– Проведу! – чуть захмелевшим голосом пообещал Айс. – Все, что вам… нам надо – проведу!
– Все не надо.
– А что надо? – еще ниже поклон.
– Это по линии Уоттера, – подсказал Первый и все взгляды переместились на нового отца-кормилица. – Поднимите цену воды на десять центов.
– Браво! – захлопал в ладоши мистер Айс. – Такой пустяк, никто и не заметит.
– А что на десять? Давайте сразу на пятьдесят! – расщедрился Уоттер.
– Но-но! – обрубил его Мэр. – Заставь дурака…
– Понял, не дурак! – выставил вперед руки Уоттер. – На десять, чтобы никто не заметил!
– Забирайте подарки, господа и в путь!
Зять, расталкивая других, первым побежал к стульям. Он схватил один дипломат, прикинул его вес, схватил другой, прикинул и, разочарованный, поплелся к себе.
* * *
Часы на башне, проиграв несколько нот похоронного гимна города, уверенно пробили пятнадцать.
Два паренька лет двенадцати-тринадцати, вприпрыжку, обгоняя и задирая друг друга, пинали пустую банку из-под газировки. Миновав площадку с плитами, добежали до ступеней и остановились.
Светловолосый, в синей футболке и синих же джинсах, поднял мятую банку и отнес ее в урну. Второй, в серой рубашке с коротким рукавом и светло-серых шортах, присел на корточки и достал из небольшого рюкзачка дорожные шахматы.
Им понадобилось не более минуты, чтобы расставить по доске магнитные фигуры.
– Мои как всегда белые, – с хитрым прищуром сказал светловолосый, после того, как его напарник ударил по сжатой в кулак левой руке.
– Мои опять черные, – с легкой обидой и обреченностью признал второй.
– Почем играем, Сэм?
– Почем-почем! Как всегда, по пять баксов за партию, Том, – ответил темно-русый, обозначая серьезность своих намерений. – Сегодня мой день!
– Когда последний раз был твой день? Я что-то не припомню, – хихикнул Том.
– Сказать, какой у нас счет? – заткнул друга Сэм.
Они весело и незло переговаривались и двигали мелкие фигурки шахмат. Оба записывали ходы в тонкие блокноты простым карандашом, выдавая почти профессионалов древней игры.
Охранник в будке при шлагбауме, молча и изнывая от жары и скуки, наблюдал за мальцами с момента их появления на площадке, даже пару раз брал в руки бинокль. Бесконечно снующие туда-сюда машины отвлекали его – он поднимал-опускал шлагбаум, за неимением платка утирал пот большой серой тряпкой.
Пацанята не представляли, по его мнению, никакой угрозы общественному порядку и не заходили в зону его ответственности, к машинам клиентов. Мало того, брошенная в урну пустая банка вызвала невольную симпатию. И охранник совсем забыл про них, уткнувшись глазами в мятый журнал.
Мальчишки, балагуря, переместились так, что в поле зрения Тома был парадный вход в здание администрации, а Сэм мог одновременно видеть все крутые автомобили, разбросавшие свои автобусные салоны вдоль фонтана и гранитного парапета.
– Движение, – шепнул Сэм, делая очередной ход.
Он заметил, как водитель 570 Лексуса очнулся, схватился за телефонную трубку и, приняв сигнал, коротко кивнул. Пригладил волосы, посмотрел на себя в зеркало и завел мотор.
Из массивных дверей здания администрации повалили люди всех сортов и возрастов.
Закончилось или совещание, или какое-то массовое мероприятие.
С очередной группой вышел Варм, крупный мужчина в дорогом костюме и с черным дипломатом в руке. Борцовская шея, мощный галстук, пиджак, застегнутый на одну верхнюю пуговицу, растягивался пивным пузом. Уверенно поднятая красивая голова, надменный взгляд, две семенящие рядом длинноногие модели заметно выделяли его из общей группы.
Он на все сто выглядел Хозяином жизни.
Девушки в очень коротких юбках и невозможных каблуках, по-гусиному вытягивая шеи, поочередно и торопливо шевелили губами и держали перед лицом мужчины массивные микрофоны. А Хозяин лениво, кратко и небрежно отвечал им.
– Готовсь, – буркнул Том.
Возле своего огромного, как городской автобус, Лексуса, Варм задержался на минутку.
Одна из журналисток решила испытать судьбу – задала явно не протокольный вопрос и, пораженная своей смелостью, отступила на шаг.
Хозяин враз сбросил маску ленивости и вальяжности. Он покрутил головой, высматривая – нет ли кого рядом, опустил на девушку глаза, полные нескрываемого презрения, и рыкнул:
– Пошла вон, шалава! – девушка дернулась, как от пощечины. – Я только пальцем пошевелю, и ты, вместо микрофона, всю свою оставшуюся жизнь на этом вот проспекте что-то другое во рту держать будешь!
Он рывком распахнул заднюю дверь автомобиля, зло вбросил на сиденье дипломат и скрылся во вместительном салоне.
Девушки остались на площадке, покрасневшие и с раскрытыми ртами.
Автомобиль, выворачивая, тронулся и медленно покатил к шлагбауму.
Сэм исподлобья, прищуренными глазами смотрел на завораживающую эмблему на решетке радиатора, словно хотел загипнотизировать ее.
Перед шлагбаумом автомобиль заглох. И, хотя проезд был услужливо открыт, машина не трогалась с места; только визжал вхолостую мощный стартер.
Водитель недоуменно смотрел на руль и нервно щелкал ключом зажигания. Он нажимал на педали, подпрыгивал на сидении, но двигатель от таких его стараний упорно не желал заводиться.
Лица охранника в будке и Хозяина в Лексусе почти синхронно выражали глубокое недовольство.
Водитель перестал мучить стартер, вышел из машины и открыл капот.
Сэм, казалось, через силу оторвался от созерцания эмблемы Лексуса.
– Твой ход, Том – переведя дыхание, буркнул он, а сам вернулся к игре, сделал очередной ход и взялся записывать его в блокнот.
Том так же исподлобья впился глазами в лючок бензобака. Вот его взор проник под железо кузова, пластиковую обшивку, шланги и тяги, и уперся в черный незащищенный бок бензобака.
Краска начала сереть, дымиться, побелела, появились розовые цвета, покраснела и…
Мощный взрыв ворвался в привычный уличный шум. Пламя взметнулось до четвертого этажа здания администрации, отразилось во всех его окнах и заставило сотни глаз прильнуть к их прозрачности.
Пацаны, сбитые взрывной волной, упали друг на друга, спасая шахматную партию.
Раздавались крики, кто-то завизжал. У большинства машин на парковке сработала сигнализация.
Водителя сорванным капотом отбросило на десяток метров, но не убило. Сейчас он, судорожно дергая ногами, пытался выбраться из-под железа.
А с неба сыпался дождь из целых и полуобгоревших купюр.
Вся площадь пришла в движение.
Обе модельные журналистки, еще минуту назад посылавшие свои проклятия в адрес Варма, сейчас умывались горькими слезами.
Сидевший в будке в глубоком шоке охранник, наконец, очнулся и выбежал наружу, удерживая в непослушных руках красный огнетушитель. Струя пены пролетела по дуге и упала под колеса. Дальше ее мощи не хватало. Но сторож, вместо того, чтобы спуститься по своей маленькой лестнице к горящей машине, лил и лил на асфальт белоснежную массу.
Перетекающее из мимолетного страха всегдашнее любопытство подтягивало людей к месту трагедии. Многие, наклонясь и воровато оглядываясь, торопливо собирали и целые и обгорелые доллары и прятали их кто за пазуху, кто в карманы.
Глава 2. По мороженому
Мэр стоял у окна и, скрестив руки за спиной, задумчиво смотрел на горящий автомобиль. Ни горечи, ни удивления на его изъеденном оспинами лице. Только тонкие бледные губы беззвучно читали молитву.
О ком?
Об убиенном?
Или о себе?
В кабинет вкатился кругленьким колобком разгоряченный Зять.
– Там это! – закричал от порога, но, увидев Мэра у окна, оборвал себя на полуслове.
В восходящих потоках горячего воздуха, как густой снег кружили доллары.
– Третий, – одними губами прошептал Мэр.
– Кто третий?
– Третий наш за последний месяц, – чуть повысив голос, напомнил Мэр.
– И что?
– Сам как думаешь?
– А зачем мне думать? – пожал плечами Зять. – Думаете у нас и за всех нас вы!
– Эх, – вздохнул Мэр.
– Я пойду, а? – просительно пискнул Зять.
– Куда!
– Ну, это, деньги же! – подпрыгивал на месте Зять. – Соберу сколь.
– Совсем больной?
– Так растащат же!
– Они твои?
– Ну… пока не мои. А вот соберу, сколь успею, и мои будут! – по-детски радостно и бесхитростно ответил Зять.
Мэр развернулся и отвесил родственнику щедрый подзатыльник.
– Понял, папа, понял, – попятился Зять. – Я к себе пошел. Честное слово!
Сэм и Том собрали рассыпавшиеся шахматные фигурки, упаковались. В паре шагов от Тома спланировала стодолларовая купюра с обгоревшим краем и лежала, горбатясь портретом президента. Мальчики даже не повернулись в ее сторону. Не поддаваясь общему настрою толпы, равнодушно покинули гудящую как улей площадь.
