- Он слишком потрясен, - добавил я.
- Сэр, вы врач? - В голосе проскользнуло вежливое недоверие, именно недоверие, у меня нет сомнений, что я нашел правильное определение его отношения к Дональду и ко мне. Когда я отрицательно покачал головой, он перевел взгляд на Дональда, жевавшего губы, потом снова на меня. Глаза быстро оценили мои джинсы, поношенную брезентовую куртку, желтовато-коричневый свитер, запыленные туристские ботинки и невозмутимо уставились мне в лицо.
- Итак, сэр. Фамилия?
- Чарльз Тодд.
- Возраст?
- Двадцать девять.
- Занятие?
- Художник.
Констебль бесстрастно записывал в карманный блокнот эти детали, конечно же, проливающие яркий свет на совершенное преступление.
- Картины или что-то еще? - спросил инспектор.
- Картины.
- Как вы провели этот день, сэр?
- В два тридцать сел в Паддингтоне на поезд, а от местной станции пришел сюда пешком.
- Просто визит или с целью?
- Я приезжаю сюда раза два в году, и сейчас тоже, без особой цели.
- Значит, близкие друзья?
- Да.
Он спокойно кивнул и опять переключил внимание на Дональда, но вопросы задавал терпеливо, без нажима.
- В какое время, сэр, вы обычно в пятницу возвращаетесь домой?
- В пять. Примерно, - чуть слышно ответил Дональд.
- И сегодня?
- Так же. - Судорогой ему свело лицо. - Я увидел… дом разгромлен… Я позвонил…
- Да, сэр. Вы позвонили нам в шесть минут шестого. И после того как вы позвонили, вы вошли в гостиную и увидели, что вещи украдены?
Дональд не ответил.
- Если вы помните, сэр, наш сержант нашел вас там.
- ПОЧЕМУ? - с болью произнес Дон. - Почему она приехала домой?
- Надеюсь, мы это выясним, сэр.
Расспросы продолжались и продолжались и, насколько я мог судить, ничего не дали, кроме того, что довели Дональда почти до обморочного состояния.
Хотя мне было бы стыдно в этом признаться, но я страшно проголодался, потому что с утра ничего не ел. Я с горечью представил обед, который заранее предвкушал, Реджина добавляла во все блюда специи, травы и вина и превращала каждое застолье в праздник гурманов. Реджина, с шапкой темных волос, веселая и беззаботная, всегда готовая улыбаться и шутить. Безобидное существо… И попала в такую страшную историю.
В какой-то момент этого вечера тело погрузили в «Скорую помощь» и увезли. Я слышал, когда Реджину выносили, но Дональд, скорее всего, не понял значение шума, вызванного выносом тела. Наверно, его сознание выставило барьеры против такого ужаса.
Инспектор наконец поднялся и незаметно потянулся, чтобы избавиться от судороги, вызванной долгим сидением на кухонной табуретке. Он сообщил, что сейчас уедет и вернется утром, а констебль останется в доме дежурить всю ночь. Дональд с отсутствующим видом кивнул, по-моему, он не слышал ни единого слова и, когда инспектор ушел, по-прежнему неподвижно сидел в плетеном кресле не в силах встать и куда-то двигаться.
- Пойдем, - сказал я, - надо лечь.
Я взял его за руку, поднял на ноги и повел по лестнице в спальню. Он не сопротивлялся и шел будто во сне.
В спальне, его и Реджины, грабители тоже устроили погром, но комната для гостей с двуспальной кроватью, приготовленная для меня, осталась нетронутой. Он в одежде рухнул на постель, закрыл рукой глаза и в отчаянии без конца повторял вопрос, на который нет ответа и который во всем мире задают попавшие в беду:
- ПОЧЕМУ? Почему это должно было случиться с нами?
Следующую неделю я провел с Дональдом, и со временем вопросов становилось все больше и больше, но ответ нашелся только на один из них.
Самый легкий вопрос. Причина, по которой Реджина раньше обычного вернулась домой. В ней и в ее подруге, владелице цветочного магазина, уже несколько недель накапливалось взаимное раздражение. В эту пятницу оно прорвалось и вылилось в ссору, достаточно обидную, чтобы Реджина немедленно ушла. Она уехала примерно в два тридцать и, скорей всего, прямо отправилась домой. Врачи считали, что она была мертва часа два до того, как по вызову Дональда в пять часов шесть минут прибыла полиция.
Об этом в субботу днем инспектор сообщил Дональду. Дональд заплакал и вышел в сад.
Инспектор Фрост, человек по натуре холодный и уравновешенный, спокойно вошел в кухню и встал возле меня, наблюдая в окно, как Дональд понуро бродит по осеннему саду.
- Я бы хотел, чтобы вы рассказали, какие отношения были между мистером и миссис Стюарт?
- Что вы хотели бы услышать в ответ на вопрос КАКИЕ?
- Насколько они были привязаны друг к другу?
- А вы сами не видите?
- Интенсивность печали, - после паузы невозмутимо начал он, - не всегда служит надежным показателем интенсивности чувства любви.
- Вы всегда так разговариваете?
Чуть заметная улыбка мелькнула и тут же исчезла.
- Я всего лишь процитировал положение из учебника психологии.
- Слова «не всегда» означают, что обычно она служит показателем, - сердито бросил я.
Он моргнул.
- Ваш учебник несет ахинею, - добавил я.
- Чувство вины и угрызения совести могут выражаться в форме отчаяния и горя.
- Опасную ахинею. Насколько я мог заметить, у них даже еще не кончился медовый месяц.
- После трех лет брака?
- А почему бы нет?
Инспектор пожал плечами и ничего не ответил. Я отвернулся от окна, где среди яблонь мелькала скорбная фигура Дональда, и спросил:
- Какая вероятность, что пропавшие из дома вещи будут возвращены?
- Я бы сказал, совсем небольшая. Если дело касается антиквариата, то вещи успевают переплыть океан раньше, чем хозяин вернется из отпуска.
- Но в данном случае хозяин никуда не уезжал, - возразил я.
- В последние годы произошли сотни схожих ограблений, но всего несколько предметов удалось найти. Торговля антиквариатом в наши дни - доходный бизнес. - Он вздохнул.
- Воры такие знатоки? - скептически удивился я.
- Отчеты службы тюремных библиотек свидетельствуют, что заключенные чаще всего требуют книги об антиквариате. Мелкие карманники, выйдя на свободу, тотчас же переключаются на антиквариат.
Иногда этот инспектор, сорокатетний мужчина в хорошо сшитом сером костюме, с волосами песочного цвета, говорил, как нормальный человек.
- Может быть, кофе? - спросил я.
Он посмотрел на часы, вскинул брови, кивнул и сел на табуретку. Я включил кофеварку.
- Вы женаты? - спросил он.
- Нет.
- Любовник миссис Стюарт?
- Вы опять за свое?
- Если не задать вопроса, то и не найти ответа.
Я поставил на стол бутылку с молоком и сахарницу и предложил ему. Он задумался с чашкой в руке.
- Когда вы были здесь в последний раз? - спросил инспектор Фрост.
- В марте. До их отъезда в Австралию.
- В Австралию?
- Они ездили туда по поводу австралийских вин. У Дональда возникла идея привозить в Англию в больших количествах тамошние вина. И путешествовали больше трех месяцев. Почему дом не ограбили тогда, когда хозяева были в безопасной дали?
Он почувствовал горечь в моем голосе.
- Жизнь полна отвратительной иронии. - Инспектор вытянул губы и осторожно подул на горячий кофе. - Что бы вы все делали сегодня? В обычных обстоятельствах?
Мне пришлось подумать, чтобы вспомнить, какой сегодня день недели. Суббота. Обычные обстоятельства казались совершенно нереальными.
- Поехали бы на скачки, - ответил я. - Мы всегда ездим на скачки, когда я гощу у них.
- Они любили скачки? - Прошедшее время резануло мне слух. Хотя и правда, так много сейчас осталось в прошлом. Но мне было гораздо труднее, чем ему, говорить о Реджине и Дональде в прошедшем времени.
- Да… Но думаю, они ездят… ездили на скачки в основном из-за меня.
Он попробовал кофе и ухитрился сделать маленький глоток.
- В каком смысле из-за вас?
- Я рисую главным образом лошадей.
Через черный ход в кухню вошел Дональд, вид измученный, глаза красные.
- Пресса проделала дыру в заборе, - угрюмо сообщил он.
Инспектор быстро встал, стиснув зубы, открыл дверь в холл и громко приказал:
- Констебль, выставьте репортеров, залезших в сад!
Издалека донесся голос констебля: «Да, сэр», и Фрост извинился перед Дональдом:
- Я не могу полностью избавить вас от них, понимаете, сэр? На них тоже давят редакторы. В таких случаях, как этот, они хуже докучливых мух.
Целый день вся улица перед домом Дональда была заставлена машинами, в которых приехали репортеры, фотографы, просто искатели сенсаций. Как только открывалась парадная дверь, они толпой кидались на выходившего. Подобно голодным волкам, они прятались в засаде и выжидали появления жертвы. По-моему, они охотились в основном за Дональдом. Его состояние и чувства никого не смущали.
- В редакциях газет прослушивают передачи на частотах, которые использует полиция, - сердито заметил Фрост. - И бывает, что пресса приезжает на место преступления раньше нас.
В другое время я бы засмеялся, но сейчас в нашествии репортеров, когда оно касалось Дональда, не было ничего смешного. Полиция, естественно, по мере сил старалась избавиться от посторонних, как тот полицейский, который не пускал меня в дом, приняв за лазутчика прессы.
