«Нива» же выехала к Ледовому дворцу. Там у работающего павильона Корвич остановился. Захотелось пить. Накануне день рождения одного из подельников, Степана Ванько, отметили. День мучился похмельем, до сих пор остались головная боль и жажда.
Он купил бутылку минеральной воды, ополовинил ее, затем запил две таблетки аспирина и почувствовал себя легче. Набрал по сотовому телефону номер. Несмотря на позднее или раннее время, это кому как, абонент, он же Ринат Батыров, ответил практически тут же:
— Слушаю!
— Не спишь?
— Что у тебя?
— У меня все ништяк. Товар в машине, сам на Волгоградке. Еду к МКАД.
— Встреча прошла без происшествий?
— У Файзула был инцидент с ментами.
— Что за инцидент?
— Он не стал вдаваться в подробности. Лишь то, что «мусора» тормознули, проверили документы, вещи и отпустили. С товаром порядок.
— За тобой не смотрят?
— Нет! Кому я нужен на своей «Ниве»?
— Ну «Нива», скажем, не твоя, но ты, перед тем как свернуть к деревне, хорошенько проверься, нет ли за тобой «хвоста». Дело очень серьезное. Сейчас на Загородном шоссе машин не должно быть, провериться можно легко.
— Ты это мне говоришь, Батыр?
— Нет, себе! Все, жду!
Батыров отключился. Выключил телефон и Федор Корвич.
Он завел двигатель и повел «Ниву» к МКАД. На окружной дороге тоже было мало машин, поэтому десять километров Корвич прошел минут за восемь, свернул на развязку и оказался на Загородном шоссе. Вот там попал в поле зрения инспекторов поста ДПС. Те ввиду разгруженности транспортного потока и отсутствия фур, большинство из которых встали на ночевку, тормозили всех проезжавших по шоссе. Проверка документов, обнюхивание, все, как положено. Инспектор, видя, что сорвать с водилы нечего, вернул документы, козырнул и, зевнув, распорядился:
— Можете ехать!
Пройдя двадцать километров, у старого кладбища Корвич свернул направо, и «Нива» затряслась на ухабах. Дорожное полотно примыкающей дороги оставляло желать лучшего.
Он миновал село, зону отдыха, въехал в лес и оказался в глуши, это в каких-то сорока километрах от Москвы. Начались болота, дорога превратилась в «стиральную» доску. Проехав еще тридцать километров, за старым деревянным мостом через речку Макинку он въехал в брошенную деревню с одноименным названием. Здесь местность не привлекала застройщиков элитного жилья, а распад колхоза привел к тому, что молодежь, побросав дома предков, подалась на заработки в столицу. В итоге, по мере того как старики отправлялись на местный погост, деревня вымирала, пустела. Дошло до того, что в Макинке остался всего один житель, Гордей Григорьевич Пешин, или дед Гордей, так как этому жителю стукнуло уже восемьдесят лет. Несмотря на годы, он мог обеспечивать себя. Правда, приезжал и внук, раз в неделю или в две, завозил деду продукты, но в основном дед Гордей обеспечивал себя сам. Сажал картофель, овощи, собирал грибы, ловил рыбу, которой в речке Макинке водилось в избытке. Сюда не приезжали рыбаки, не ставили сети, вода не загрязнялась отходами крупных предприятий. Последний раз внук приезжал до того, как в деревне объявились пришлые люди. Пять мужиков и одна женщина. Они представились беженцами из Средней Азии, поколесившими по просторам России и решившими осесть в брошенной деревушке, благо довольно крепкий дом на самой околице у реки взяли почти даром. Владелец по документам, обосновавшийся в столице, рад был хоть что-то получить за брошенный дом. Пришлые заявили, что собираются восстановить ферму и разводить различную живность. Дед Гордей поверил, во многом благодаря тому, что недавно видел по телевизору фильм о таких вот энтузиастах, что приехали в брошенную деревню где-то под Нижним Новгородом и развернули дело. А вскоре начала возрождаться и деревня. Дед Гордей предложил свои услуги. Старший из переселенцев, рябой азиат Ринат, только посмеялся, но пообещал деду место сторожа, если тот доживет до того времени, когда будет построено то, что требует охраны.
Приезжие жили в деревне чуть больше недели и в основном занимались обустройством собственного жилья, не обращая никакого внимания на разрушенную ферму. Но дед и этому соседству был рад. Хоть кто-то живет рядом. У них две машины, иномарка «Тойота» и «Нива», баба на хозяйстве, если что, в беде не оставят, по крайней мере, до больницы довезут. Да и одному оставаться на зиму несподручно. Придет весна, тогда и развернутся приезжие. Так думал дед Гордей, занимаясь своими делами.
«Нива» остановилась у перекошенных ворот в 3.10.
Из дома вышел Батыров.
— Нормально все? — спросил он у Корвича.
— Нормально, если не считать, что задолбался с этой встречей.
— Отдохнешь. Где контейнер?
— На заднем сиденье, в пакете. Черт, забыл чемодан выбросить.
— Какой чемодан?
— Файзул оставил, просил притопить в болоте. Забыл.
— Ничего, сожжем здесь. Сухостой будем жечь, и чемодан туда же. Бери пакет и в хату. Там картошку Валька пожарила, курицу отварила. Перекусишь.
— А как насчет самогонки? Весь день болел.
— Будет тебе и самогон.
— А с кем пить, если все спят? Ты же не будешь?
— Я не пью. Но одному не придется, Степан не спит. Того вообще весь день выворачивало, успокоился под вечер, похмелился, и опять вырвало. Сейчас на кухне проталкивает сивуху.
— Это другое дело.
Батыров и Корвич с пакетом, бросив «Ниву» у ворот, прошли в пятикомнатный дом.
На кухне за столом сидел бледный Ванько.
— Что, Степа, хреново? — спросил Корвич.
— Не говори, Федя, вымотало похмелье.
— Сейчас, погоди, помогу.
— Чем поможешь-то, Федька? Рот кляпом заткнешь? Так все одно сивуха выбьет.
— А я способ один знаю, как поступать в этих случаях. Сам раньше мучился.
— Идем в мою комнату, Федя, Степаном позже займешься, — прервал разговор подельников Батыров.
— Не скучай, я быстро, — бросил Корвич Ванько и прошел в комнату. Там присел на диван, поставил на стол пакет и кивнул на него:
— В термосе дурь.
Батыров достал термос, огляделся, увидел кадку давно завядшего цветка и вылил туда чай. В кадку упал и небольшой запаянный пластиковый пакетик. Он забрал пакетик и, подойдя к столу, вскрыл его ножом. На стол скатилось несколько белых таблеток, с виду обычных, вроде аспирина, только на одной стороне была выдавлена грива индейца.
— Почему индеец? — взглянул он на Корвича.
— А мне почем знать? Вроде все наркотические таблетки помечают.
— Как товарный знак. Ладно. Наша хохлота спит, с утра начнем давать.
— А если не пожелают принимать? В рот будем заталкивать?
— Для начала пару штук измельчим в порошок и в чай добавим! — подумав, ответил Батыров.
— А не получится так, что чай нейтрализует их действие?
— Хрен его знает. Курьер по этому поводу ничего не говорил?
— Нет!
— А надо было спросить.
— Мне только до этого и было.
— Добрался-то нормально?
— Гаишники тормозили, нормально все.
— «Хвоста» точно не было?
— Нет, не было. Как свернул к деревне, так ни одной машины, ни попутной, ни встречной.
— Похоже, все прошло, как и планировалось.
— Тебя Сангал не инструктировал по поводу этой новой дряни?
— Сказал, что это очень сильный наркотик, называется «эфербон». Это даже не наркотик, а психотропное оружие.
— В смысле? Убивает, что ли, сразу?
— Нет. Убивает через месяца два, в зависимости от пола и организма наркоши. Эта дурь вызывает сначала сильнейший кайф, зависимость после первой же таблетки, а потом действие ее непредсказуемо. Эфербон пока не прошел испытания, сразу к нам опытную партию бросили.
— Откуда же тогда известно, что таблетки убивают через два месяца?
— Я не так выразился, в массовом порядке не испытывали, скормили партию одному аборигену, тот через два месяца и загнулся. До этого кайфовал, потом ломался, просил дозу. Как-то не дали вовремя, так он башку себе об пол разбил. Но ладно, как все же накормить эфербоном наших «кроликов»?
— А ты всем по таблетке дай, только нашим обычные таблетки, а хохлятам эфербон! Мол, по радио слышал, грипп распространяется в области. А это пилюли для профилактики.
— Правильные слова говоришь, Федя, так и сделаем, — кивнул Батыров. — Ты поужинай да ложись отдыхай. Завтрак в восемь, тебе оставим, поспи хорошенько, нам спешить некуда.
— Добро! Пойду, помогу Ванько.
— А у тебя действительно рецепт есть, как блевотню остановить?
— Да какой рецепт, отец научил. А его — дед. У нас в роду все мужики употребляли так, что после запоя встать не могли. Лежа, вовнутрь водки или самогона загоняли.
— Давай! Я лягу.
— Звонить Сангалу не будешь?
— Сейчас? Посмотри в окно. Позже позвоню. Не любит он, когда от сна отрывают, злой просыпается.
