Мне снится, что ты еще малый ребенок И счастлив, и ножками топчешь босыми Ту землю, где столько лежит погребенных. На этом кончается повесть о сыне.
Александр Твардовский развернул поэтические широкие полотна. Его Василий Теркин был как бы главным героем войны, ее главным персонажем. И были такие стихи:
Две строчки
Из записной потертой книжки Две строчки о бойце-парнишке, Что был в сороковом году Убит в Финляндии на льду. Лежало как-то неумело По-детски маленькое тело. Шинель ко льду мороз прижал, Далеко шапка отлетела, Казалось, мальчик не лежал, А все еще бегом бежал, Да лед за полу придержал... Среди большой войны жестокой, С чего — ума не приложу,— Мне жалко той судьбы далекой, Как будто мертвый, одинокий, Как будто это я лежу, Примерзший, маленький, убитый, На той войне незнаменитой, Забытый, маленький, лежу.
И по-своему откликнулась Анна Ахматова, так же неистово проникновенно, как в своей лирике, она заговорила о войне.
Поэзия Великой Отечественной войны и ближайших к ней лет— это хор. Как в полифоническом хоре звучат голоса разных и все же в чем-то близких друг другу поэтов. Интимный голос Ахматовой сочетается с могучим эпохальным голосом Твардовского, они как бы дополняют друг друга,— таких разных в своей индивидуальности, их объединяет искренность и потрясение.
Помню, как один знакомый прислал мне вырезку из фронтовой газеты с текстом песенки «Давай, закурим!». Брат отца прислал вырезку стихов из своей фронтовой газеты. Люди делились радостью, им хотелось, чтобы радость от восприятия поэзии пережил и другой, близкий человек.
«Жди меня» К. Симонова потрясло со страниц газеты всю Россию. Стихотворение, звучавшее как заклинание, переписывалось, читалось с эстрады, звучало по радио.
Одной из любимых песен была «Махорочка», написанная еще до войны, но пришедшаяся по душе именно в войну,— ее текст, такой простой и такой незамысловатый, когда ее пели, идя в строю, ударял по сердцу: «Как получишь письма от любимой, вспомнишь далекие края и закуришь, и с колечком дыма улетает грусть твоя».
Поэт А. Лебедев, погибший на борту подводной лодки, незадолго до смерти написал пронзительные стихи, обращенные к потомку:
А если сын родится вскоре, Ему одна стезя и цель, Ему одна дорога — море — Моя могила и купель.
Философское осмысление войны пришло потом. Победа над фашизмом, над немецким нацизмом стала темой философских раздумий,— спасение мира от чудовищной идеологии фашизма требовало осмысления, глубокого анализа. И поэзия бралась за решение этой задачи.
Сборник поэзии Отечественной войны и первых послевоенных лет — это энциклопедия жизни народа. Каждое стихотворение — фрагментно, собранные вместе, они создают величественную гигантскую фреску.
«Илиада» и «Одиссея» народной жизни создавались не сразу, а по деталям, по главкам, постепенно, всеми вместе, соборно, как любили говорить в старину,— это труд коллективный, каким были в глубокой древности эпопеи, поражающие нас при обозрении издалека своим величием и грандиозностью. Какой-нибудь старинный собор говорит нам не столько о личности зодчего, сколько о духе народа, символом которого он является. Люди, победившие в себе инстинкт самосохранения, преодолевшие страх смерти,— вот что в основе почти всей лирики,— и это чувство, на мой взгляд, лучше всего передал поэт, тогда еще совсем молодой, Павел Шубин, в стихотворении «Полмига»:
Нет, Не до седин, Не до славы Я век свой хотел бы продлить, Мне б только До той вон канавы Полмига, Полшага прожить: Прижаться к земле И в лазури Июльского ясного дня Увидеть оскал амбразуры И острые вспышки огня. Мне б только, Вот эту гранату Злорадно поставив на взвод, Всадить ее, Врезать, как надо, В четырежды проклятый дзот, Чтоб стало в нем пусто и тихо, Чтоб пылью осел он в траву! Прожить бы мне эти полмига, А там я сто лет проживу!
Е. Винокуров
Бой идет святой и правый. Смертный бой не ради славы, Ради жизни на земле. А. Твардовский
ВАСИЛИЙ ЛЕБЕДЕВ-КУМАЧ
СВЯЩЕННАЯ ВОЙНА
Вставай, страна огромная, Вставай на смертный бой
