– Тонкий намек?
– С толстыми намерениями. А можно вопрос?
– Приличный?
– Вполне. Картины в доме все еще висят?
– На всех стенах. Отец говорит, старинные. Дико дорогие… А тебе зачем?
– Грабануть хочу.
– Трепло, – засмеялась Марина. – Как ты грабанешь, если они застрахованы?.. Отец чуть ли не каждое утро пересчитывает. Совсем трёхнулся на них.
Неожиданно в ночи послышался встревоженный женский голос:
– Маринка, ты где?.. Марин-а-а!
– Блин, мать, – прошептала Марина, задула свечу и поспешно поднялась. – Ладно, завтра поговорим.
– Марина! – продолжала звать мать. – Ты где?
– Наташа, где она? – пробубнил мужской голос. – Опять куда-то майнула?
– Да здесь я, здесь! – крикнула Марина, пробираясь к выходу. – Иду, чего всполошились?
– А чего ты там?
– Козу кормила. Может, хватит? За каждым шагом следите. Достали…
Баринов какое-то время послушал невнятное бормотание во дворе, прилег на топчан и тут же провалился в вязкий и непробудный сон.
Дождь не прекращался. Хлопали ставни, били по стеклам ветки, порывы ветра пригоршнями кидали воду на стены.
Зайцев сидел в темноте посередине просторной гостиной, неотрывно и с нарастающим страхом смотрел на старинные картины, развешанные по стенам. Картины таинственно поблескивали, играли черными переливами, пугающе вздрагивали от грохота дождя. Дмитрий Олегович переводил взгляд с одной рамы на другую, изображение на холстах просматривалось нечетко – лишь тени и пугающий полумрак.
На лестнице послышались шаги. Зайцев никак не среагировал, продолжал завороженно смотреть на картины.
Наталья Петровна спустилась вниз со второго этажа, подошла к мужу, шепотом спросила:
– Ты чего не спишь?
Дмитрий Олегович не ответил.
– Дима, пошли спать. Завтра тяжело будет вставать.
– Я их боюсь, – сказал он, продолжая тупо смотреть на картины.
– Кого?
– Картин.
– Опять выпил?
– Потому что боюсь. Они не дают мне спать.
Наталья Петровна подошла к мужу, силой заставила встать:
– Не говори глупости. Картины как картины… Не первый день висят. Пошли…
Дмитрий Олегович встал. Наталья Петровна довела его до лестницы, помогла подняться на второй этаж и тут же вернулась вниз, проверила запоры, задернула шторы.
Из своей спальни вышла Марина, недовольно бросила:
– Чего ты тут?
– Ничего, все нормально. Иди к себе.
– Опять отец напился?
– Ничего не напился. Просто бессонница… Иди, сказала.
– Хорошая бессонница… Каждую ночь втихаря пьет, потом как бешеный, – проворчала Марина и ушла к себе.
Егор проснулся от козьего блеяния за перегородкой, услышал, как кто-то вошел к козе.
– Ну чего ты, глупая?.. – Женский голос стал успокаивать животное. – Сейчас подою и тут же покормлю. Милка, перестань! Стой спокойно!
За крохотным окошком уже вовсю гулял серый осенний день, во дворе слышались мужские голоса.
Зазвенели тугие удары струй молока о жестяные стенки кастрюльки. Снаружи, буквально за стеной пристройки, заработал автомобильный движок и снова послышались те же неразборчивые мужские голоса.
Женщина закончила дойку, похвалила блеющую козу:
– Умничка моя… Сейчас папа молочка попьет, и я вернусь.
Стало тихо, только шум автомобиля.
Баринов опустил ноги на дощатый пол, заправил рубашку в брюки и, быстро прокравшись к двери, припал глазами к щели.
Совсем рядом громоздился мощный быкообразный внедорожник, рядом с которым топтались двое: сам хозяин и, видать, его водитель – крепкий, спортивного сложения парень.
К ним подошла жена Зайцева, налила из кастрюльки в чашку козьего парного молока. Муж выпил с удовольствием, залпом, распорядился:
– Разбуди Маринку. Время…
Женщина что-то ответила ему и заторопилась в дом.
Баринов по-быстрому собрал вещи, толкнул дверь, вышел во двор. Дождь к утру прекратился, неяркое солнце размыто пробивалось сквозь тучи.
При виде Егора хозяин дома замер, никак не понимая, откуда он возник, ночной гость.
– Опоньки… – Водитель тоже уставился на незнакомого человека. – Дмитрий Олегович, кто это?
– Кто это? – переспросил Зайцев. – Это человек, которого мы сейчас будем убивать. – И кивнул в сторону джипа. – Доставай, Колян, травматику.
– Не надо, – поднял руки Егор. – Вам не нужны проблемы, а мне увечья. Полчаса разговора – и я исчезну.
– Может, я его приемчиком? – подал голос Колян.
– Тоже ни к чему, – белозубо улыбнулся Баринов. – Полчаса – и с концами.
– А ты вообще кто такой? – шагнул к нему Зайцев.
– Баринов. Егор Баринов. Слыхали такую фамилию?
– Баринов?.. И что хочешь, Егор Баринов?
– Сказал же, поговорить надо.
– Ладно… – кивнул Дмитрий Олегович.
– Лучше в доме. Разговор серьезный. А заодно и чайком угостите.
На веранду вышла жена хозяина, крикнула:
– Что там, Дима?
– Гостя будем принимать, – бросил тот. – Приготовь чай.
– Так ведь на работу опоздаешь.
– Подождут. – Дмитрий Олегович махнул гостю. – В дом так в дом. Пошли.
– А мне чего делать, Дмитрий Олегович? – спросил Колян.
– Топчись пока. Нужен будешь, позову.
Поднялись на веранду, Наталья Петровна робко и растерянно посторонилась, кивнула:
– Доброе утро.
Миновали прихожую, вошли в просторную, богато обставленную гостиную – со множеством старинных картин, антикварной мебелью, тяжелыми люстрами. Баринов остановился, жадно и с удивлением стал все рассматривать.
– Здорово.
– Чего? – не понял Дмитрий Олегович.
– Красиво. Почти ничего не изменилось.
– Это от старых хозяев кое-что осталось, – объяснила Наталья Петровна. – В других комнатах тоже есть на что посмотреть. Особенно рояль… Говорят, за ним сидел сам Чайковский.
– Пройти можно?
– Не в музей явился, – недовольно вмешался Дмитрий Олегович, повернулся к жене. – Ты, Наталья, поменьше языком, побольше делом. Включи чайник и принеси пожевать чего-нибудь.
– Спасибо, есть не буду, – сказал Егор.
– Дочка, что ли, накормила?
– Какая дочка? – делано удивился Егор.
– Моя дочка, Маринка. К тебе в пристройку шастала?
– Ничего не слышал, спал.
– Ладно, проверим. – Хозяин прошел к большому круглому столу, махнул гостю. – Время тикает, – уставился на усевшегося напротив Баринова, – излагай.
Егор помолчал, прикидывая, с чего начать, сел поудобнее:
– Дмитрий Олегович… Зайцев. Не ошибаюсь?
– Может, тебе паспорт еще показать? – вскинул брови хозяин дома.
– Верю на слово. Вы местный? Если местный, должны знать… Был такой Иннокентий Михайлович Баринов. Человек известный. Работал в здешней филармонии.
Зайцев сглотнул сухость в горле, с насмешливой подозрительностью взглянул на Егора:
– Решил поморочить голову?
– В городе его знали как Кешу. Знаменитый когда-то музыкант. Пианист… Кеша, музыкант! Слыхали?
– Почему я должен слышать про какого-то Кешу?!
К столу подошла Наталья Петровна, поставила перед гостем сахар, печенье, конфеты, чай.
– Была еще моя мама, – продолжал Егор. – Тоже Баринова. Учительница. Правда, Бог забрал ее к себе, чтоб она рассказала Ему про нашу поганую жизнь. А Кеша, кажется, живой.
– Дима, это ведь человек, который когда-то жил в нашем доме, – заметила Наталья Петровна. – Он то ли умер, то ли попал в психушку. После него остались эти картины и весь антиквариат.
– Наталья, черт!.. Не лезь в мужское! – грубо оборвал ее муж.
– Дима, постесняйся постороннего человека!
– Ступай отсюда!
– В чем дело, Дима?
– Говорите, Кеша в психушке? – придержал обидевшуюся женщину Егор.
– Не знаю, слухи… У него еще был сын, который получил срок.
– По-моему, этот сынок как раз и сидит перед нами?! – усмехнулся Зайцев.
– Так точно, – кивнул Егор.
– И сколько отмотал?
– Почти столько, сколько вы живете в этом доме.
Со второго этажа спустилась Марина, завернутая в легкий халатик. Остановилась в дверях гостиной, прислонившись спиной к косяку двери. Зайцев бросил на нее взгляд, неожиданно спросил.
– Ночью в сарай к нему бегала?
– Ну отнесла чай, и чего? – усмехнулась Марина. – Жалко, что ли? Живой человек все-таки.
– Дима, – попросила Наталья Петровна, – давай не будем при чужом человеке.
– А он уже не чужой! – набирал обороты Зайцев, багровея лицом. – Он свой! Про дом расспрашивает, дочка чай в сарай таскает! – Он резко поднялся, широкими шагами двинулся к двери, распахнул ее. – Убирайся!.. И чтоб ноги твоей здесь больше не было.
Егор сделал глоток из чашки, тоже встал.
– Благодарю за прием, – дошел до порога, остановился перед Зайцевым. – А насчет моей ноги… Поглядим, как карта ляжет. – Он вскинул вдруг руки, отстучал дробную и ладную чечетку и вышел.
– Артист, – хмыкнул Зайцев и с силой закрыл дверь.
Егор спустился с веранды, из дома донеслись крики, мужские и женские. Видать, там начались семейные разборки.
