А тритон собирает платье на моей спине в кулак. Что опять я плохого сделала? Я, между прочим, стараюсь вернуть ему достоинство. Сам же этот движняк с фиктивным браком придумал, а виновата опять Аня. Со злости делаю то же самое: сгребаю его пиджак в ответ. Вообще, мне не нравится с ним обниматься. Ведь планировали же без рукоприкладства, но разве с этим чёртом рогатым можно что-то придумать заранее?
— А как это так, расскажите! Вы столько работали вместе, и вдруг вспыхнули чувства?
Вот всё надо знать этой Сабине. Другим давно по фигу: мамка себя в зеркало разглядывает, жена другого брата ещё ни разу не произнесла ни слова, а Сабине прям неймётся.
Поворачиваюсь к тритону, пусть батенька сам придумывает, он же у нас мастер сочинительного жанра. А то опять что-нибудь не так скажу, и он начнёт щипаться.
— Что-то всё я да я. — Бью его кулачком между лопаток. — Расскажи нам, Герман, как у нас всё вышло.
— В тот вечер мы просто работали. У нас горел объект, мы не успевали по срокам. Аня переделывала документы в десятый раз, я волновался за неё.
Смотрим друг на друга.
— Та-а-ак, — улыбаюсь, стимулируя его рассказывать.
— И, чтобы её как-то поддержать, я предложил ей выпить чаю.
— Да, он очень переживал за меня, — задрав голову, разглядываю его лицо. — А дальше?
— А дальше, — зевнув. — Аня забралась ко мне на стол и соблазнила меня, сняла, так сказать, напряжение. Как делают все секретарши. Мне понравилось, и мы решили пожениться, вот и вся история.
Меня парализует. Я опускаюсь на дно собственных иллюзий. Меня душит внезапной болью в левой половине тела, как будто там что-то разорвалось. Я?! Забралась?! К нему на стол?!
— На тебя не похоже, Герман, — улыбается Сабина.
Ну да! За ней-то он небось ухаживал!
— Конечно, не похоже, потому что всё было не так. — Впиваюсь ногтями в его спину.
— А как же было? — допытывается неугомонная жена брата.
— Просто Герман стесняется...
Глава 24
— В общем, дело было так, — решительно бросаюсь в бой.
— Только не надо про собачек. Эта история никому не интересна, Аня, — косится на меня Герман, его прекрасное лицо выражает ужас, он уже всё осознал, наверняка жалеет, но колесо мести за мою поруганную честь уже не остановить.
В следующий раз пусть думает, прежде чем выставлять меня жрицей любви или девушкой без комплексов. Но мне приятно, что он удерживает в памяти мой прошлый рассказ о том, как я потеряла кольцо.
— А-а-а, ты про приют, Герман?
— Какой ещё приют? — Перемещает ладонь на мою талию и так стискивает бок, что я капельку взвизгиваю.
Завтра вся спина в синяках будет.
— А мне вот интересно про собачек, — томно вскидывает ресницы Сабина.
Они у неё похоже наращённые. Блин, она молодец, хорошо следит за собой. Для мужа старается или его брата, или для обоих сразу. Чёрт ногу сломит в этой Санта-Барбаре.
— Не знаю, можно ли об этом рассказывать, — наигранно рассмеявшись.
— Нельзя! — однозначно отрезает основательно помрачневший тритон.
Заметила одну закономерность: когда тритон демонстрирует наши «чувства», он почему-то всё время ко мне приклеивается. Так, видимо, в его понимании выглядит любовь — когда двое не отлипают друг от друга.
У меня от его объятий скоро сколиоз разовьётся.
— Я по натуре кошатница…
— Помню, у Дубовских ты говорила другое.
— Я передумала. Так вот... — Поворачиваюсь к своему любимому боссу, ощущаю урчащий желудок и решаюсь воспользоваться служебным положением: — Принеси-ка мне бутербродик, Гермуся, а мы тут пока с твоей мамой и Сабиной по-свойски, по-женски поболтаем. Очень кушать хочется.
Услышав то, как я его назвала, тритон раздувает ноздри от возмущения. Его глаза вылезают из орбит. Он возмущён. Но молчит, держится. Не орёт и не дерется, уже хорошо.
А что он думал, фиктивный брак — это прям манна небесная? Это тяжёлый, каторжный труд, и позориться в нём должны оба партнера.
— Уйти и оставить тебя с твоими историями, Нюня?
— Нюня?! — Поворачиваюсь к нему с выражением крайнего недоумения, но при этом не могу сдержать накатывающей усмешки.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Можно ещё Нюра, Нюрася, Нюраха, Нюша, Анюта, Ася…
— А ты, я смотрю, подготовился! — Меня распирает от желания искусать его, но я продолжаю свой рассказ: — Так вот, Герман меня давным-давно уламывал посетить приют для бездомных животных. Он такой добрый, просто не может пройти мимо собачек.
— Не замечала, — вставляет Сабина.
— Это с возрастом пришло, — поясняю.
— Нюрася острит, она умеет, — сжимает губы и недобро смотрит. — Я люблю бойцовских собак на турнирах и в будках.
— Гермуся, я сама лично видела, как ты подсыпал пёсику сухой корм возле мусорных баков бывшей котельной. Это была брошенная кем-то мальтийская болонка.
— Болонка? — ошарашенно шепчет он, боясь даже звуком выбить себя с равновесия.
— Совершенно верно. Мы тогда на объект ехали, и ты приказал остановиться.
— Сейчас я приказываю то же самое, Аня! — шипит он сквозь зубы.
— Ну нет, это другое. — Трусь щекой о его плечо.
— Забавные вы ребята, — смеётся Гавриил.
Что-то он повторяется, в кабинете он сказал то же самое обо мне.
— Это Гера, с ним жизнь ярче, красочнее, гораздо лучше, — практически скандирую я, искусственно улыбнувшись. — И вот Герман мне как-то признался. Помнишь, ну, когда мы были в цирке…
— Вы были в цирке? — удивляется Сабина.
— Ну да, Герман очень любит клоунов.
— Ух ты! — Подносит к губам бокал Сабина. — Значит, Герман любит собак и клоунов.
— Я люблю гимнасток в обтягивающем трико под куполом.
— Удивительно, а я-то думала, ты любишь только биржевые сводки и журнал «Бизнес инфо», — смеётся его мамочка, — а вот оно как, оказывается, Анна смогла открыть тебя с новой стороны.
— О да. — Слава богу, отпускает меня и теперь трёт виски и лоб на расстоянии от моего защипанного тела.
— Так вот, тогда, под куполом приезжего шапито, Герман мне и прошептал, что мечтает побывать в приюте для животных со своей второй половинкой, дабы подарить тепло и ласку маленьким брошенным комочкам. Туда он смог бы принести им корм, помочь сотрудникам в уборке за питомцами и даже сделать доброе дело и взять маленького друга к себе домой. Он так и сделал. И наше свидание было нереально необычным и трогательным.
Герман делает шаг к столу, берёт тарелку, суёт мне.
— Кушай, золотце, приятного аппетита.
Хочет, чтобы я заткнулась. Не на ту напал. Надо было думать, прежде чем на стол без спросу укладывать или под стол. Или что он там имел в виду, про «помогла сбросить напряжение»?
— Я что-то запутался, — строго спрашивает Гордей. — Первое свидание было в цирке или приюте?
О! Вот это поворот! Я уже и забыла, что они тоже здесь. Другой брат и его жена совсем тихие, как мышки в норке.
— Нет! Всё это было позже. Первым свиданием было…
Белозерский смотрит исподлобья. Берёт с тарелки бутерброд и пытается сунуть мне в рот, улыбается.
— Я уже понял, что погорячился насчёт стола, дорогая, больше не буду такое рассказывать. Это только наши с тобой секреты. Лучше расскажи, как мы с парашютом прыгали, думаю, всем будет интересно.
Но меня уже не остановить.
— Парашют? Ну нет. Наши отношения начались тогда, когда после очередного долгого рабочего дня Герман и я вышли на улицу, шёл дождь.
— Нюра, тормози от греха подальше. На столе лежит нож. Я уже за себя не ручаюсь, — смеётся Белозерский, но мы-то знаем, что в каждой шутке есть доля шутки.
— Гремела гроза, — вещаю душевно, с изюминкой. — Я вызвала такси, но меня и машину разделяли глубокие лужи. И вот мой любимый босс взял меня на руки, чтобы перенести через лужу грязи и глины... — Все капельку затихают, а я торжественно завершаю: — Но поскользнулся, и мы оба упали попами в жижу, прямо в центре улицы, по уши измазавшись. Мы рассмеялись. И Герман пригласил меня на свидание.
