Я встал с постели, жена с удивлением смотрела на меня снизу, вышел в коридор, нащупал в кармане куртки мою Марию и с нею вернулся. Супруга не шевелясь выжидательно глядела на меня, ничего не понимая. Я протянул ей иконку.
— Пресвятая Дева Мария, — сказала жена. — Откуда у тебя?
— Так.
— Приобрел?
Я молчал.
— И что я должна теперь со всем этим делать?
— То же. Как и всегда.
Она улыбнулась. Положила образок рядом с собой на подушку и как бы даже слегка приобняла рукой. Потом решительно протянула мне:
— На, забери. Мне неудобно при ней.
Я поставил Марию на полочку серванта, где она несильно освещалась только еще восходящей луной.
— Ну, иди, — сказала жена, рукою и ногой приподняв над собой одеяло и как бы приглашая меня под образовавшийся полог. Я с радостью скользнул туда.
Супруга, как всегда, развела ноги, приветственно пожала мой торчащий орган и стала вправлять его в себя. Я помогал ей, несильно двигаясь в еще недостаточно влажных половых губах. Наконец жена милым движением снизу насадилась на твердый, как палка, хуй, вцепилась в мои ягодицы, чтобы руководить ритмом, и мы начали.
В эту ночь — первую ночь их знакомства — я непременно хотел, чтобы жена кончила два раза. Надо сказать, она не любила этого: ей всегда хватало одного. Но все же в отдельных случаях, когда удавалось преодолеть ее сопротивление и зайти в соитии на второй круг, она никогда не сердилась и не возмущалась; из чего я сделал вывод, что с ходу ебаться во второй раз ей хоть для виду и не хотелось, но нравилось.
Вторгшись в нее по самый корень, я начал круговые движения, которые ей особенно были по вкусу, прижимаясь членом то к левому, то к правому бедру. Скоро вожделение стало разбирать женушку: она обхватила меня ногами и начала снизу помогать.
— Какая у тебя сегодня пизда, — шептал я ей на ухо, зная по опыту, что неприличности ее возбуждают, — большая, жадная.
Сама она никогда неприличных слов не произносила, даже в совокуплении, отделываясь, если нужно было, местоимениями. Супруги часто разговаривают во время ебли, помогая друг другу одновременно кончить. А это последнее моя жена считала высшей целью половых сношений и поэтому не имела ничего против таких бесед.
— Чувствуешь… мой хуй… — продолжал я, уже начиная прерывисто дышать.
— Да… какой он толстый… — бормотала в ответ она, двигаясь подо мною, вдруг попросила: — Пососи, — рукой дала мне грудь и прошептала: — В меня сегодня можно.
Я постарался вобрать ее грудь в рот сколь было возможно больше. Женино разрешение спустить в нее сегодня подстегивало меня: это я любил в ебле больше всего. Наслаждение стало выгибать тело моей суженой.
— У меня скоро будет, — задыхаясь сообщила она. — Давай вместе.
— Я — еще нет, — ответил я и, чтобы сдержаться, подумал: «Москва — столица СССР».
Эта банальная фраза всегда помогала мне расхо-лодиться во время полового акта и еще хотя бы немного продлить его. Не знаю почему, но какие-то процессы возбуждения в мозгу затормаживались, стоило только произнести про себя: «Москва — столица СССР». «Солнце красит нежным цветом стены древнего Кремля. Просыпается с рассветом вся Советская земля». Впрочем, может быть, эти фразы тормозили процессы возбуждения и не только во мне, и не только во время половых актов. Но в данном случае все было нелишним, потому что жена стала кончать, а ощущение кончающей под тобой женщины всегда перевозбуждает мужчину. Наконец она разрядилась.
Мы полежали капельку не рассоединяясь. Мой член был тверд, как кусочек гранита.
— Давай ты теперь, — проговорила моя милая партнерша, устало отвернув лицо в сторону. Она как бы давала понять, что лично больше в сношении не участвует.
Я вытащил хуй и начал тыкаться им ей в промежность, как бы заново ища вход в вагину, и погружаясь в губы всего на полсантиметрика, такое движение обычно пробуждало ее. Кроме того, я по очереди начал сосать и лизать ее груди. Жена повернула голову и с неудовольствием посмотрела: она поняла, что я начал второй раунд. Но поделать ничего не могла: по ее понятиям, она обязана была дать мне кончить. И вот усилия начали приносить свои плоды: ее дыхание участилось, возбуждение, по первоначалу чисто механическое, начало одолевать ее безразличное ко всему отношение, и к тому же нельзя было сбрасывать со счетов: она меня любила.
Я знал, что во второй раз все закончится гораздо большим взрывом, чем в первый. Так и получилось: она содрогалась и извивалась всем телом, обхватив меня ногами и бешено работая пиздой. Свободной рукой она крутила и щипала мои соски, чтобы заставить меня во второй раз кончить и не дай бог не пойти по третьему кругу. (Чертовски редко, но бывало у нас и такое.) Она больше не сообщала о своем и не спрашивала о моем состоянии, издавая утробные звуки, больше похожие на рычание. Я тоже, более не вынужденный сдерживаться, отпустил, что называется, поводья и ебся во весь опор. Наконец она все тем же каким-то чужим ей, утробным голосом проговорила:
— Коля, Коля, Коля, Коля, — и стала биться в судорогах оргазма, как в эпилептическом припадке, выгибаясь мне навстречу.
Разумеется, я кончил. Какое-то время она прижималась ко мне, обнимая и не выпуская меня из себя.
Потом разомкнула руки и ноги и благодарно чмокнула в щеку. Я скатился с нее на спину, а она отвернулась на бок, натянула одеяло и мгновенно уснула, что случалось с нею после ебли практически всегда. Полежав, я встал и подошел к моей Мадонне.
Она теперь была хорошо освещена луной и светом фонарей, падавшим с улицы. Нагнувшись к ней, я попытался проникнуть взглядом под ее полуопущенные веки. И в какой-то момент мне показалось, что ее глаза блеснули лукавством.
Февраль, 25
Сегодня и случилось наконец то, что должно было произойти, что накапливалось в течение последних нескольких дней в моих отношениях с Марией: мы стали близки.
Жена с дочкой в конце недели уехали на дачу. Я остался, сославшись на работу, которую взял домой на субботу и воскресенье. Проснулся я субботним утром в постели один, и первое, что отметил: член мой был напряжен. И тут же по привычке глянул на полочку серванта, где теперь на ночь прочно обосновывается Мария; она была там.
Вскочил с постели, как был голый, а сплю я всегда голым, даже если и без жены, и приблизился к серванту. Мария стояла, как всегда, потупив глаза. Я взял ее в руки, и мне показалось, что она как-то немного съежилась. И вдруг я осознал, что она понимает, что сейчас должно произойти. В конце концов ведь она воплощала в себе опыт всех женщин. Я поцеловал ее и перенес на кровать.
