посоветовала на прощание:
– Держись от них подальше, если не можешь за себя постоять.
Серик молчал, глядя на неё таким растерянным и вместе с тем преданным взглядом, что Кристина вместо того чтобы уйти невольно рассмеялась:
– Ладно, кофе угостишь?
Парнишка нелепо засуетился, испуганно полез рукой в карман джинсов.
– Не парься, – она повела плечом, поправляя ремешок сумки. – Деньги есть, пошли.
Столик приткнулся у витрины, густо испещрённой пыльными следами давешнего ливня. Солнце било рикошетом из стеклянной пепельницы. Небритый ковбой, собрав у глаз дружелюбные морщины, смотрел с рекламного билборда у перекрёстка.
Разговор не клеился. Серик растеряно хлопал ресницами, убегал взглядом к витрине, отвечал на расспросы немногословно и часто невпопад: «Сам-то? Из райцентра… та ещё дыра… С этими? Да, так… проблемы в общаге. Предъяву кинули, будто бы я им денег должен».
Задумчиво позванивала кофейная ложечка. Ковбой улыбался с чувством выполненного долга – две сигареты из той страны, в которую он зазывал, исправно дымили над столом, изредка кланяясь пепельнице…
На следующий день Серик пришёл в училище с синяком под глазом. Кристина чувствовала себя виноватой: влезла в чужую разборку и вместо реальной помощи добавила парнишке проблем. После занятий она дождалась Серика у выхода из училища. Решительно терзая зубами жвачку, приказала:
– Иди в общагу, пакуй манатки. Поживёшь у меня, пока твои проблемы не уладятся.
В то время она уже жила одна, – мать устраивала свою личную жизнь где-то в Питере.
Серик заявился к вечеру с тощей спортивной сумкой на плече. Кристина провела его в гостиную.
– Короче, так. Жить будешь здесь. Диван, телевизор… Журнальный столик освобожу под тетрадки.
Уже от кухонной двери обернулась, крикнула в комнату:
– Чуть не забыла – посуду моем по очереди.
Ночью её разбудил тонкий скрип двери. Ёлочка паркета лоснилась в лунном свете, где-то далеко за окном бродили призраки милицейских сирен. Серик стоял на пороге, робко переминаясь с ноги на ногу. Одна коленка заметно дрожала, и Кристина вместо заготовленного: «Чего припёрся?», откинула край одеяла.
– Лезь, согреешься. Замёрз весь.
Серика била мелкая, но такая сильная дрожь, что Кристина испугалась, что с парнишкой что-нибудь случится от перевозбуждения.
– Ты, что первый раз?
Вместо ответа Серик с присвистом дышал, всхлипывал, будто собирался расплакаться, и бестолково шарил дрожащими нетерпеливыми губами по её шее, по груди. Кристина поняла, что и здесь ей придётся взять «шефство».
– Тихо-тихо, – шёпотом успокаивала она, осторожно просовывая руку между телами к низу его живота, и в ту же секунду почувствовала на внутренней стороне бедра горячую влагу. Парнишка на секунду замер как парализованный, в лунном свете запечатлелась картина, навсегда оставшаяся в памяти Кристины: искажённое мукой лицо, вспухшая на виске извилистая вена, отчаянно зажмуренные глаза. Серик бессильно уронил голову ей на плечо, но в ту же секунду схватился как на пожар, – вскочил с дивана, суетливо вороша скомканные простыни в поисках своих трусов.
– Не переживай не ты один такой, – успокоила его Кристина. – Сначала у всех так, потом нормализуется.
– Откуда знаешь? – недоверчиво буркнул он, стоя к ней спиной и пытаясь ногой попасть в перекрученные трусы.
– Так говорят, – Кристина пожала плечами, вытирая простынёю влажную ногу. – Ладно, иди сюда…
Только с третьего раза Серику удалось обуздать свою страсть, и он, наконец, сделал «дело» – поспешно, неумело.
– Слушай, – сказала утром Кристина, подворачивая на сковороде пригоревшие гренки. – На серьёзные отношения не настраивайся. Это было так, – недоразумение.
Не поднимая глаз, Серик шмыгал носом, кивал головой: да, мол, понимаю, конечно…
Недоразумение длилось почти год. Никто не понимал их отношений. Увидев Серика в первый раз, Белинская и Петракова обалдело курили на кухне.
– Зиновьева, ты это серьёзно? Он же на целую голову ниже тебя и задроченный какой-то.
Белка, называла Кристину по фамилии только тогда, когда считала, что подруга совсем мозгами отъехала.
– Парню жить негде, – оправдалась Кристина. – И совсем не на целую голову, всего два сантиметра.
– Ну, прям, мать Тереза! Может, всех бездомных приютишь?
– Может и приютю… тьфу ты, блин – приючу.
Белка артистично возводила глаза к потолку в молчаливой и вместе с тем понятной как божий день молитве: «Господи, дай Зиновьевой хоть немного ума!»
У Кристины и Серика не было друг перед другом никаких обязательств, они даже спали в разных комнатах, благо на секс много времени не уходило, и когда на горизонте появился симпатичный и разбитной Димон, Кристина, не раздумывая, закрутила с ним. Стала поздно возвращаться домой.
Серик не спал, ожидая её. Угрюмо курил на балконе. Кассетник в его комнате бесконечно зависал на одной и той же песне: «Она любила летать по ночам».
– Я свободная женщина, – пьяно покачиваясь, оправдывалась Кристина, хотя Серик даже не пытался предъявлять претензий,
