— На проводе, — прозвучало мрачно.
— Эрни, это мисс Пэнкгерст. Немедленно иди сюда, возьми мой термос и завари мне чаю. Немедленно.
— Мне надо снимок осветлить…
— Не обсуждается, — сердито сказала Хелен и с силой бросила трубку на рычаг. Она знала, что имеет репутацию фурии, но это ее не волновало. У этого были и свои преимущества. Разумеется, через пару минут Эрни забрал драгоценный сосуд в свой закуток в темной комнате, где стоял электрический чайник.
У Хелен болела голова, и она подумала, что только ей могло повезти простудиться накануне этой нервной ночи. Она чувствовала себя намного старше своих тридцати четырех лет и мечтала о возможности прилечь. Вместо этого ей пришлось довольствоваться половиной чашки чаю и приняться за расшифровку неграмотных, но содержательных записей Терезы.
«Шляпы как суповые тарелки. Оч. важно. Цвета типа боя быков. Красиво, вроде как выходной у горничной. Ладно, контур в виде пельменя сойдет, но в общем-то это старая шляпа… старое доброе платье без пояса от Баленсиага, обрезанное по подолу садовыми ножницами…»
Все это производило очень яркое впечатление, и Хелен искренне сожалела о том, что не может напечатать все так, как есть. Но разумеется, это невозможно. Она принялась переводить с языка Терезы на язык «Стиля». «Круглые шляпы, плоские, как летающие тарелки… Цвета плаща тореро и черной испанской вуали, оттененные цветом яркого золота… ослепляющее сияние для смелых женщин… новое прочтение классики… облегающее платье-чехол в новом стиле уличной девчонки».
Она еще раз высморкалась и пожалела, что не захватила с собой аспирин. Была почти полночь.
В соседнем кабинете Тереза и Патрик стояли на коленях на темно-лиловом ковре, склонившись над разбросанными в беспорядке фотографиями и пробными верстками.
— Увеличить это! — гремел Патрик. — Увеличить и убить эту шляпу.
— Нет, — возразила Тереза. — Нет. Честно говоря, я не позволю убить шляпу.
— Девочка моя, что ты имеешь в виду?
— Это важно. — Тереза развела руками. — Без шляпы не о чем будет и говорить. В этом сезоне шляпы — самое важное.
— Ладно, — сердито ответил Патрик. — Ладно. Не будем обрезать шляпу. Пусть будет шляпа. Огромная уродливая шляпа на обе страницы. Придадим развороту немного характера. Обрежем снимок здесь.
Дверь в отдел Патрика тихо открылась, и вошел Майкл Хили. Он был невероятно высоким и худым и имел репутацию денди. Сейчас он снял пиджак, его светлые волосы были в беспорядке, а худое лицо выглядело изможденным.
Холодно и зло он сказал:
— Знаю, я всего лишь какой-то вшивый фотограф, но не хотите ли мне объяснить, какого черта вы двое делаете с этим снимком?
— Дорогой, мы хотим всего лишь слегка обрезать его, чтобы подчеркнуть шляпу.
— Смысл этой фотографии, — едко произнес Майкл, — в том, что линия платья проходит снизу вверх сквозь шляпу. Если вы хотите нарезать ее на кусочки, пожалуйста, но уберите с нее мое имя.
— Тише, Майкл. — Марджери Френч откинулась в своем крутящемся кресле за большим столом. Черная соломенная шляпа начала сдавливать ей виски, но снять ее было все равно что раздеться на людях. — Давай прямо. Тереза считает, что в этом сезоне шляпы особенно важны.
— Ну да.
— Патрик хочет отвести разворот под костюм от Диора.
— Этот чертов снимок…
— Патрик считает, что его ни в коем случае нельзя обрезать, и я с ним согласна.
— Спасибо, Марджери.
— Ладно. Тогда почему бы не отвести Диору разворот, оставить этот снимок как есть, а напротив разместить шляпу на всю страницу и пожертвовать шифоном Монье.
Повисло напряженное молчание.
— Что ты думаешь о шифоне Монье, Тереза?
Тереза заколебалась.
— Ничего особенного. Бальмен важнее. Я думаю, что можно и избавиться от него.
— Марджери, дорогая, ты гений! — Патрик встал и рявкнул. — Доналд!
Как кролик из шляпы, голова молодого человека появилась в дверном проеме.
— Забери все эти макеты и сожги их, ты, несчастный шотландец! — ревел Патрик, настроение которого заметно улучшилось. — А потом увеличь снимок «Диор», смонтируем кое-что…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Он скрылся в своем отделе. Марджери Френч улыбнулась, как юная девушка, можно было забыть, что ей почти шестьдесят и она женщина редкого ума и большого влияния в своей области.
— У нас есть десять минут, — заметила она. — Я, пожалуй, схожу в комнату отдыха и немного освежусь. Мисс Филд, позовите меня, если я кому-то понадоблюсь до того, как мистер Уолш вернется. — Она поднялась — прямая как струна, ни один стальной волосок не выбивается из прически. — Надеюсь, ты уже отправил Эрнеста домой, Майкл. Вся работа в фотолаборатории, должно быть, уже закончена.
— Он ушел минут десять назад, Марджери.
— Хорошо. Последнее время он выглядит усталым. — Марджери снова улыбнулась, но на этот раз улыбка вышла несколько напряженной. Она покачнулась и была вынуждена опереться на стол. — Что ж, увидимся через десять минут.
Когда дверь за ее спиной закрылась, Майкл Хили произнес:
— Господи, я надеюсь, что с ней все в порядке. Я никогда бы не подумал, что…
Тереза зевнула и потянулась.
— Она тоже человек, дорогой, хотя многие считают, что это не так. Она устает, как все люди, но никогда этого не признает. В последнее время ей во многом приходится полагаться на Хелен. К сожалению.
Последовавшая за этим пауза была прервана громким стуком пишущей машинки, напомнившим Терезе и Майклу, что они не одни. Впрочем, можно понять, почему они забыли о присутствии в помещении еще одного человека. Рейчел Филд представляла собой идеал личного секретаря. Аккуратная, незаметная, пунктуальная, с тихим голосом и поразительной работоспособностью. Тереза знала, что младшие сотрудники считают мисс Филд тираном, но сама она никогда ничего подобного не замечала. Мисс Филд попросту не существовало до тех пор, пока у кого-то не находилось для нее поручения. Терезе никогда не приходило в голову, что только ее привилегированное положение в качестве редактора раздела моды защищало ее от стервозности Рейчел.
Что касается Рейчел, то она всегда смотрела на мисс Мэннерс с тщательно скрываемым неодобрением и раздражением. Мисс Френч — вот каким начальником можно гордиться — иногда, по мнению Рейчел, бывала слишком добра, но оставалась решительной, работоспособной и обладала должным уважением к папкам и каталогам. Но мисс Мэннерс… рассеянная, безответственная и испорченная — именно те эпитеты, которые Рейчел — разумеется, только наедине с собой — употребляла по отношению к ней. Если мисс Френч говорит, что у мисс Мэннерс чутье на тенденции моды, то так оно и есть. Сама она не могла понять всю суету, которую мисс Мэннерс и мистер Уолш устраивали вокруг фотографий и макетов. Послушать их, так они обсуждают что-то действительно важное. Рейчел считала, что мисс Френч слишком много им позволяет, мирясь с их бестолковостью. Подумать только, эта мисс Мэннерс и этот мистер Хили обсуждают мисс Френч за ее спиной в ее собственном кабинете… Рейчел с силой била по клавишам пишущей машинки, выражая неодобрение, которое не могла высказать вслух.
Майкл сказал:
— Ладно, если тебе нужна большая фотография этой шляпы от Полет, я сделаю еще один отпечаток. Этот слишком темный. — Он поднял фотографию с пола и изучил ее. — Господи, у этой девушки красивые кости, как у молодой Гоален[1]. Я бы неплохо с ней поработал.
— Не сомневаюсь. — В голосе Терезы слышалась легкая насмешка.
— Не в том смысле, дорогая, — ответил Майкл. Он поцеловал ее в золотистую макушку и, насвистывая, вышел из кабинета.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
В художественном отделе он миновал Патрика Уолша и Доналда Маккея, запутавшихся в гирляндах нарезанных копий макетов и клейкой ленты.
— Надеюсь, ребята, вы не делаете ничего неприличного, — сурово сказал он.
— Иди к чертовой матери, — отозвался Патрик.
— Я там работаю не первый год, — беззаботно заметил Майкл и исчез в мягком красном сиянии фотолаборатории — своего собственного царства. На часах была половина первого.
