Он взревел и заколол еще одного волка.
В его ногу вцепился последний волк. В холке он был почти по плечо мальчику, в то время как тому было восемь лет. Сзади выросла тварь-гигант, похожая на медведя. Она схватила его за плечи, и мальчик обомлел, застыв от ужаса. Он чувствовал, как сомкнулись звероподобные пальцы существа на его руках, а затем нечеловеческие зубы вгрызлись в мышцы над ключицей, оставив кровавую метку — шрам на его теле. Слишком незначительная рана, чтобы убить, но ее оказалось достаточно, чтобы превратить мальчика в себе подобного — монстра.
Вожак стаи не ошибся в выборе преемника.
Сердце зачастило ударами, в крови смешивалось одно с другим: человек и оборотень, оборотень и человек. Они словно боролись внутри мальчика: победитель будет один, но именно он решит саму судьбу.
В голове пронеслась мысль: «Что со мной будет?!» Не только каменные лапы чудовища сковывали тело, не давая пошевелиться, но и ужас вперемешку с горем, и… яростью. Огромное количество злобы и гнева, которые накопились за эти секунды в нем, вдруг превратились во что-то, что было способно убить храбрость одним своим существованием. Во что-то, что было гораздо более жестоким, чем гладиатор в Колизее.
Мир заволокло черной дымкой, чувства померкли, и в следующую секунду мальчик почувствовал, что тело движется против его воли: напрягается шея, в органах ураганом мечется горящая боль, хоть и притупленная. А он слышит чей-то голос…
Внутри словно что-то взорвалось: удушающая резь в раненом месте вернула его к реальности. Кровь стала будто жидким металлом, — раскаленной и при этом скользкой, как ртуть. Каждый удар сердца отдавался в голове ужасной болью, которая била тревогу: «Что он со мной сделал?!»
Глаза мальчика вспыхнули и поменяли цвет. Это был ярко-желтый оттенок, будто огонь, в котором родился его внутренний монстр. Теперь он уже не чувствовал страха. Ни ужаса, ни грусти. Только… опустошение. И боль.
Он слышал, видел и чувствовал больше. Луна, всего несколько минут назад безразличная и холодно равнодушная, сейчас почти заботливо склонилась над ним. Волки словно вопросительно переглянулись и склонились в поклоне. Даже то уродливое чудовище, совершившее безжалостное убийство, почтительно пригнуло голову. Но это был больше не мальчик. Не тот добрый парнишка с третьего этажа, носящийся летом за голубями в попытке научиться летать. Не он.
«Огненный Глаз.»
Эти слова волков… мальчик знал, что они обращаются к нему. Их голоса теперь были слышны в голове, хотя они даже не шевелились. Он обернулся. Город все еще пылал алыми и рыжими красками, ветер уносил огонь в сторону, создавая целые картины из пламени. Черный удушливый дым поднимался вверх, но на фоне неба его даже не было видно. Огонь, казалось, уже лениво колыхался высокими стенами над рушащимися домами. Город погибал.
Существо наконец отпустило его, отошло в сторону и облизнуло окровавленные губы, словно пробуя на вкус кровь мальчика. Тот лишь потер прокушенное место, будто чувствовал боль, в несколько раз уменьшенную.
«Твой план не удался, — кивнул он вожаку. — Нужно уходить. Скоро здесь будут военные, они нас убьют. Вы сослужите мне хорошую службу, если проживете еще несколько десятилетий. И однажды… мы вернемся».
Мальчик уверенно перешагнул через трупы своих подопечных и матери, но даже не взглянул на нее. Ему было уже все равно.
Шаги волков постепенно стихали, пока не превратились в мертвую тишину. Мать мальчика лежала на спине. Ее остекленевшие глаза смотрели в одну точку — на белую, как снег, луну. Пепел оседал на ее лице, руках и покрывал все тело подобно савану. Она словно вопрошала: «Зачем ты сделала это с ним?»
Но луна осталась безответна.
«Мы еще вернемся.»
Глава 1. Пророчество
Белый туман стлался по крытой инеем траве, сгущался, клубящимися облаками полз дальше. Казалось, что он что-то шепчет, тоскливо плачет, тычась в холодные стволы деревьев и лапы елей.
В это же время в комнате дома, что стоял неподалеку, вдали от городских многоэтажек, на стуле возле стола сидел человек, внимательно разглядывая кисть левой руки. В последнее время с ним происходило что-то странное, и это его пугало, настораживало и восхищало одновременно. Пока он не знал, как к этому относиться и как поступать, поэтому решил до поры до времени молчать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Тот аккуратно сжал пальцы в кулак, посмотрел, как проступили косточки и так же разжал. Он чувствовалсвою руку. Слышал каждый удар сердца, отдающийся в венах, ощущал кожей прикосновение своего дыхания. И касалось это не только руки, а всего тела — он слышал, как на улице редкие лесные животные пробираются по инею, видел, как натягиваются линии на подушечках пальцев, если немного надавить на них, чувствовал расстояние от плеча до хлопчатобумажной ткани рубашки, которую так и не снял, придя после работы. Но сильнее всего концентрировалось это «что-то» именно в руке, причем в левой.
Костяшки перекатывались под кожей, обеспечивая подвижность суставов. Почему-то ему нравилось это чувство — контролировать себя так, как никогда прежде.
Такие странные изменения происходили в форме приступов — ближе к ночи, и то не всегда. И он никогда не мог угадать, когда же начнется следующий. Появились они около двух недель назад. Впрочем, никаких сложностей приступы ему не доставляли, и беспокоиться пока было не о чем. Волновали только две вещи: из-за чего это происходит, и каковы будут последствия?
Было уже около двух часов ночи, но он даже не чувствовал усталости после трудного дня. Наоборот, ощущал необыкновенный прилив сил, будто голыми руками мог швырнуть грузовик, запрыгнуть с человеком на спине на второй этаж или со скоростью гепарда рвануть за чемпионом по скорости бега.
Он снова собрал ладонь в кулак, но слишком резко разжал его. Пальцы сами собой напряглись, кожу вокруг ногтей стало саднить, она покраснела и опухла. Ногти заострились и вытянулись в форму загнутых вниз когтей.
Он вздрогнул, едва не подскочив на стуле, и с трудом сжал пальцы в кулак. Они словно закоченели, отказываясь подчиняться, как после времени, проведенного на морозе.
Но тут какое-то новое чувство, еще лишь мельком знакомое ему, вновь появилось. Интуиция подсказывала, что ничего хорошего это не сулит. Как будто внутри, в голове находились большие двери, и ты стоишь, подпирая их спиной, а с другой стороны кто-то неумолимо ломится…
Зазвенело в ушах. Он охнул. Тут же заложило ухо. Затем второе. Высокая чувствительность пропала, но вместе с ней и слух исчез совсем. Картинка перед глазами стала резкой и дерганой, на секунды расплывалась и мутнела, но снова возвращалась в исходное состояние. До того неприятное ощущение, что хотелось избавиться от него прямо сейчас. Он помотал головой, пытаясь прогнать это состояние, хотя в глубине душипонимал, что это бесполезно.
Чей-то голос нашептывал ему, призывал отпустить и отойти в сторону. Как будто он схватил его за струны разума и приставил к ним нож. Один взмах — и они порвутся, такие тонкие и хрупкие…
«Ты меня не одолеешь. Я живу бок о бок с тобой уже двадцать с лишним лет, так почему ты до сих пор меня отвергаешь? Ведь знаешь, что рано или поздно ты не выдержишь. Я тебя сломлю, и заставлю в ужасе переосмысливать свои поступки, снова и снова, пока ты не сойдешь с ума.»
Когти не пропали, но появилось неприятное покалывание в ладонях, которое уже переходило к локтям. Страх не давал ему опомниться от одного изменения, как тут же в силу вступало другое.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Руки задрожали. Кожа разрывалась и лопалась, из-под нее высвобождались мышцы, которые стремительно росли. Он в ужасе уставился на розовую плоть, не в силах ни кричать, ни говорить. Его изуродованное лицо все еще выражало хоть что-то, ноонбоялся, что это ненадолго.
Он покачнулся, ослабев, и сполз с табурета, крупно дрожа и роняя слюни, смешанные с кровью. От былых сил не осталось и следа. Все, что он успел запомнить — это то, как терял сознание.
