сестра Сэмуэль? Дойдете?»
-Схватки редкие еще, - ответила женщина. «Не волнуйтесь, брат Фримен, я потерплю, кричать не
буду. Жалко, - она положила ладони на свой большой живот, - что отец его не дожил. И все равно,
- миссис Сэмуэль вздохнула, - на земле рабов дитя родится».
Нат всмотрелся в поросший лесом холм и увидел, как в отдалении мигает какой-то свет.
-Ждет капитан Кроу, - улыбнулся он. «Правильно, я же записку ему из Виргинии послал.
Задержались мы, конечно, двоих по дороге потеряли, а все эта лихорадка. Зато восемь человек я в
этот раз вывел. Никогда еще так много не удавалось».
-Это Пенсильвания, - заметил он, - свободный штат, сестра Сэмуэль. Так что дитя, если здесь на
свет появится, - тоже свободным будет. Вы, конечно, могли бы и тут остаться..., - предложил Нат.
Кто-то из негров буркнул: «Чем дальше от этой страны, тем лучше. Вы же сами говорили, брат
Фримен - там, в земле обетованной, целые негритянские деревни, а здесь все равно, искоса
смотрят, хоть мы и на севере».
-Родится там, - упрямо сказала миссис Сэмуэль. Они, поднимаясь на холм, услышали чьи-то легкие
шаги, что торопились им навстречу.
Высокий, крепкий, кудрявый мальчик вынырнул из темноты. Блеснув зубами, он протянул руку
Нату: «Здравствуйте, дядя Натаниэль. Папа уже волноваться начал - где вы? Он меня послал
сказать, чтобы вы сразу на причал шли - он сейчас бот готовит. Я Элайджа, - мальчик зажег огарок
свечи и улыбнулся неграм. «Добро пожаловать на станцию, братья. Моя сестра сейчас принесет
вам что-нибудь перекусить, и будем отплывать».
Нат наклонился и что-то сказал ему на ухо.
-Ага, - кивнул Элайджа. Мальчик быстро побежал наверх, к большому, трехэтажному, дому под
черепичной крышей. «Мы, - Нат подал руку миссис Сэмуэль, - сейчас спокойно спустимся к озеру,
братья и сестры».
Элайджа осторожно открыл заднюю дверь и увидел, как Мэри, наклонившись над холщовыми
мешками, складывает туда провизию. «Они на причале уже, - сказал Элайджа, скидывая башмаки,
беря свечу. «Дядя Нат попросил меня маму разбудить, - там у одной сестры ребеночек скоро
родится».
Мэри присела на табурет, и, надев туфли, взяла мешок: «Тогда надо быстрее, я побегу». Она
выскользнула во двор. Элайджа прошел через большую, убранную шкурами и ткаными,
индейскими коврами гостиную, - в открытых шкафах блестели серебряные подсвечники. Он
вспомнил зимнюю, бескрайнюю ночь, свист ветра за ставнями, и ласковый голос мамы. Она
зажигала свечи. Целуя детей, подмигнув им, Мирьям раздавала мешочки с подарками. «И так все
восемь вечеров, - улыбнулся Элайджа. «Хороший праздник - Ханука. Хаим с Натаном говорили, у
них тоже так - каждый день подарки. Скоро и увижусь с ними».
Горовицы приезжали каждое лето. Мальчики ходили на боте, ночевали на островах, плавали,
ныряли, ловили рыбу, Хаим и Натан рассказывали ему о своей школе. С Элайджей занималась
мать - здесь, в деревне, она устроила классы, и преподавала там вместе с Мэри. Отец учил его
математике и навигации, а с апреля по октябрь, пока озеро было судоходно, Элайджа плавал
вместе с ним. Потом ни провожали Горовицей до реки Буффало, на восток, где их уже ждали отец с
матерью. Элайджа, стоя на палубе бота, глядя на то, как уходят вниз по течению лодки - долго
махал им рукой.
-В этот раз все приедут, - подумал он зачарованно, тихо поднимаясь наверх, в спальни. «Дядя
Меир, тетя Эстер, Хаим с Натаном, и наши кузены из Старого Света. Из Амстердама, из самого
Иерусалима. До осени тут будут. Дядя Меир теперь в палате представителей, депутат от Нью-
Йорка. Жалко, что дядя Дэниел не сможет погостить у нас. Он все лето будет на реке Потомак, там
место для новой столицы выбирают. В сентябре с ним увидимся, мама сказала - до самого Суккота
в Нью-Йорке проживем. Здорово».
Из-под двери спальни сестер пробивался свет. Элайджа поскребся: «Мораг! Сходи, маму разбуди,
там, на причале ее помощь нужна. Я внизу подожду».
-Угу, - донесся до него бодрый голос. Мораг, высунувшись, сказала: «Мэри меня уже подняла,
давно, как папа пришел. Я только из кладовых вернулась».
Элайжда спустился на кухню. Оглядевшись, открыв крышку берестяной шкатулки, мальчик
высыпал себе в рот целую горсть леденцов из кленового сахара. «Вот, - сказал он, устроившись на
табурете, - а то у Мэри их не допросишься. Это у нее от бабушки Франклин, храни Господь ее душу,
- та тоже говорила, что детям сладости ни к чему, от них зубы портятся. И ничего не портятся, - он с
хрустом разгрыз конфету.
Когда Мораг зашла в спальню родителей, мать уже заплетала косы. «Вы так шумите, - усмехнулась
Мирьям, целуя дочь, - что я и сама поднялась. Пусть Дебора с вами поспит. Что там, рожает кто-
то?»
Мораг кивнула и наклонилась над колыбелью. Она взяла сестру - тяжеленькую, сонную. Та
сладко заворочалась, кудри темного каштана упали на белые, пухлые щечки. Дебора, внезапно,
широко открыв ясные, синие глаза, звонко пролепетала: «Мама!»
-Уноси ее, - попросила Мирьям, вешая на плечо кожаную суму с инструментами, - иначе сейчас
раскричится.
-Это Мораг, - девочка покачала дитя.
-Моаг, - картавя, пробормотала Дебора. Зевнув, уцепившись ручкой за плечо сестры, она
мгновенно заснула. Мораг тихо рассмеялась. Поцеловав мать напоследок, девочка пошла к себе
в комнату.
Мирьям босиком спустилась вниз, и потрепала сына по голове: «Опять леденцы ел. Принеси мои
туфли, и пойдем».
-Да я, я...- Элайджа широко раскрыл глаза. Заметив усмешку на лице матери, мальчик вздохнул:
«Нельзя врать».
-Ел, - он уныло повесил голову. Мирьям улыбнулась: «В следующий раз просто скажи, что тебе
хочется сладкого. Хотя ночью, конечно, наедаться не стоит».
-Если работаем, - он распахнул дверь перед матерью, - то это все равно, что день, мама.
Они прошли мимо крепкого коровника, мимо птичника, где спали куры, и, миновав высокие
амбары - стали спускаться по деревянной лестнице к причалу.
Мэри шла навстречу им, помахивая холщовым мешком. «Все поели, и я там кое-что из провизии в
трюме оставила, - озабоченно добавила девушка, - вдруг шторм. Но вряд ли, - она посмотрела на
темную гладь воды, - озеро тихое. Отправляйтесь спокойно. У этой женщины уже схватки сильные,
мама».
-Все будет хорошо, - твердо ответила Мирьям. Поцеловав дочь, она помахала ей рукой - уже с
причала.
И пока бот выходил на открытую воду, она видела, как Мэри, со свечой в руке, стоит на лестнице,
провожая их.
Мирьям распахнула ставни в каюте: «Давайте, миссис Сэмуэль, дитя уже совсем рядом. И мы
рядом, - добавила она, глядя на далекую, темную полоску канадского берега. Серая,
предрассветная вода озера чуть волновалась под легким ветром .
-Как хорошо прошли, - подумала Мирьям, осматривая негритянку. «За ночь пятьдесят миль
сделали. Скоро уже и на месте будем. Там уже ждут, Стивен ходил той неделей, предупреждал их.
А потом возьмем Ната и все вместе поедем на восток. Он в Бостон, а мы в Нью-Йорк, - Мирьям
внезапно усмехнулась. «Эстер опять будет меня уговаривать шелковые платья сшить, хотя где их
тут носить? - она посмотрела на свой передник. Вымыв руки, Мирьям улыбнулась: «Сейчас
немного поработаем, а вы кричите, не стесняйтесь».
-Дочка ваша..., - тяжело дыша, сказала женщина. «Мэри..., такая хорошая, добрая…, и сын тоже...,
Они не похожи...»
-Мэри наша приемная, - весело сказала Мирьям. «У нее мать - наполовину негритянка была,
сестра мужа моего, единокровная. Поэтому и волосы у нее такие. У нас еще дочка есть, Мораг.
Мы ее на воспитание взяли, у нее мать - индианка, а отец - белый. Младшенькая девочка наша,
Дебора, - два годика ей. У нас семья большая, миссис Сэмуэль. А я сама - Мирьям рассмеялась, -
еврейка, и зовут меня, как в Библии сестру Моисея звали, я говорила вам».
Негритянка, согнувшись, ухватившись за руку Мирьям, заплакала: «Сказано же..., отпусти народ
мой..., это же мой пятый..., миссис Кроу..., пятый ребенок..., четверых забрали..., и не видела я их
больше..., тоже, как у вас..., три девочки и мальчик…»
-Значит, все быстро случится, - пообещала Мирьям, - я первого тяжело рожала, долго, а с Деборой
- за три часа справилась, и в тот же день на ноги встала. Мы уже в канадских водах, дитя ваше
свободным родится. И народ, - она обняла женщину, - народ ваш тоже выйдет из рабства. Как
Господь нас не оставил, так и вас не оставит заботой своей.
Миссис Сэмуэль сидела на койке, держа в руках завернутую в холст девочку. Та копошилась у ее
груди. Младенец, затихнув, посапывая - успокоился. Мирьям стерла слезы с лица женщины, и
прислушалась: «Якорь бросают. Сейчас лодки с берега пригонят, нас там ждут».
