суши оставалась сотня метров, однако пролив, отделявший остров от «большой земли», где лежали рассыпанные по холмам деревни и дачные поселки, они уже преодолели.
Остров всегда был особенным – слишком маленьким для хутора и слишком красивым для того, чтобы оставаться необитаемым. Он признавал только одного хозяина. Поколения сменяли друг друга, и остров привыкал к новым владельцам: наверняка успел привязаться к Виту. Может, и Липу полюбит, если она переедет насовсем.
Строить планы – сложнее всего. Впереди у Липы поступление в университет, а дальше она не загадывала. Кто знает, что случится до осени.
В первые дни июня лето кажется долгим – целая жизнь, наполненная солнцем, искрами на водной глади и запахом земляники. И жизнь эта начиналась прямо здесь. Сегодня. Сейчас.
Когда лодка мягко стукнулась о берег, Вит спрыгнул в воду и протянул племяннице ладонь, помогая сойти на землю.
– Осторожно, тут грязь после вчерашнего дождя, не испачкайся.
– Ай! – Она прыгнула как можно дальше. Качнулась, но устояла, схватившись за сильную руку. – Да тут галоши нужны! Зря надела босоножки.
– Это точно. Ничего, привыкнешь. Подержи рюкзак, сейчас возьму.
Протащив лодку чуть дальше, он привязал ее к колышку и догнал Липу.
– Я сама, он легкий.
– Не спорь, Малёк. Что скажет мама, если узнает, как ты тяжести носишь? – Он осекся на полуслове. – Прости. Мы ведь справимся, да? Ты и я?
Он протянул ей три сложенных пальца, и Липа ответила тем же. Она больше не улыбалась.
– Ты и я, – отозвалась она негромко.
Теперь только так, а хорошо это или плохо – покажет время. Все менялось, рано или поздно. Только остров оставался прежним, словно застывший слепок.
Оставшуюся дорогу до дома молчали.
Вокруг хватало звуков и без болтовни. Все, что они могли и хотели сказать друг другу, было сказано в стенах двухкомнатной квартиры на Речном проспекте в Бранове.
Липа шагала быстро, подстраиваясь под длинноногого Вита. Идти приходилось друг за другом: тропинка, уводившая вверх на холм, была слишком узкой. По обе стороны цвела жимолость. Чуть дальше, за низкой деревянной изгородью, виднелись кусты малины и черной смородины. У дальнего берега, в низине, близко к заводи, где стоячая вода напоминала болотце, разрослась ежевика.
Солнце уходило за скалистую гряду; лягушки хохотали нестройным хором. Над ухом звенели комары. День казался долгим. Дорога вымотала, и Липе хотелось поскорее лечь в постель, перекусив чем-нибудь на скорую руку, чтобы унять голод. Завтра все станет иным, потому что с ясной головой смотришь на мир другими глазами. Утром хочется жить – об этом Липа знала не понаслышке.
Впереди показался дом. Невысокий, крепкий, с четырехскатной крышей: беленые стены кое-где облупились, ставни распахнуты, окошко в мансарде приоткрыто – именно там, под самым сводом, находилось укромное место Липы, заполненное детскими вещами и игрушками. Она гадала, что же найдет внутри: прошло без малого шесть лет, и память не давала подсказок.
– Добро пожаловать домой! – Вит обернулся, торжественно повысив голос. И добавил уже тише, с хитринкой в глазах: – С возращением, Малёк.
* * *
Половица приветственно скрипнула, когда Липа шагнула в сени. В доме было прохладно. Пахло ландышами и чем-то терпким, но приятным. При дедушке в доме витал аромат табака, пропитывающий все вокруг.
– Чайник поставь, я сейчас.
Липа слышала, как Вит зашагал по лестнице – пошел относить ее рюкзак.
– Ну, здравствуй… те… – чуть подумав, она добавила этот короткий, но важный слог, здороваясь так со всем, что ее окружало. Не мытой давно плитой, пузатым чайником, носик которого засвистел спустя пару минут, деревянными стульями и длинной, почти до пола, расшитой скатертью. Маленькая кухня была сердцем дома: именно здесь находилась печь. Летом она, конечно, без надобности, но зимой… Гостья не рискнула бы лечь в мансарде, чтобы не стучать зубами под двумя одеялами. Зимой с моря приходила непогода, и тучи разбивались о горную цепь, принося с собой град и пургу.
Пока она хозяйничала в кухне, Вит затопил баню, а после ушел во двор: разговор за чаем не клеился. Липа принялась за посуду и застыла с чашкой в руке. По воде растекалось густое черное пятно, будто кто-то пролил чернила.
– Ви-ит!
Пришлось позвать три раза, прежде чем он услышал.
– Ты чего кричишь?
– Это что такое?
Черное пятно в тусклом свете единственной лампы казалось блестящим, а в глубине словно плавали искорки. Зеленоватые, крошечные огоньки. Липа моргнула. Наверное, показалось.
– Ты где воду брала?
– Ты же сам из колодца принес. – Она уставилась на него без упрека, но с изумлением.
– Странно. Ладно… – Он почесал затылок и махнул рукой. Заметно было, что Вит тоже вымотался и едва не засыпал на ходу. – Вылей ее, возьми теплую из кастрюли.
Неудивительно, что пятно забылось. Думать о нем не хотелось ни хозяину, ни гостье. Мысли в голове едва ворочались.
Вит убрал остатки посуды; Липа воспользовалась священным правом и убежала в баню. А когда вернулась – свет уже погас. Прокравшись к себе наверх, она взяла щетку с зубной пастой и спустилась обратно в сени, к умывальнику. Вода была ледяной, и Липа чуть не вскрикнула. Сдержалась. Вит наверняка уснул, пока она грелась, смывая с себя пыль и дневную усталость.
Брызнув в лицо пригоршню воды, она тут же покрылась мурашками – даже пританцовывать начала на месте. Не заболеть бы. Впрочем, вода закончилась слишком быстро. Открыв крышку умывальника, чтобы долить из ковша, Липа замерла. На этот раз черного пятна не было, но появилось нечто невиданное.
Тусклая лампа в сенях роняла блики на поверхность воды. В ковше плескалось… существо. Липа моргнула. Поставила ковш на стол. Склонилась чуть ниже.
Насекомое – или какая-то странная водоросль? – размером чуть больше мизинца с венчиком из мягких щупалец напоминало морскую актинию. Оно светилось мягким янтарным светом, безмятежно перебирало ножками и слегка колебалось. Дышало?
– Ну здравствуй, – прошептала Липа. – И что мне с тобой делать?
Существо не ответило, но внутри заплескалась горечь. В последние дни Липа держалась, глядя на Вита, а сейчас, оставшись одна, была готова расплакаться: от тоски, обиды, тревоги за маму – от всего разом. Еще и это чудо, неведомо откуда взявшееся…
– Что ты такое?
Липа заглянула в ведро – на всякий случай, – но больше ничего не нашла. Актиния оказалась единственной, с кем Липа могла поговорить, стоя ночью посреди темного дома.
– Ладно, пойдем.
Бросив полотенце на плечо, она зачерпнула существо кружкой.
Осторожно, стараясь не расплескать воду, стала подниматься наверх. Свет включать не пришлось: загадочная «водоросль» вспыхнула ярче, стоило Липе шагнуть в темноту.
– Так, допустим… – Она попыталась улыбнуться. – Настраиваемая яркость – это удобно.
Ни одна ступенька не скрипнула по пути. Оказавшись в мансарде, Липа затворила дверь и только тогда услышала шелест дождя. Подбежала к окну и опустила задвижку: по подоконнику растекалась лужа. Корешки книг, которые Вит хранил на столе, залило водой.
