Офелия. II
Желтое поле. Кровавым потомПотный полдень. Ветер заснул.Вот она плывет, умирающая птица,Под белым кровом лебяжьих крыл.
Мягко опали голубые веки.И под сверканье звенящих косСнится ей поцелуй, как пурпур,Вечный сон в ее вечном гробу.
Мимо, мимо! Туда, где над берегомГудящий город. Где в плотинный створБелый бьет бурун, и на все четыреСтороны стонет эхо. Туда,
Где гул по улицам. Колокольный звон.Машинный скрежет. Стрельба. Туда,Где запад грозится слепым и краснымКругом, где вычерчен подъемный кран.
Подъемный кран, чернолобый тиран,Молох над павшими ниц рабами,Тягота мостов, которые для негоКоваными цепями сковали реку.
Незримо уносит ее поток,И где ее мчит, взметаются толпыБольшими крыльями черной тоски,Тенью ширящейся с берега на берег.
Мимо, мимо! Где в жертву мракуЛето приносит поздний закат,Где усталая истома дальнего вечераТемной зеленью легла на луга,
Поток ее мчит, навек погруженную,По стылым заводям встречных зимВниз по течению времени, в вечность,Где дышит дымом огненный небосвод.
Арестанты. II
По дороге, по рытвинам, дробный шаг —Колонна арестантов марш-марш домой.Через мерзлое поле, в огромный гроб,Как бойня, углами в серую муть.
Ветер свищет. Буря поет.Они гонят кучку жухлой листвы.Стража позади. У пояса — звяк —Железные ключи на железном кольце.
Широкие ворота разеваются до небесИ опять смыкаются. Ржавчина дняИзъедает запад. В мутной синевеДрожит звезда — колотит мороз.
У дороги два дерева в полумгле,Скрюченные и вздутые два ствола.И на лбу у калеки, черный и кривой,Крепчает рог и тянется ввысь.
Спящий в лесу
Он спит с утра. Солнце сквозь тучиКрасным тронуло красную рану.Капает роса. Весь лес — как мертвый.Птичка на ветке вскрикивает во сне.
Покойник спит, забывшись, забытый,Овеваем лесом. Черви, вгрызаясьВ щели его черепа, поют свою песню,И она ему снится звенящей музыкой.
Как это сладко — спать, отстрадавшиСон, распасться на свет и прах,Больше не быть, от всего отсечься,Уплыть, как вздох ночной тишины,
В царство спящих. В преисподнее братствоМертвых. В высокие их дворцы,Где палаты сменяют одна другую,В их застолья, в их праздники без конца,
Где темное пламя встает в светильниках,Где звонким золотом — струны лир,А в высоких окнах — морские волныИ зеленеющие луга, выцветающие в даль.
Он улыбается из пустого черепа,Он спит, как бог, осиленный сладким сном.Черви набухают в открытых ранахИ, сытые, тащатся через красный лоб.
Расщелина сходит ко дну оврага.Он спит на цветах. И устало клонитРану, как чашу, полную крови,Льющей темнобархатно-розовый свет.
Дерево
Возле канавы у края лугаСтоит дуб, исковерканный и старый,В дуплах от молний, изгрызен бурей,Черный терн и крапива у корней.
Душным вечером собирается гроза —Он высится, синий, неколеблемый ветром.Праздные молнии, бесшумно вспыхиваяВ небе, сплетают ему венец.
Ласточки стаями мчатся понизу,А поверху сброд летучих мышейКружится над голым, выжженным молнией,Суком, отросшим, как виселичный глаголь.
О чем ты думаешь, дуб, в вечернийЧас грозы? О том, как жнецы,Отложив серпы, отдыхают в полденьВ тени, и по кругу ходит бутыль?
Или о том, как они когда-тоЧеловека повесили на твоем суку —Стиснулась удавка, вывихнулись ноги,И синий язык торчал изо рта?
И висел он лето и зиму,В переплясе на ледяном ветру,Словно ржавый колокольный язык,Ударяясь в оловянное небо.
Луи Капет[1]
Стук барабанов вкруг эшафота.Эшафот крыт черным, как гроб.На нем машина. Доски разомкнуты,Чтобы вдвинуть шею. Вверху — острие.
Все крыши в зеваках. Красные флаги.Выкрикивают цены за места у окон.Зима, но люди в поту.Ждут и ворчат, стискиваясь теснее.
Издали шум. Все ближе. Толпа ревет.С повозки сходит Капет, забросанныйГрязью, с растрепанной головой.
Его подтаскивают. Его вытягивают.Голова в отверстии. Просвистела сталь,И шея из доски отплевывается кровью.
Зима
Зима врастяжку. По ровной гладиГолубые снега. На дорогах стрелкиВытянулись, показывая друг другу вследЛиловое безмолвие горизонта.
Четыре дороги, все — в пустоту,Скрестились. Кусты — как стынущие нищие.Красная рябина блестит печально,Как птичий глаз. Четыре дороги
Застыли на миг пошептать ветвямиИ вновь вперед, в четыре одиночества,На север и юг, на восток и запад,Где небо к земле придавило день.
Земля из-под жатвы горбом, как коробС треснувшей плетенкой. Белою бородойОна щетинится, как солдат после боя —Сторож над мертвыми после жаркого дня.
Снег бледнее и день короче.Солнце дышит с низких небесДымом, которому навстречу талыйЛед горит, как красный огонь.
Вечер
День потонул в червонном багрянце.Река бела небывалой гладью.Движется парус. У руля, как вырезанный,Лодочник высится над большой кормой.
На всех островах в прозрачное небоВскинулся красный осенний лес,И шелест веток из темных омутовОтзывается дрожью кифарных струн.
Сумрак, сумрак разливается вширь,Как синее вино из опрокинутой чаши.А поодаль стояла окутанная в черное,На высоких котурнах большая ночь.
Крестный ход
Бескрайний край, где лето и ветер,И ветру вверились светлые облака,Где зреет золотом желтое житоИ связанная в снопы высыхает рожь.
Земля туманится и дрожитВ запахах зеленых ветров и красныхМаков, которые уронили головыИ ярко горят от копны к копне.
Проселок выгнулся в полукруглый мостНад свежей волной и белыми каменьямиИ длинными водорослями в длинныхСтруях под солнцем, играющим в воде.
Над мостом возносится первая хоругвь,Пылая пурпуром и золотом. ОбаКонца ее с кистями справа и слеваДержат причетники в выцветших стихарях.
Слышится пение. Младший клирС непокрытыми головами шествуетВпереди прелатов. Старинные, благолепныеЗвуки над нивами разносятся вдаль.
В белых одежках, в маленьких веночкахМаленькие певчие истово поют;И взмахивают кадилами мальчикиВ красных сутанах и праздничных шлыках.
Алтарные движутся изваяния,Мариины раны сияют в лучах,И близится Христос с деревянным желтымЛицом под сенью пестроцветных венков.
Под навесом от солнца блещет епископскаяМитра. Он шагает с пением на устах,И вторящие голоса диаконовВозносятся в небо и разносятся по полям.
Ковчежцы сверкают вкруг старых мантий.Дымят кадила тлением трав.Тянется шествие в пышности полей.Золото одежд выцветает в прожелть.
Шествие все дальше. Пение все тише.Узенькая вереница втягивается в лес,И он, зеленый, блещущую глотаетТемными тропами златодремлющей тишины.
Полдень настает. Засыпают дали.Ласточки полосуют глубокий воздух.И вечная мельница у края небаТянется крыльями в белые облака.
Госпиталь. II