— Это все проклятые устрицы! От них у меня всегда вот так… Черт бы их побрал!
Фабр понимающе кивнул головой, захлопнул дверцу автомобиля и с сознанием выполненного долга направился через площадку ко входу в здание. Водитель же по-прежнему не отрываясь смотрел в мою сторону. Я попытался состроить виноватую улыбку. Похоже, что мои старания оказались напрасными, так как он, зачем-то щелкнув пальцами по четкам, свисающим с зеркальца заднего вида, повернулся и с головой ушел в изучение той страницы газеты, где сообщалось о скачках.
Не прошло и пяти минут, как инспектор Фабр вновь показался на пороге этого помпезного здания. Заметив его появление еще издали, шофер заранее включил мотор.
— Выезжаем на шоссе, Ахмед! На выезде из Граса ты увидишь соответствующий знак. Не пропусти его, — сказал он негру, когда сел в машину.
Какое-то время мы ехали по скоростному шоссе в сторону Канн, а потом свернули на север и очень скоро оказались в стране трюфелей, баккара и прекрасных гоночных автомобилей. Эта удивительная страна простиралась от Мугена до Ванса.
К сожалению, всю дорогу никто из моих попутчиков не проронил ни слова. И мне ничего другого не оставалось, как просто глазеть в окно.
— Подъезжаем к Грасу, — доложил нам водитель и бросил мне через плечо свою очаровательную улыбку. Мне, правда, показалось, что в ней была изрядная доля грусти и сожаления…
Перед нашим взором раскинулся настоящий американский Палм Спрингс, только во французских Альпах. Удивительное зрелище! Хотя эту картину слегка и портил небольшой моросящий дождик. И еще, когда мы уже въезжали в город, на одной из стен домов в глаза бросился размашистый лозунг: «Арабы! Вон из Граса!» Да, подумалось мне при этом, мир наш, как видно, не меняется. Весь город мы проехали нигде не останавливаясь.
— На месте мы будем где-то к одиннадцати, как раз к ланчу, — наконец выдавил из себя инспектор. Я ждал еще чего-нибудь, но он опять почему-то замолк.
Прошло еще какое-то время. Я с трудом проглотил тягучую слюну. Что ж, попутчики мне попались просто класс! Теперь я с каждым новым мгновением все отчетливее и отчетливее начинал себе представлять, что конечным пунктом нашей поездки скорее всего должен будет оказаться какой-то темный и укромный уголок в стороне от шоссе. И что обиднее всего, так это то, что эти молодцы ведь даже не удосужатся по окончании дела отметить это скорбное место сколько-нибудь приличным розовым кустом! Это особенно разочаровывало…
Всю дорогу наш негр держал исключительно допустимую скорость и демонстрировал безупречный стиль вождения. В их собственных глазах это должно было бы выглядеть строгой дисциплинированностью, столь свойственной полицейским. Для меня же было совершенно очевидным, что они всячески стремятся избегать всяких, даже самых незначительных, конфликтов с дорожной полицией именно сейчас, когда они идут на такое серьезное дело.
— Прошу извинить меня, — как-то неожиданно произнес Фабр.
— Извинить?! За что, собственно? — переспросил я, хотя от этих мыслей в горле у меня окончательно пересохло и слова выходили с большим трудом.
— За то, что так некстати упоминал о пище, когда вам нездоровилось… Ну когда у вас был этот печеночный приступ.
— А у меня был именно он, этот приступ?
— Да, я полагаю… — ответил инспектор Фабр и снова умолк.
Вся моя сущность кричала мне, что пора браться за револьвер и поскорее уносить ноги. Но разум по-прежнему твердил, что сначала следует хорошенько выяснить «что, где и когда».
Шофер повернул на дорогу номер 85 — «Рут Наполеон». По мере того как мы все дальше и дальше удалялись от побережья Ривьеры, закрытого каменистым хребтом, и все выше забирались в горы, погода стремительно ухудшалась. Тяжелые грозовые облака, застрявшие на вершинах этого хребта, грозно и неумолимо надвигались на нас. Сами же эти заснеженные вершины мне чем-то очень напоминали аккуратные пирожные-суфле, равномерно присыпанные изрядной порцией сахарной пудры. С каждой минутой нашего продвижения вперед становилось все темнее и темнее. Многие машины, спускающиеся по серпантину нам навстречу, шли с включенными фарами. Очень скоро моросящий дождик перешел в град, с неистовой силой замолотивший по крыше машины, а в районе перевала Ла Фаэ до нас донеслись первые раскаты грома. Ослепительные вспышки молний периодически выхватывали из окутывающего нас мрака бесконечно длинные вереницы маленьких машинок, устало взбирающихся по противоположной стороне ущелья. Стеклоочистители «ситроена» едва успевали сбрасывать налипающую на стекло снежную жижу, а мотор все чаще срывался на визгливый, недовольный вой.
— При такой езде мы не успеем прибыть вовремя, — буркнул шофер, обращаясь к Фабру. В его словах сразу ощущался сильный арабский акцент.
— Ну, после Барреме на дороге должно быть посвободнее, чем здесь…
— До Барреме еще довольно далеко, — ответил ему шофер, — и вовремя прибыть нам никак не удастся! — В этот момент Ахмед резко затормозил, и машину сильно бросило в сторону на ледяной корке, которая местами стала образовываться на поверхности шоссе. Ему пришлось приложить немало усилий, чтобы вновь выровнять машину. Когда он выворачивал на прежнюю колею, сбоку раздался истошный гудок, и мимо нас на полной скорости пролетел «рено» красного цвета. Чтобы не врезаться в нас, ему пришлось произвести головокружительный маневр с выездом на противоположную сторону движения. Только чистая случайность уберегла водителя «рено» от лобового столкновения с идущим навстречу рейсовым автобусом.
— И-ди-от! — выругался шофер. — Если ему и повезет добраться до Кастилане, то только в катафалке!
Такие сезонные штормы на Средиземноморье, как этот, буквально заливали водой огромные известковые долины Прованса. И поэтому количество осадков в Ницце бывало даже больше, чем в Лондоне. Словом, это было не самое лучшее время года для данной местности. Но, как ни странно, по мере нашего дальнейшего продвижения вперед грозовые облака вдруг стали быстро редеть и очень скоро на небе вновь засияло солнце. Интенсивность движения по дороге тоже спала, и Ахмед не упустил возможности наверстать упущенное время. Я, как и раньше, безучастно наблюдал за проносящимися мимо нас полями, поселками и небольшими рощицами. Внешне я был спокоен, но в то же время мой мозг бешено просчитывал все возможные варианты моего устранения.
По первому времени они в своих репликах всячески пытались подчеркнуть, что до места можно добраться гораздо быстрее, если свернуть на какую-нибудь второстепенную, глухую дорогу. Сейчас же, когда мы оказались в непосредственной близости от территории военного полигона, они почему-то разом оставили эту тему. То ли она им самим наскучила, то ли в ней уже отпала необходимость.
Инспектор Фабр, сидящий рядом со мной на заднем сиденье, с некоторого времени стал озабоченно всматриваться в дорогу. Наконец не выдержав, он бросил шоферу:
— Эй, да ты, кажется, проскочил поворот!
Ахмед же продолжал ехать по-прежнему вперед, как если бы эти слова его вообще не касались. Прошла минута или две, прежде чем он недовольным тоном ответил:
— Я никогда ничего не проскакиваю! Сначала должна появиться полуразрушенная часовня, потом линия высоковольтной передачи, а уж только потом будет наш поворот.
— Да-а… вероятно, ты прав… — рассеянно ответил Фабр, по-прежнему напряженно вглядываясь в дорогу. Лицо его побледнело и по всему чувствовалось, что он с трудом справляется со своими эмоциями. Видимо, чтобы немного успокоиться, он проглотил еще одну из своих многочисленных таблеток. Почувствовав на себе мой пристальный взгляд, он встрепенулся и, повернувшись ко мне лицом, сказал: — Тут очень важно не сбиться с пути… На этих проселках так легко заплутать!
— Да, эти проселки — просто гиблое место! — глядя ему в глаза, ответил я.
Фабр нервно потер руки и как-то неестественно улыбнулся. Вероятнее всего, он и сам почувствовал, что каким-то неясным образом эти наши слова вдруг камня на камне не оставили от их намерения играть в полицейских.
Очень скоро на обочине дороги действительно показалась небольшая часовенка. Из старого, растрескавшегося горшочка, стоящего подле деревянного распятия, торчало несколько полевых цветов.
— Да, Ахмед, ты оказался прав, — с оживлением заметил инспектор. Шофер слегка притормозил, и наша машина медленно сползла на боковой проселок. Дорога на нем была сильно разбита, и нас стало бросать из стороны в сторону, как во время шторма.
— Спокойно, Ахмед, спокойно! — пролепетал инспектор, хотя его собственное лицо стало еще более напряженным и озабоченным. По мере того как назначенный срок приближался, он, вернее, они оба проявляли все большую нервозность. Крепко вцепившись в руль, водитель прямо-таки застыл в напряженной позе, как зверь, готовый к прыжку.
