— Осанна в вышних, — читал мужчина, глядя в молитвенник.
— Благословен грядущий во имя Господне.
Впереди беспокойно ерзал мальчишка лет девяти: служба ему наскучила, собор его, похоже, не привлекал — Пизанский собор, рядом с которым находится знаменитая Падающая башня.
— Осанна в вышних.
Паства затихла, а священник, облаченный в красную шелковую ризу по случаю второго июля, праздника крови Христовой, продолжил мессу на итальянском.
Мужчина стер с верхней губы вновь собравшийся пот и нервно провел рукой по своим песочным волосам. Он осматривал неф, а слова мессы омывали его. В отличие от большинства соборов, неф здесь был хорошо освещен: в самом верху располагалось огромное окно, через которое внутрь лился свет. Массивная бронзовая лампа — ее называли еще лампой Галилея — легонько, почти незаметно покачивалась от движения воздуха.
Мужчина встревоженно взглянул вверх на огражденный перекидной мостик, что тянулся почти у самого потолка огромного собора, и единственную дверь, к которой он вел. От двери взгляд его медленно опустился вниз, на инкрустированный золотом образ Спасителя, и далее к алтарю с внушительным бронзовым распятием шести футов высотой, работы скульптора… он попытался вспомнить… Джамболонья.[1] Да, подумал мужчина, это был Джамболонья. Господи, чего могла бы достичь цивилизация, если бы талантливейшие люди не тратили все свое время, вырезая, отливая и раскрашивая кресты.
— Но в тот самый вечер, — пропел священник, — Он явил величайшее доказательство любви Своей. Он взял в руки хлеб. — Священник взял хлеб и возвел очи горе. Мужчина тоже посмотрел вверх, бросив украдкой еще один взгляд на перила и дверь. — Он поблагодарил вас, благословенные… — Священник перекрестил хлеб. — И потом Он преломил хлеб и отдал его друзьям.
Не отводя сосредоточенного взгляда холодных голубых глаз от алтаря, мужчина запустил руку под пиджак, сшитый на заказ французским портным, и кончиками пальцев коснулся ручки своей «сесчепиты». Наполнившись уверенностью, рука вернулась к бедру. Мальчишка впереди беспокойно стучал по полу носками дешевых ботинок. Этот частый перестук действовал мужчине на нервы.
Запах ладана становился все сильнее, цвета собора — все ярче. Мужчина кожей чувствовал все слои одежды, влажно облегавшей тело. В таких ситуациях чувства его обостряются. Он любил убивать; убивая, он ощущал себя живым.
— Когда окончилась вечеря, — продолжал священник, поднимая обеими руками потир, — Он, взяв чашу и благодарив, сказал: Пейте из нее все… — Мышцы мужчины напряглись, словно натянутые канаты. — Ибо сие есть Кровь Моего Нового Завета… — Он поднял взгляд на дверь над алтарем. — За многих изливаемая…
Душераздирающий крик ужаса пронзил собор. Вниз с шумом пролетел худенький мужчина со связанными руками и ногами; его шея была обвязана прочной нейлоновой веревкой, которой пользуются скалолазы.
— Не-е-е-ет, — падая, вопил мужчина по-немецки. — О боже! Не-е-ет!
Пока тело падало, разрезая криком тишину воскресного утра, блондин встал и направился к двери; мальчишка перестал стучать по полу. Священник выронил инкрустированный драгоценными камнями потир, и тот со стуком скатился по ступенькам алтаря, разливая освященное вино.
Нейлоновый канат вдруг натянулся, и петля, захлестнув тонкую шею, придушила крик. Но эластичная веревка растягивалась, и тело падало, пока человек не ударился о мраморный пол. Глухо хрустнули кости.
Блондин был уже на полпути к выходу, когда веревка спружинила до первоначальной длины, и переломанное тело рванулось вверх, к алтарю. Паства затаила дыхание, и в тишине казалось, что время и сила притяжения замерли. На краткий зловещий миг тело словно зависло над алтарем. А в следующее мгновенье тощий мужчина оказался насажен животом на верхушку креста Джамболоньи.
По Спасителю заструилась кровь, потекла через алтарь, мешаясь с вином из опрокинутого кубка. Священник перекрестился и упал на колени, моля о прощении.
Вопли ужаса заполнили собор: несколько прихожан кинулись на помощь священнику, а остальные ринулись к выходу вслед за блондином.
Выйдя наружу, блондин резко свернул влево и последовал за крупным мужчиной, поспешно удалявшимся от собора к круглому мраморному баптистерию в тени башни. Крики стали громче — перепуганные прихожане высыпали из храма, зовя полицию.
Баптистерий быстро опустел: люди рванулись наружу — выяснить причину переполоха.
— Отличная работа, — мягко сказал блондин, как только остался наедине с громадным человеком, за которым вошел в баптистерий. — Даже я не заметил, как ты нерекинул его через перила, а я туда смотрел.
— Danke, mein Herr, — почтительно ответил гигант. У него были грубые немецкие черты лица, и сложение как у бременского сталелитейщика, коим он когда-то и работал. Хоть он и был одного роста с блондином, но весил по меньшей мере на пятьдесят фунтов больше.
— Я не кривлю душой, — продолжал блондин на безупречном немецком, — это было великолепное зрелище. Такой урок не останется без внимания. Мне особенно понравился эластичный трос на шее.
Немец просиял. «Учителем» его прозвали не за ученость, а за те «уроки», которые он преподавал остальным.
— Еще раз спасибо, mein Herr, но вы слишком мне льстите. Я лишь выполняю свою работу. — И он выжидающе улыбнулся.
Блондин запустил под полу пиджака руку с ухоженными ногтями. Достал он, правда, не деньги, а длинный нож с округлой ручкой слоновой кости, украшенной золотом, серебром и камнями. В Средние века «сесчепиту» использовали языческие жрецы для жертвоприношения. Бесценный кинжал.
Для своих размеров Учитель обладал хорошей реакцией, но теперь не успел. С первым же ударом кишки его вывалились на холодный мрамор баптистерия. Со вторым под его подбородком образовалась безобразная ухмылка.
Он соскользнул на пол, привалившись спиной к купели.
— Ах, Учитель, — прошептал блондин по-немецки, глядя на угасающий свет в глазах гиганта. — Когда знаешь что-то — это опасно. Когда знаешь много — еще опаснее. — Веки Учителя задрожали, и блондин помедлил. — А если слишком много? Если знаешь слишком много, тебя могут убить. — В глазах гиганта мелькнуло понимание, а затем они навсегда скрылись под отяжелевшими веками.
Блондин быстро вытер старинный клинок о рубашку немца и снова вложил его в ножны. Выходя из баптистерия, он задумался, скоро ли кто-нибудь решит, что и он знает слишком много.
Глава 2
Среда, 5 июля
День ослеплял. Солнце, разливаясь по безоблачному небу, отражалось от песка и воды, а Вэнс Эриксон гнал на юг по Тихоокеанской береговой трассе, согнувшись над рулем реставрированного «индиана» 1948 года выпуска. Мощный двигатель ревел между ног, и мотоцикл обгонял машины одну за другой. Приятно вернуться к цивилизации, даже если там придется общаться с подхалимами и ящеромордыми бухгалтерами из нефтяной компании.
Меньше часа назад Эриксон подкатил к полевому лагерю в округе Вентура, и ему навстречу из трейлера вылетел администратор — самый пресмыкающийся из всех счетоводов.
— Тебя хочет видеть Кингзбери, — задыхаясь, выпалил ящер. — Где ты был? Почему не взял с собой передатчик Где ежемесячные отчеты? — Фразы, полные неприкрытого презрения, лились без каких-либо знаков препинания. Ящер его ненавидел: он бы с удовольствием устроил так, чтобы Вэнса выгнали, если бы не два препятствия: благодаря неортодоксальным методам исследования он был лучшим геологом-разведчиком, когда-либо работавшим в «Континентал Пасифик Ойл», больше того — хозяин компании Харрисон Кингзбери относился к Вэнсу как к сыну, разве только не оформил это юридически.
Перекресток на бульваре Сансет быстро приближался — со скоростью девяносто миль в час — и Эриксон начал притормаживать. Тут начнутся пробки. Не страшно — Вэнс посмотрел на часы ныряльщика: времени много.
На повороте к своему дому — оштукатуренному трехкомнатному бунгало всего в двух кварталах от здания «КонПаКо» — Вэнс помедлил. Может, стоит заехать и переодеться? Клетчатая рубашка и рабочие штаны за неделю в полевых условиях испачкались и истрепались. Вэнс тяжело вздохнул. Нет, не сейчас. Он пока не готов встречаться с теми призраками.
Подъехав к зданию «КонПаКо», Эриксон заметил у бордюра перед зданием множество фургонов и седанов с логотипами лос-анджелесских телеканалов. Очевидно, Кингзбери снова выступает перед прессой. Вэнс ловко проехал между двумя фургонами, перекрывшими пандус для инвалидных кресел, въехал на тротуар и заглушил мотор.
Как только он вошел, к нему обратился мужчина лет тридцати — атлетического сложения, одетый в строгий костюм. Нельсон Бейли, вице-президент «КонПаКо», заведующий геологоразведкой после гарвардской магистратуры по управлению бизнесом, выглядел так, словно сошел со страницы «Джи-Кью».
