Уже в наши дни творческая мысль писателей-фронтовиков воскресила в памяти современников перенесенные испытания. Бывшие воины Яакко Ругоев (рассказ «Вся жизнь впереди») и Пекка Пертту (рассказ «Две долгие ночи») в острых положениях мастерски рисуют образы советских солдат, борцов за правое дело, и финских солдат, недавних крестьян и рабочих, которым чужды цели войны.
Современные карельские рассказы, какой бы темы они ни касались — подвига человека в Великой Отечественной войне, недавнего исторического прошлого Карелии или сегодняшней действительности, — отмечены жизненностью, правдой выражения и свидетельствуют о творческом росте прозаиков, работающих в этом жанре.
Стремление раскрыть жизнь и характеры во всей многомерности и глубине привело карельских рассказчиков к художественному воплощению важных нравственных проблем. В рельефно вылепленных образах Кокорина и Бередышина (рассказ «Старики» Ф. Титова) психологически убедительно раскрыты диаметрально противоположные жизненные стимулы, определившие судьбу двух людей одного поколения, одного села. Писатель показывает, как в условиях социалистических преобразований в советском селе складывается новый человек с новыми взглядами и запросами, с общественными интересами и широким кругозором (образ Бередышина) и, напротив, как терпит крушение человек, чья цель — личное преуспевание, нажива, обогащение (образ Кокорина).
Живым и свежим восприятием современной действительности отличаются рассказы Ф. Титова, В. Соловьева, В. Пулькина, А. Шихова.
Самый молодой из представленных в этом сборнике рассказчиков — уроженец Спасской губы Прионежского района Виктор Пулькин, «Кузьмичевыми рассказами» он дебютировал в журнале «Север» и сразу был замечен местной и центральной критикой. Его рассказы относятся к той разновидности художественной прозы, в основе которой лежит неиссякаемый источник словесного творчества народа. Образ Кузьмича — мудрого и лукавого, придает особую обаятельность этим рассказам. Кто не знает в Заонежье, да и во всей Карелии Михаила Кузьмича Мышева, знаменитого реставратора Кижских соборов! «Кузьмичевы рассказы» народны и по психологическому складу и мышлению героя-рассказчика, и по выразительным средствам языка, и по ритмике повествований. И еще одна очень привлекательная черта «Кузьмичевых рассказов» В. Пулькина — это умение художественно убедительно передать дух традиционной дружбы между карелами и русскими, издавна добрыми соседями и друзьями.
Природа и человек — наиболее разработанная тема в карельских рассказах, ее не обходит ни один рассказчик. Многие рассказы карельских авторов на эту тему выходят за рамки обычных пейзажных или охотничьих новелл. Таковы рассказы «Когда уходят годы» Виктора Соловьева и «Озеро шумит» Антти Тимонена. В движении сегодняшнего дня Карелии, идущей в борениях к коммунизму, явственно виден тот громадный путь, который она проделала за последние полвека. История и современность причудливо переплелись на этой древней северной земле. Старый и новый век, прошлое и настоящее встречаются здесь на каждом шагу, они порой сосуществуют, порой противоборствуют. Этому посвящен рассказ Петра Борискова «И старое и молодое».
Сборник объединяет писателей Карелии разных поколений трех национальностей: карел, финн, русских. Он не является антологией карельского рассказа, однако более или менее полно показывает писателей, работающих в этом жанре.
Предлагаемый вниманию читателей сборник «Озеро шумит» даст возможность почувствовать своеобразие исторического движения карельской жизни, преломленной в индивидуальной психологии человека, а также увидеть, как меняется герой карельской литературы, как становились глубже авторские раздумья о путях человеческих судеб, связанных с утверждением и развитием социалистической нови в нашем лесном и озерном крае.
Майя Пахамова,
старший научный сотрудник Института языка, литературы и истории Карельского филиала Академии наук СССР
Константин Еремеев
1874–1931
Родился в г. Минске в крестьянской семье. Детские и школьные годы провел в Карелии. За подпольную деятельность в г. Вильно в 1899 г. сослан в Петрозаводск. Несколько раз подвергался арестам. Один из организаторов и редакторов большевистской «Звезды» и «Правды». В 1917 г. — член Военно-революционного комитета в Петрограде. После победы Великой Октябрьской революции работал в Гослитиздате, на флоте, в журналах «Крокодил» и «Красная Нива». Писал стихи, фельетоны, рассказы, повести.
Союзом журналистов Карелии учреждена премия имени К. С. Еремеева, присуждаемая ежегодно за лучшие очерки и публицистику.
Детство
Когда человек пробуждается ото сна, первое сознание у него еще неясно. Иногда ему бросается в глаза кто-либо стоящий вблизи, или какое-нибудь пятно, например, стена или дверь, или потолок, или освещенное окно, или цветная занавеска. Это первое впечатление, мелькнувшее на один момент, иногда окрашивает собой целый день человека.
Нечто похожее происходит с человеком в раннем возрасте, когда он пробуждается впервые к сознанию. Память фиксирует первые жизненные проявления ребенка, может быть, впервые осмыслившего свое бытие.
Я помню свое пробуждение к жизни: открыл глаза, солнце бьет в небольшие окна. Потянуло к солнцу, сполз с постели и добрался до лавки, посмотрел на улицу. Там все залито солнцем. Березки стоят в нежной зелени под окном; петух большой, пестрый, яркий, бежит за курицей, распахнув крылья.
Надо выйти на улицу. Добрался до двери. Очень трудно раскрывается дверь. Толкаю ее. После нескольких усилий она распахнулась. И там, за дверью, большой необъятный свет. Тепло. Какие-то птицы, большие и маленькие, прыснули стаей. Скрылись.
Вниз идет лестница. Сойти по этой лестнице — первое самостоятельное действие в моей жизни. До сих пор меня сносили на руках. Еще ни разу мои ноги не коснулись ступенек.
И вот теперь, когда никто не мешает, когда я один, я чувствую, как грудь расширяется ощущением свободы. Хочется побежать по этой лестнице быстро-быстро или ринуться вниз, зажмурив глаза. Но инстинкт берет свое, и я, цепляясь руками за стенки, сползаю задом наперед все ниже и ниже. И вот я на земле, на зеленом ковре травы.
Здесь я выпрямляюсь и делаю первые самостоятельные шаги на земле. Надо куда-то идти. Куда-то тянет. Подняв руки, я пошел прямо вперед по свободной улице, к солнцу. Первые неверные шаги вскоре окрепли. Я вспомнил, как ходят другие люди, как ходят и даже бегают бойкие мальчишки, которые пощипывали меня иногда при встречах. И мне казалось, что я иду не хуже их, что я могу даже бежать. Я побежал. Вероятно, со стороны этот бег выглядел смешным. Он был не такой быстрый. Ноги обвивала трава. Иногда между пальцев попадали травинки, и самостоятельный человек падал. Но, поднявшись, я продолжал начатое движение и дошел наконец до большой светлой лужайки, где стояли совершенно новые, блестящие желтые срубы только что начатых построек. Я влез в один сруб. Там показалось уютно, красиво; во всяком случае, необыкновенно. Там много всяких стружек, палочек. Прорубленные отверстия окон, наверху решетка стропил, на которых нет еще крыши. Солнце вливает в проруб двери и сверху снопы тепла и света. Я совершенно забыл и время и место. Было очень интересно набирать напиленные планочки и кусочки дерева.
Вдруг мелькнула какая-то тень, заслонила солнце. Я посмотрел. Большая собака стояла в двери на бревне. Красный язык висит, глаза блестят.
— Серко, — сказал я, — иди сюда.
Но Серко стоял, устремив глаза на меня и не выказывая никакого желания подойти. У этого Серко было что-то другое во всем его облике, нежели у нашего Серко. Наш пес, пожалуй, величиной не меньше этого и очень ласков. Когда случайно удавалось Серку попасть в избу, он всегда облизывал меня языком; лизал прямо в лицо или в руку, и было приятно положить на его мягкую мохнатую спину руки и подергать его за шерсть.
Наш Серко был очень послушный, и если я ему кричал: «Серко, поди сюда!» — он прибегал и ложился вблизи, поглядывая своими спокойными глазами и как будто спрашивая, зачем его позвали.
А вот этот Серко не обнаружил ни малейшего желания подойти. Он не махал хвостом и вообще был какой-то чужой и чем-то непохож на нашего Серко.
В это время на улице вдруг послышался шум. Люди что-то громко кричали. Слышно было, как несколько собак залились лаем. Большая собака, стоявшая в двери, повернулась на шум. Вдруг сделала громадный прыжок, перемахнула через светлые смолистые бревна и скрылась. Собачий лай на деревне разлился в длительный визгливый вой. Люди закричали, но это не привлекло моего внимания, и я опять занялся своими щепочками.
