Писать я научился раньше чем читать, это точно. Хотя и читать я стал в те же пять лет. Знаменательный был год, как я погляжу.
- Может и лучше бы было, если бы ты чуть позже этому научился, сказала однажды Мария. - А то уж больно много начитался.
Это она потому, что у меня вечные проблемы с учителями, особенно с нашей классной. А когда я сказал, что пока есть дураки, будут и проблемы, она стала зверски хохотать. Ничего, сама виновата. Надо было читать мне на ночь. И потом, чего я такого начитался? Ретифа де ла Бретона что ли? И с чего это она взяла, что нужно прятать от меня Лакло? Все равно ведь найду. Нашел же журналы в кладовке. А там такое, что и Лакло не снилось. А уж фотографии! Завалила сверху Станиславским и "Нюрнбергским процессом". Вот тяжестей-то натаскался! Хитрая у меня мама, ничего не скажешь. Вроде Улисса.
Слушая музыку, она иногда пританцовывает.
Чтобы выйти на улицу, нужно было немножко пройти по двору и свернуть направо. Там была арка. А за ней бульвар. Осенью с его аллеи доносился запах дымных костров. Жгли листья. Там, где были тополя, дальше, за перекрестком. Здесь были липы.
Первыми зацветали черемухи. Потом яблони, сирень, шиповник. А потом липы. И медовая тяжесть их аромата наполняла июльские вечера, такие томные.
После фильма мы немножко погуляли. Когда мы проходили мимо одной клумбы, Мария закрыла глаза, запрокинула лицо к запаху цветов и сказала: "Какое чудо!"
Она села на край гранитного бордюра, и каблуки ее туфель едва касались асфальта. Я подсел к ней, и мы были вдвоем и дышали вечерним душистым настоем, пока не зажгли фонари.
"Deep Purple" мы переводили как "Глубокий Пурпур", а "Pink Floyd", почему-то, как "Розовый Фламинго". Во мне так и остались два этих цвета: розовый и пурпурный.
Когда идешь с ней по улице, такое ощущение, что на тебя все смотрят. На самом же деле смотрят не на тебя, а на нее, смотрят, провожают взглядом, оборачиваются за спиной. Я привык к этому, а она, кажется, никогда и не обращала на это внимания. Издали она похожа на забойную американку из крутого боевика, но вблизи понимаешь, что ни в каких боевиках таких не бывает. И сходишь с ума.
Для меня она всегда была богиней. Я целовал ее туфли в прихожей.
Она такая красивая, она... Она.
У меня есть свой альбом, куда я собираю всякую всячину - вырезки разные из журналов, просто картинки, открытки, фотографии битлов (если бы не Мария, то я их и не знал бы, бог ведает, до каких лет, ужас!), разные красивые места, - Великий Каньон, например, Скалистые горы, разные английские замки. Ну и конечно, в нем много фотографий Марии. Вообще-то, он с них и начался. Потом к ним прибавились портреты Брижит Бардо, потому что она похожа на Марию, не совсем, конечно, но что-то есть. В этот альбом я и собираю свои истории, я сочиняю их сам. Обычно они про Марию, но иногда просто про кого-нибудь, иногда про меня, а действие происходит или в восемнадцатом веке (тогда шикарно одевались), или в конце шестидесятых (годов, конечно, не веков). Мария тогда красила волосы пергидролем. У меня есть вырезка из газеты с ее фотографией, на которой она читает стихи со сцены. Прямо как настоящая звезда. Лида говорит, что она обалденно читала, и вообще, у нее актерский талант. Еще бы. Это у нее-то да чтобы не было таланта, у такой женщины!
...- И вот автобус въехал на мост, и под ним была Темза, но со второго этажа нам не было ее видно, и Мария сказала: "Кажется, что мы в небе..."
- А почему мы ехали на втором этаже?
- Ну как же. Ведь ты же куришь.
Она смеется.
С ней легко.
У меня в комнате на стене висит карта Англии. Как-то мне пришло в голову повесить портрет Марии прямо на нее. Я взял самую лучшую фотографию и отнес ее в мастерскую, чтобы они увеличили и вставили в рамку. Ужас, сколько слупили. Все деньги ушли, еще и не хватило, но я уговорил их, что принесу, когда приду за портретом. Пришлось влезать в долги. Но портрет получился клевый. Я повесил его прямо над Ирландией. Правда, накрыло половину Гебридских островов, но это ничего. И что за стулья делают в этой стране! Разваливаются именно тогда, когда ты встаешь на них.
- Это оттого, что ты раскачиваешься на ножках, - сказала Мария.
На что я возразил, что Роберт Бернс тоже раскачивался. Но она сказала, что вовсе не обязательно следовать в этом его примеру.
- Но мне так думается лучше.
- Если ты полагаешь, что со сломанным позвоночником думается лучше, то пожалуйста, я не возражаю, - пожала она плечами.
С юмором у меня мама. Другая бы стала психовать из-за сломанного стула.
В 1967 году один парень отправился в Гималаи, чтобы стать магом...
- Наверное, он хотел стать йогом?
- Ну может быть, и йогом, но, по-моему, все-таки магом.
- А откуда он был?
- Родился он в... в Бирмингеме.
- И что же дальше?
- Так вот. Он долго искал настоящего мага. Ему не нужны были те, которые только кривляются перед туристами. А настоящие маги жили далеко в горах, и добраться до них было очень трудно. Но он все-таки добрался до этих мест, хотя много раз мог сорваться в пропасть и погибнуть. И вот он сказал магу: "Научи меня всему, что ты знаешь, чтобы я стал магом". А маг ему ответил: "Чтобы стать тебе таким как я, должен ты будешь отказаться от всего, с чем ты связан". А парень этот сказал: "Я готов ко всему".
- А как его звали?
- Звали его Ричард.
И вот маг стал показывать ему все, что было в мире. Показал ему город Бирмингем и спросил: "Откажешься ли ты от родины?" А Ричард заплакал, но сказал: "Я готов отказаться от родины, которая у меня была". Тогда показал ему маг всех его друзей и сказал: "Ты должен отказаться от них". Ричард опечалился, но ответил: "Я готов к этому". И тогда маг снова показал ему зеркало, и на этот раз оно было обычным, и сказал маг: "Сможешь ли ты отказаться от самого себя?" Ричард немного испугался, но ответил: "Я готов отказаться от себя и даже забыть свое имя". Он очень хотел стать магом. И наконец маг сказал ему: "Ты думаешь, что простился со всем в своей жизни и достоин стать магом, но ты еще не сказал главного". И маг показал ему его любимую женщину, ту, которую Ричард любил больше чем жизнь, больше чем себя самого, больше чем родину и друзей. И сказал маг: "Готов ли ты отказаться от нее? Но прежде чем ответишь, подумай. Знай, что никто не возвращается с дороги, на которую ты ступил, и если теперь ты не сможешь отказаться, ты умрешь вместе с той, которую ты любишь".
И Ричард не знал, что ему сказать. Он готов был умереть ради своей любимой, ради нее он готов был даже не стать магом, но он не хотел, чтобы из-за него погибла его любимая. И тогда он подумал: "Я не могу решать ее участь за нее. Но как бы поступила она? Что бы она выбрала, окажись она сейчас рядом со мной, или будь она на моем месте? И тогда он повернулся к магу и сказал: "Убей нас. Я не достоин быть магом".
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
