Больница, в которой он очнулся, находилась где-то за городом, довольно близко к «Вулфиану». Пашка не знал, кто его оперировал, и весть о том, что Павел Воронежко жив, могла разлететься далеко и быстро. К тому же, кто-то следил за его состоянием во время комы, иначе он не выжил бы. Аппараты жизнеобеспечения, спасавшие его, на вид были довольно новыми. Помимо записки, Медведь оставил ему еду и воду, но тот к ней не притронулся и отправился в отель. Когда Пашка говорил о том, как теперь выглядит «Вулфиан», у Леры чуть слезы на глаза не навернулись. Входная дверь на одной петле висит, везде паутина и горы пыли, окна грязные изнутри и снаружи, черепица в некоторых местах раскрошилась, как будто по отелю ураган прошелся. Номера, в которых были совершены убийства, так и остались в беспорядке. В голосе самого Пашки передавалась боль, которую он испытал, глядя на этот «Вулфиан», ведь он ему был как дом.
Там он и обосновался. Туда частенько наведывались банды подростков, жаждущих приключений и риска. Их было несложно спугнуть: Пашка не показывался на глаза, просто скользил по коридорам и номерам, специально задевая и роняя мелкие и гремящие предметы, хлопал дверями, иногда угрожающе подвывал на чердаке, а иногда и глухо стонал в помещениях с хорошей акустикой. «Лучшей комедии я никогда не видел, — признался Пашка. — Надо видеть, как они убегают в ужасе». За полтора года, что он там просидел, он стал своеобразным местным призраком. В страшные номера Пашка подростков не пускал: обычно запирал их, а ключи прятал, но если не успевал этого сделать, ходил в основном около них, зловеще посмеиваясь и отпугивая ребят. Ему было легко ходить бесшумно, а вот они топали и часто наступали на скрипящие половицы, поэтому, даже не видя их, он мог обнаружить каждого.
— Что ты ел? — нахмурилась Лера.
— Мне приходилось охотиться, — сказал Пашка. — Как выяснилось, охотник из меня такой себе. Я надеялся, что смогу найти другой способ чем-то питаться, но воровать я не собирался, поэтому пришлось убивать ради выживания. Теперь я понимаю, почему человечество перестало есть сырое мясо.
— А воду где брал?
— К реке ходил. Как в старину, с ведром. Правда, оно предназначалось для тушения огня, но какая разница?
Однажды такая комедия обернулась кое-чем похуже. Ребята побежали в город, на бегу говоря о том, что собираются рассказать об этом взрослым. Я думал, они этого не сделают, но оказался не прав. У меня появилась проблема, потому что взрослые решили их послушать и сходить в отель, облазить его целиком и полностью, чтобы показать, что никого там нет. Против шестерых-семерых подростков я мог выстоять, но тут у меня нет шансов. Я собрал все свои вещи, запер номера, выбросил ключи и пошел ближе к городу.
Там я увидел тебя. Ты была на том месте, где когда-то стоял наш дом. Приятно знать, что меня не забывают, — Пашка улыбнулся. — Я спрятался, ты меня не заметила. Ника я тоже видел, он с кем-то ругался.
— Ты превращался?
Пашка закусил губу, вероятно, думая о том, стоит ему отвечать или нет.
— Прости, это больная для тебя тема, я…
— Не извиняйся, — прервал ее он, не глядя на Леру. — Со мной все нормально. Да, я превращался. Так проще ловить дичь и сбегать от проблем. Я уже научился этим управлять осознанно.
— Это больно? — тихо спросила она через некоторое время.
— Очень, — так же тихо ответил Пашка.
— Тебе снятся кошмары?
— О том, что я делал?
— Не говори так. Это делал не ты, а Огненный Глаз.
— Он творил все моими руками.
— Так снятся?
— Да.
— Что в них происходит?
— Я убиваю людей. Но только… на этот раз это делаю я, и никакого Ога нет. Я не извиняюсь, я доволентем, что я делаю. Это… так меня пугает.
Пашка замолчал, глядя в одну точку где-то впереди. По его щеке скатилась слеза, и он прошептал:
— Лучше бы Медведь меня не спасал.
Вторая слеза. Лера видела, как плачет Ник, она и сама плакала, но впервые посмотрела на то, как это делает Пашка. Он не утирал красные глаза рукавом, только слизывал слезинки, попавшие на губы. Пашка заговорил громче, голос так же дрожал, как и у Леры:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Я ведь мог убить тебя и Ника, если бы ты меня не остановила, я… — он снова облизнул губы, нервно постучал пальцем по коленке и стал оглядывать пространство вокруг, как будто говорил все это ему. — Лучше бы Медведь меня не спасал. А что, если Огненный Глаз вернется, я не смогу ему препятствовать, он же снова подчинит меня себе… — его взгляд остановился на каком-то дереве, припорошенном снегом. — Зачем вообще жизнь, если она… такая?
Лера осторожно взяла его за руку.
— Помнишь, что ты мне сказал? «Я в тебя верю, кто бы что ни говорил.» Ты и правда в меня верил, и все получилось. Так и знай: я тоже в тебя верю, потому что никто мне не указ, на что надеяться. «По сравнению с Бетельгейзе Солнце — малышка, но именно благодаря ей на Земле есть жизнь.» Ты говорил это, чтобы отблагодарить меня, но не подумал: здесь есть два смысла. Солнце, может, и не такое большое, но его вполне хватает, чтобы создать живое. И в то же время если бы на достаточном от Бетельгейзе расстоянии оказалась планета, примерно немного меньше ее, на ней тоже могла бы появиться жизнь. Не знаю, кого ты подразумевал под Бетельгейзе, но Солнце — это я, а Земля — ты. Представь, что ты — это Бетельгейзе. Звезды могут не только уничтожать, — Лера сжала руку Пашки, и он улыбнулся: слабо и даже как-то иронически.
— Ты это сейчас придумала?
— Просто до меня только сейчас дошло. Вытри слезы и соберись.
— Ладно, — немного хрипло отозвался Пашка и засунул руки в карманы.
— Сейчас нам надо найти Ника и поговорить с ним, чтобы все исправить. Надо быть готовыми к тому, что он будет нас бить. А еще мы попытаемся выяснить, зачем Медведь тебя спас, и куда исчез Огненный Глаз.
— На тебя Ник не поднимет руку, даже несмотря на то, что выстрелила ты. Только не останавливай его, пожалуйста. Мне уже и самому хочется, чтобы кто-то набил мне морду. Пойдем прямо сейчас, до завтра ждать нельзя.
— Почему?
— Я знаю, где он может находиться. Завтра его там не будет, вот и все.
Лера встала, Пашка поднялся следом за ней.
— Кстати, почему ты от меня убегал?
— От меня одни проблемы. Я не хотел создавать тебе их снова, но ты меня уговорила.
— Получается, ты теперь без того сердца?
— Бессердечный. Ага.
— И это значит, что если его… ну, вырезать, то ты умрешь? И если ранить тебя в этот орган чем-то не серебряным, то ты тоже умрешь?
— Я не знаю, но проверять как-то не хочется.
— Ты стал уязвимее, — Лера легко ткнула его локтем в бок. Тот отмахнулся от нее, как от назойливой мухи, но улыбнулся. — Ну что, пойдем?
— Ага.
— Как думаешь, мог Огненный Глаз умереть вместе с твоим сердцем? — спросила Лера.
— Не знаю, — вздохнул Пашка. — Он не просто вторая личность, он… нечто большее. Раньше я думал, что у всех так — ощущение, будто в груди тесно, но оказалось, нет. Это было так привычно: когда ты чувствуешь его рядом… хоть и не знаешь о его существовании. Ог — не просто психический паразит, это… весь я. Он был в моем теле полноправным хозяином, когда ты выстрелила, и сразу после этого Ог ушел. Теперь у меня в груди так пусто. Сердце бьется, легкие работают, а вот его нет…
Ноги затекли от долгого времени, проведенного в сидячем положении на лавочке, но прогулка до Ника должна была помочь. Было все так же темно и холодно, с улицы доносились обрывки разговоров и шум города. Иногда, задумавшись, Лера и не замечала, как же она любит Миткорд и всех его сумасшедших жителей. Она последовала за Пашкой, который повел ее к брату, и на этот раз Лера вспомнила о том, ради чего она продолжила бороться с Волком, когда Кристина уже нашлась: ради этого чертова города.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Лере хотелось расспросить Пашку обо всем, что ее интересовало: как он успел так быстро вернуться в отель после драки с ней, как проходило превращение и о многом другом. Но она понимала, что сейчас еще не время. Для них главное — найти Ника и выстоять против него. Лера знала точно только одно: парой синяков Пашка вряд ли отделается.
