Ну ладно. Используем план Б.
— Девочки, как вам нравится на корабле? Как устроились?
— Хорошо, — безразлично пожала плечами Таня.
— А ты как? — спросила Лена. — С Маникевич сложно, наверное?
Прости, Юля, у меня не было другого выхода.
— Очень. Представляешь, мне даже некуда поставить свою косметику. Она всё пространство заняла своими вещами.
— Да ты что? — посочувствовала Лена. — И как же ты теперь?
— Вот видишь, почти без макияжа, — изобразила горестный вздох я. — Даже не знаю, что делать…
— Всё-всё? — подозрительно переспросила Таня. — Так не бывает. Ты в душевой второй карман видела?
Ей-ё, Юля, я обязательно сделаю тебе какой-нибудь подарок!
— Нет, Тань. Покажи!
Таня показала. А я убедилась, что никаких посторонних звуков из нашей каюты в соседской душевой не слышно. dd> Время, оставшееся до ужина, пришлось посвятить заполнению академических дневников. Потом примчалась Юлька, сказала, что у неё совсем нет времени, но она всё ещё ждёт объяснений по поводу Сержа.
Объяснения я дала максимально туманные, дескать, розыгрыши в подобном духе типичны для нашей милой компании одноклассников, и что теперь мы с Сержем, в свою очередь, разыграем их.
Перед ужином заглянул Дегри с отчётом — ему удалось оповестить лично только Пашу, Мишу и Аркашу, а до остальных, сказал он, благая весть дойдёт быстро, надо только прийти вместе на ужин и потом также вместе уйти.
— Но у нас после ужина занятия, — возразила ему Юлька, — в группе ты и твои соседи.
— Жули, я просто провожу Мари до каюты, — лукаво улыбнулся ей Серж, — а потом — я весь твой.
Я сочла предложение Дегри вполне здравым, возможно, у парня даже будет шанс реабилитироваться. Мы пришли в столовую вместе, поужинали, изображая увлечённую друг другом пару, и вместе ушли, не обращая ни на кого внимания.
Потом Серж умчался на занятия, а я — по случаю более-менее послушного поведения тела — решила выполнить самые простые упражнения на растяжку. Оказалось, что тело Маши довольно гибкое, связки и суставы в отличном состоянии, и им нужно только постепенное повышение нагрузки. Пропотев как следует, завернула в душ.
И тут меня ожидало новое открытие. Из соседнего номера раздавались громкие голоса. Слова на самом деле были слышны отчётливо, и по интонациям я смогла различить Таню и Лену. Да и суть была мне уже знакома — Брунгильда опять требовала пресечь на корню музыкальную заразу. Ей-ё, значит, я зря сегодня палилась, повышенная звукопроницаемость существует, но она — слегка односторонняя.
Я наскоро высушила волосы — кстати, Машины волосы та ещё головная боль — и вышла, услышав, как Таня напутствует подругу: "Иди и без результата не возвращайся".
Вовремя вышла, потому что Лена, видимо, решила отсидеться у меня. Я впустила жертву дружбы, но её словам удивилась.
— Маш, — начала она просительно, — меня Таня просит к мальчикам сходить на репетицию. Пойдём со мной, а?
— Лен, Таня ведь просила, чтобы мы повлияли на ребят в обратную сторону, нет?
— Таня сама не понимает, о чём просит, — сердито сказала Лена. — Для Влада музыка — глоток свежей воды. Да что я тебе объясняю, ты и так знаешь. Если Тане надо, пусть сама идёт и запрещает. Я со своим парнем ругаться не собираюсь.
— Ну… Ладно. Но что я там буду делать?
— То же, что и раньше! — воскликнула обрадованная Лена. — Помнишь, как мы в школе ходили к ним на репетиции? Посидим, послушаем, вспомним старые добрые времена…
Старые добрые времена? Гм… Никогда не была ценительницей прекрасного, но… Почему бы и нет?
Так я оказалась в одном из отсеков второй палубы, где добрый капитан Кейст выделил мальчикам помещение для репетиций. Подозреваю, что просил за них Двинятин, никого другого каперанг и слушать бы не стал.
— Ленка! Машка! Заходите! — обрадовались Солнце и Сетмауэр.
А Комаровски подошёл к нам, поставив на пол гитару, нежно поцеловал Ленку и, потянувшись с тем же ко мне, насмешливо прошептал:
— Удивила.
Делать вид, что не поняла, не потребовалось. Я действительно не поняла, о чём он.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Ребят, мы не помешаем? Нас, правда, потом Таня отругает, — я похлопала ресницами. — Но…
— Машка, забудь, — сказал Кирилл. — У неё в последнее время навязчивая идея. Садитесь, девчонки.
— А… Тхао и Ингвар не возражают? — продолжила расспросы я, помня о том, что играть с Машиными одноклассниками они стали уже в Академии.
— Разве можно возражать против присутствия самой Марии Петровой? — нордический блондин Ингвар отставил в сторону какой-то странный, поблескивающий жёлтым металлом инструмент, такой же длинный и тощий, как он сам.
Инструмент был изогнут на конце, а ещё у него были кнопки по бокам. Обязательно рассмотрю потом поближе.
— Тхао, ты как, не возражаешь? — спросил Солнце.
Парнишка, в которого Машка запретила мне влюбляться, поднял голову от какой-то круглой штуки… Кажется, это называется барабан? Словом, он поднял голову и посмотрел на меня своими раскосыми глазами. Улыбнулся и помахал рукой.
— Не возражает, — перевёл Солнце. — Девчонки, ну садитесь уже! Времени совсем мало!
— Поехали, парни, — поддержал его Комаровски, вновь вешая себе на шею гитару.
Сначала какофония звуков оглушила. Потом… я уловила мелодию. Потом… вступил Солнце. Его голос — довольно высокий для парня — мягко обволакивал, пока он пел спокойно. Когда пел эмоционально и громко, голос становился звонче и, одновременно, глубже, и… я, кажется, опять утратила контроль над телом. И вместе с ребятами стала орать легко запоминающийся припев:
Где же наш последний дом
Кто расскажет нам о нём
Хоть когда-нибудь…
И куда лежит наш путь?*
Потом я, конечно, поняла, что это было. Машина эйфория плюс моя собственная реакция на уникальный тембр Солнца. Но это было потом.
Солнце улыбался — казалось, только для меня. И я бы забыла про все свои планы — посмотреть на ребят во время игры, оценить, по возможности, каждого — если бы не странное приветствие Комаровски. Оно зацепилось за что-то в не моей голове и не давало покоя. Так что мы с телом разделили функции. Оно пело и радовалось, а я размышляла и наблюдала.
Кирилл играл и пел самозабвенно, так же, как Солнце. Тхао стучал по своему… барабану, поглядывая на нас с Леной. Ингвар дудел в свой… своё… блестящее не знаю что, обнимая его длинными тонкими пальцами, как женщину. И как они умудрялись вступать всегда вовремя и в такт? А вот Комаровски…
Комаровски изображал шоу одного актёра — кривлялся, прыгал вокруг Кирилла и Ингвара, посылал Лене воздушные поцелуи. Но глаза его при этом оставались холодными, а взгляд оценивающим. И смотрел он чаще всего на меня. Ей-ё, Маша, ну почему я не дожала тебя тогда, когда ты не захотела говорить про этого парня, сообщив только, что доверять ему нельзя?
— Отбой по кораблю, — перекрывая нездешнюю музыку, сообщил бортовой ИИ.
Лена хихикнула:
— Как в лагере в седьмом классе.
Да? Нет, мне лучше помолчать. Мы с телом синхронно вздохнули. Оно всё помнило, только сказать не могло. Мальчишки, конечно же, расходиться не хотели. На то они и мальчишки.
— А ну его! — азартно выкрикнул Солнце.
Тхао и Кирилл поддержали, но рассудительный Ингвар сказал:
— Они закроют отсеки, и будем мы ночевать на полу второй палубы.
— Да, парни, это ж Космофлот, они всё могут, — в тон ему проговорил Комаровски. — Собираемся и по каютам.
Лена тут же поднялась и потянула за собой меня.
— Спасибо, мальчики.
— Как? Только спасибо?! А поцеловать?! — хором спросили нас.
Они, наверное, и это репетировали?
Лена пошла прямо к своему Комаровски, и легким поцелуем в щёчку ей отделаться не удалось.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Всё, как всегда, — рассмеялся Кирилл. — Маш, тебе отдуваться за обеих.
Ой-ой-ой… Что говорила в таких случаях Маша? Я молча подошла к Ингвару, легко мазнула губами по его щеке и тут же повернулась к Тхао. Тот покачал головой и показал рукой на губы:
