— Продолжая твою мысль, я должен, полагаю, взять на себя роль не менее несчастного Людовика XVI?
— Если тебя эта роль пугает, возьми кого-нибудь попроще. Наполеона, к примеру.
— Почему Наполеона? — удивился Андрей.
— Он умел многим жертвовать для блага своего величества. И, конечно же, для блага народа Франции.
«Н-да, — подумал Андрей, — она все помнит и сейчас своими двусмысленными намеками тонко колет его в самое больное место».
К ним подошел официант.
— Любезный, пожалуйста, крабы «по-лангедокски», салат «Валентино», отбивную и вино, — с облегчением произнес Андрей.
— Что будет дама? — осведомился официант, чуть качнув париком в сторону Оли.
— Вино, — улыбнулась она.
— Десерт?
— Позже, — Оля отдала меню.
— Как же ты живешь, Оля? — спросил Андрей. — Я о себе рассказал почти все, а ты ничего.
— Как видишь, хорошо. Не обделена вниманием ни старых, ни новых знакомых. Окончила институт и поняла, как была наивна, желая скрыться от жизни за пыльными книжными полками, И в этом «озарении» не малую роль сыграл ты, Андрюша.
— В каком смысле?
Она усмехнулась, налила в фужер воду, отпила.
— Ты вселил в меня уверенность, что я не такая дурнушка, какой себе казалась. Что в жизни есть гораздо более серьезные проблемы, чем собственный страх казаться в чьих-то глазах не такой, какой бы хотелось казаться.
Она все больше и больше отделяла его от себя. Все больше подчеркивала, что между ними глубокая пропасть. И Андрей чувствовал, насколько глупы и неуместны будут все его шаги, направленные на сближение. Еще большей глупостью казалось колечко с бриллиантом в бархатной коробочке, лежавшее в кармане пиджака.
Но Андрей не хотел сдаваться!
— И чем занимаешься сейчас?
— Работаю переводчиком в одной бизнес-группе. Я же окончила несколько языковых курсов. Ночей не спала, все языки зубрила. Сейчас вожу туристов по городам, участвую в переговорах. Куда пошлют… Даже за границей бываю часто. Раньше мне это казалось немыслимым, а сейчас ничего, в порядке вещей.
В это время официант на тележке прикатил их заказ. Достал бутылку вина и, держа ее в крахмальной салфетке, показал Андрею. Тот кивнул. Официант налил вино в бокал, подождал ритуала опробования и оценки дорогой жидкости, и когда Андрей снова кивнул, сервировал стол и удалился.
— Значит, не бедствуешь? — спросил Андрей, укладывая салфетку на колени и принимаясь за крабов.
— Нет, не бедствую. Женщина, которая знает, чего хочет, никогда не будет бедствовать, как ты выразился.
— Ты знаешь, чего хочешь?
— Да, знаю. Хочу жить и не думать о прошлом.
Бац! Еще один удар! Андрей невольно поежился. Оля еще раз явно дала понять, что продолжение «большой и чистой любви» невозможно.
Он сложил руки вместе и положил на них подбородок, разглядывая свою бывшую возлюбленную.
— Ты не замужем?
Она весело покрутила в воздухе чистыми растопыренными пальцами правой руки.
— А ты не женат? — встречный вопрос, заданный едким тоном.
— Нет, — покачал головой Андрей.
— Что, еще не позволяет мама?
Он вспыхнул. Обида наполнила сердце.
— А ты изменилась, Оля. Очень изменилась.
— Время идет. Все мы меняемся. К этому нас вынуждают суровые жизненные обстоятельства.
Она оживилась и, чуть наклонившись, спросила с усмешкой:
— Тебе было бы приятнее видеть меня все той же простушкой в немодных очках, роняющей горькие слезы о потерянной любви в пыльной тиши библиотеки? Тебе бы это немножечко польстило? Верно, Андрюша? Ты воображал себя сказочным Принцем, одарившим бедную Золушку своим вниманием. И Золушка должна была сохранить память об этом счастье до самой гробовой доски. И, конечно же, надеяться и ждать Принца. Увы, сказки не получилось. Не нужно, Андрюша, пытаться пролезть ко мне в душу в поисках того, чего уже там нет. Я действительно другая. Не та Оля, которая стояла на пыльном заплеванном перроне с болью в сердце. Теперь боли нет. Все прошло. И не нужно больше этой банальной чепухи, которую ты раньше так ненавидел и которой сейчас так уверенно пользуешься для того, чтобы ковырнуть пальчиком и посмотреть, а что у тебя там, Оленька, внутри? Не разгорится ли еще огонек при виде меня — любимого? Ведь, готова спорить, у тебя в кармане лежит какая-нибудь милая золотая вещица, которую ты наивно попытаешься мне вручить все с теми же банальными словами, что-то вроде: «Это лишь малая толика того, что я могу предложить в оправдание своего долгого отсутствия. Милая, я так виноват!».
Андрей сидел бледный как полотно. Люди за соседними столиками недоуменно смотрели в их сторону.
— Оля, прекрати! Что с тобой? — прошептал Андрей.
— Со мной? Все хорошо. А с тобой? Зачем все это, Андрей? Показать, что все еще любишь меня? Так это неправда. Вот скажи, сможешь сейчас влезть на стул и крикнуть: «Оля, я тебя люблю!». Слабо? Слабо! Потому что ты — выхолощенный, вымороженный, отштампованный московский денди! Мать отучила тебя бросать вызов всем и вся, если это нужно. Ты превратился в заурядность, в банальность с мешком денег!
Она встала, бросила две стодолларовые банкноты на стол и быстро направилась к гардеробу.
Андрей несколько секунд ошеломленно сидел на месте, но вспомнив, что жетон на их одежду был у него, ринулся вслед за ней.
Оля стояла в вестибюле, обхватив плечи руками и ни на кого не глядя. Андрей получил свой и ее плащ, осторожно приблизился к ней.
— Оля, зачем ты так? Зачем? — горестно спросил он, озадаченный ее неожиданной яростью.
Оля стояла к нему спиной, глядя на проезжавшие за зеркальным стеклом автомобили. Андрей почувствовал, как напряжены ее плечи, когда набрасывал плащ.
— И сердца боль унять словами невозможно,
И крик души, как крик в промозглой темноте,
Понять, казалось бы, несложно,
Но уши слышат, видимо, не те… — произнесла она так тихо, что Андрей еле разобрал.
— Ты что-то сказала?
Оля обернулась. В огромных серых глазах собралась влага. Она покачала головой.
— Нет, ничего. Отвези меня в гостиницу.
43
Андрей вернулся домой в совершенно подавленном состоянии.
Маргарита Львовна, пытавшаяся выяснить, в чем дело, так и не добилась от сына вразумительного ответа.
Андрей не знал, как расценивать неожиданную Олину истерику в ресторане.
Или она лукавила, что в ее сердце нет больше «огонька», нет больше никаких чувств к нему?
Когда-то он любил ее так, как никого потом. Да и сейчас любил! И хотел показать это. Почему же она оттолкнула его? Что им мешало начать все с начала? Гордость? Обида? Странная смесь ненависти и подспудной любви? Что?
Андрей не знал этого тогда.
44
Он не находил себе покоя. Тяжесть на душе не давала дышать, спать, есть. Все валилось из рук.
В университете должны были вот-вот начаться занятия после обычного «картофельного десанта» на поля страны. Но мысли Андрея были далеки от учебы. Он не мог все оставить так. Не мог. Хотел что-то доказать себе… ей.
Наконец Андрей решил позвонить Оле. Она ответила. Он попросил еще об одной встрече.
— Хорошо, — согласилась Оля. — Тогда давай сегодня. Завтра я улетаю с группой в Лондон на переговоры.
45
Андрей тщательно готовился к этой встрече. Даже тщательнее, чем когда-либо. Это была решающая встреча. Возможно, последняя, если у него ничего не получится.
В комнату тихо вошла мать.
— Я знаю, ты опять встретил ее, — вздохнула она. — Андрей…
— Не нужно, мама! — перебил он ее раздраженно, пытаясь завязать дрожащими руками галстук. — Ты достаточно постаралась в свое время. Не нужно начинать снова.
— Я ничего не начинаю, — Маргарита Львовна повернула его к себе, ловко взялась вязать узел. — Просто я хочу, чтобы ты сегодня не ехал в город.
— Мама!
— Послушай! На улицах стреляют! Андрюша, это очень серьезно! Я не буду тебе больше ничего говорить. И возражать против твоих с ней отношений не буду. Можешь привести ее сюда…
— Нет! — сказал Андрей, как отрезал. — Чтобы ты наговорила ей гадостей, как тогда? Оставь, мама!
— Андрей!
Но он уже был на площадке.
Потом Андрей жалел, что не послушался мать на этот раз.
46
Как иногда удивительно развиваются события в этом мире. Люди случайные, ни в чем не повинные и ни о чем не подозревающие, оказываются втянутыми в жуткие дела и кровавые преступления. Они становятся жертвами, приносимыми на алтарь чьих-то жестоких идей, гнусной алчности и властолюбия сильных мира сего. И они гибнут, эти незаметные люди. Гаснут, как свечи. Ведь известно, что зло не любит света.
В ту ночь, с воскресенья на понедельник 3–4 октября 1993 года, в огромном городе вновь столкнулись лоб в лоб человеческие амбиции и жажда власти. Прозвучали выстрелы. Пролилась кровь.
