Вновь наступила неестественная пауза. Сначала она достала небольшой платочек и вытерла нос, а затем, поправив одежду, принялась наводить порядок на голове. Лишь после того, как она привела в порядок брови и убрала свой платочек, у нее вновь появилась способность к общению.
— Этот метод он в полную силу использовал в отношении Кети. Кстати, когда ты видел ее в последний раз?
— Где-то неделю назад, или что-то в этом роде.
— Он превратил ее жизнь в сплошное мучение. Достаточно взглянуть на нее, чтобы понять это!
— Нет, Пина, ты не права. Она просто немного постарела, не больше того.
— Ты слишком безжалостен, Чарли! Ты хоть сам-то это осознаешь? — Этот ее вдохновенный оборот мне очень понравился, но я не стал ее прерывать. — В тебе нет ни плоти, ни крови… В тебе сидит какой-то часовой механизм! Ты не живешь, а просто тикаешь… — Я замер, боясь хоть чем-то ей помешать. Но что-то опять сорвалось. Она снова достала платочек и принялась утирать нос. Прошло еще немало времени, прежде чем она вновь «ожила». — Скажи мне, Чарли, тебе хоть раз приходилось любить или ненавидеть? Скажи! Только честно!
— Нет! Никогда в жизни! — с наигранным пафосом ответил я. — Я только время от времени меняю свои «предохранители».
— Я и вижу… И ты снова можешь, Чарли, по-прежнему тикать! Ни тебе угрызений совести, ни тебе страхов за будущее… Одна беда — всякий раз «предохранители» приходится ставить все большие и большие.
— Веселенькое дельце! По-твоему выходит, что когда кто-то подкладывает взрывное устройство в переполненном универмаге или расстреливает в упор безоружных людей в самолете, то это делается им по совести, из высоких моральных устоев или же исключительно из бредовой идеи создания нового Иерусалима? — выпалил я в запальчивости. Как ни странно, но мое упоминание Иерусалима обеспокоило ее.
— А я-то тут при чем?! — взорвалась она. Глаза ее удивленно округлились, а губы вытянулись в узенькую полоску, символизирующую благородное негодование. — Уж не думаешь ли ты, что я связана с палестинскими террористами?
— Нет? Тогда с кем же ты связана?
— Я… Я думаю, что нам лучше всего воспользоваться шоссе… Я уверена, что эта машина не угнанная и нам следует направиться прямо в Париж…
— Не понял! Так с кем ты связана? — попытался я настоять на своем, но ответа не последовало уже в который раз. Впрочем, своим молчанием она сказала больше чем достаточно. Видимо, понимая это, она низко склонилась к коленям, подперев голову руками. В такой застывшей позе она просидела несколько минут подряд. Затем она не спеша выпрямилась и посмотрела назад.
— Не стоит так волноваться! Я присматриваю за дорогой, — сказал я, — а ты постарайся успокоиться и отдохнуть.
— Мне просто как-то не по себе. Я боюсь, Чарли…
— Брось! Все будет нормально. Лучше попробуй-ка заснуть!
— Заснуть?! Я уже лет десять не могу заснуть, пока не наглотаюсь снотворного!
— Нет, нет! Никаких таблеток! Мы должны быть в постоянной готовности.
Вскоре вдалеке я заметил приближающийся вдоль дорожного полотна вертолет, а через несколько минут стал слышен и нарастающий рокот его мотора. Пина плотно прижалась к лобовому стеклу, пытаясь повнимательнее рассмотреть машину, когда она пролетала прямо над нами.
— Это дорожная полиция, — как бы разговаривая сам с собой, произнес я.
Она кивнула в знак согласия и вновь опустилась на свое сиденье, устало склонив голову к боковому стеклу. Я взглянул на нее. Что и говорить, вид у Пины был далеко не самый лучший — посеревшее лицо, спутанные волосы, размазанная губная помада… Пальцы рук образовали тугой, невообразимо запутанный клубок. Прошло еще немного времени, прежде чем, не открывая глаз, сухим, шелестящим голосом она произнесла:
— Мне очень хочется что-нибудь выпить. Мне просто необходимо выпить!
— Ну тогда в Лионе…
— Нет! Ты не понял меня. Мне нужно прямо сейчас, — сказала она и принялась перерывать содержимое различных отделений машины в надежде отыскать спиртное. Ее старания оказались напрасными, и это обстоятельство взвинтило ее больше прежнего.
— Успокойся! Мы найдем что-нибудь по пути.
— Ну тогда, Чарли, давай побыстрее, — еле сдерживаясь проговорила она. И хотя Пина по-прежнему изо всех сил стискивала свои пальцы, было видно, что они дрожат. С каждой минутой ее лицо все сильнее искажала болезненная гримаса.
— В первом попавшемся месте я куплю тебе что-нибудь выпить, — твердо пообещал я.
— Да… пожалуйста…
Не проехали мы и километра, как в стороне показался элегантной архитектуры домик. Его порталы были украшены самыми разными эмблемами туристических клубов, а на крыше развевались флаги крупнейших держав мира. Подъездная дорожка к нему была чисто выметена, а расположенные по обеим сторонам газоны подстрижены с педантичной аккуратностью.
— Попробуем заглянуть вот сюда, — предложил я, проезжая мимо. По ходу дела я прочитал Пине короткую лекцию о том, как не привлекать к себе внимания посторонних — не давать чаевых больше чем это принято, не обращаться ни к кому без особой нужды или слишком долго объясняться с официантом. На минуту-другую мы остановились у обочины, чтобы Пина могла привести в порядок свою прическу и обтереть салфеткой лицо. После этого мы проехали по дороге на север еще где-то с милю и лишь потом развернулись в обратном направлении. Такой маневр обеспечивал нам при необходимости алиби в том, что мы прибыли сюда именно с севера.
Выходя из «ситроена», Пина предусмотрительно оставила в нем свое вываленное в грязи пальто. После нескольких шагов по автостоянке, пронизываемой холодным и промозглым ветром, мы вошли в вестибюль, который показался нам особенно теплым и уютным. Вся его атмосфера была наполнена какими-то приятными, притягивающими к себе запахами. Изразцовые плитки на стенах сияли своей новизной, а ковер, устилавший пол, был тщательно вычищен. В глубине помещения располагалась небольшая конторка, за которой сидел человек среднего возраста и что-то писал, низко склонясь над столом. Завидев нас, он энергично распрямился и с сосредоточенным видом спросил:
— Слушаю вас! — Тон его слов звучал так, как если бы он был крайне озадачен нашим появлением.
— Можно ли у вас что-нибудь выпить? — спросил я.
— Я сейчас посмотрю… — Он еще какое-то время потоптался в нерешительности на месте, а затем исчез за дверью с табличкой «Не входить! Служебное помещение».
С этого момента среди прочих запахов, наполнявших вестибюль, я стал явственно ощущать «запах» нависающей опасности. Непонятные сомнения стали одолевать меня, но я как-то не придал им значения.
Через дверь в соседнее помещение были видны около тридцати столиков с аккуратно разложенными на них приборами и салфетками. Насколько я успел заметить, лишь один из них был кем-то занят. На нем были две чашки с остатками кофе, кофейник и газета, сложенная таким образом, чтобы было удобнее читать какую-то одну колонку.
Нам пришлось еще немного постоять, прежде чем из той же двери появился другой человек. Из-за полуоткрытой двери доносился шум вытекающей из крана воды, звон тарелок и чье-то негромкое бормотанье.
— Итак, столик на двоих? — спросил он и отпустил в нашу сторону улыбку, преисполненную достоинства. На вид ему было около шестидесяти лет. Лысина, бледное лицо и красные распухшие руки сами за себя свидетельствовали о том, что большую часть своей жизни этот человек провел на кухне за плитой.
— Да, будьте добры, — непринужденно ответил я.
Старик провел нас по пустынному помещению и усадил за столик около окна. Можно было подумать, что без его помощи мы вряд ли бы смогли подобрать здесь свободный столик.
— Могу порекомендовать вам омлет со специями, — предложил он, выдержав небольшую паузу, пока мы не уселись на свои места. Воротничок на его сюртуке был вывернут, как если бы он надевал его в спешке.
— Принесите мне бренди. Мы хотим лишь немного выпить, и только, — распорядилась Пина. Затем она по-хозяйски шлепнула своей сумочкой о стол, отчего столовые приборы жалобно звякнули, и стала искать в ней свои сигареты.
Официант, проявив недюжинное профессиональное терпение, выдержал еще одну паузу и передал меню мне.
— Да, два омлета, и принесите еще, пожалуйста, бокал красного вина для меня.
— Может, свежий салат пожелаете?
— Да, и салат тоже.
— Одну минуту, — едва поклонившись, ответил старик и удалился.
Пина наконец нашла свои сигареты и закурила. Глядя в спину уходящему официанту, она с недовольным видом сказала:
— Похоже, что он сорвал с тебя самый крупный заказ за всю неделю!
— Ты говоришь об этом с таким видом, как если бы речь шла не о самом обычном заказе, а о проказе или еще что-то в этом роде, — попытался я пошутить.
