хочу сказать по поводу новой вакцины. Наши микробиологи работают в одной связке с генетиками. Возникновение любой болезни связано с одним человеческим геном. Наша вакцина воздействует на этот ген, который из-за своего «любопытства» (этот термин придумал не я) постоянно «влипает» в разные истории…
— А разве есть такой ген? — удивился Королев.
— К сожалению, да — пока еще есть, — ответил Наумочкин.
— Почему же к сожалению?
— Потому что, это единственная недоработка природы, которую и устраняют наши ученые. Гены, проявляющие, так называемое, «любопытство», возбуждают в организме рецепторы, отвечающие за проявление человеком активности там, где не надо. Так называемая, храбрость, когда, например, вопреки здравому смыслу человек лезет туда, куда его не просят, представляет собой обыкновенную «поломку» в организме, которую надо исправить.
Королев боязливо посмотрел на Наумочкина. Та уверенность, с которой он говорил о несовершенстве природы, настолько была несовместима с понятиями Королева о моральных ценностях, что у него в один момент пропало желание о чем-либо говорить с этим страшным человеком. Но Наумочкин и не думал останавливаться на пути дальнейшего разрушения устоявшихся воззрений Королева, относительно тех добродетелей, которые взращиваются в человеке с детства.
В это время они дошли до столовой. Наумочкин взял с раздаточной бутерброд с зеленью и большой стакан апельсинового сока. Королев же, посмотрев на аппетитные салаты из креветок с кукурузой, протянул руки, и легко подхватил пластиковую миску и яблочный сок.
— Скажем так, — продолжал Наумочкин свое объяснение, сделав большой глоток сока, — интуиция — это полный антипод храбрости, и она, в данном случае, наш защитник. Прислушиваясь к интуиции, то есть, к, знакомому любому человеку, внутреннему голосу, мы обходим проблему стороной, даже еще не осознав, что это проблема, и что она уже на пороге. В то же время, «храбрый» человек, который постоянно игнорирует внутренние сигналы о возможной опасности, плюёт на предупреждения, и, почти со стопроцентной вероятностью, попадает в неприятность. Задача наших ученых состоит в том, чтобы усилить интуицию путем ослабления этой псевдохрабрости. Ну, это я так, на пальцах, пытаюсь вам объяснить суть новых решений. Знаю, звучит не очень, но именно так и обстоят дела сегодняшние. Еще вопросы есть?
Королев сидел, вылупив глаза на «гида», не смея поверить в только что услышанное.
— А как же мужество? — спросил Петрович через несколько мгновений, которых хватило для того, чтобы Наумочкин успел поставить стакан на стол и сделать первый шаг в направлении выхода. Тот театрально вздохнул, и, не останавливаясь, бросил через плечо:
— Атавизм!
— С которым вы тоже боретесь? — крикнул удалявшемуся Наумочкину, вдруг запыхавшийся от волнения, Королев.
— Вся жизнь — борьба, товарищ! — крикнул тот в ответ и скрылся в коридоре.
Королев подумал, что это был бредовый сон, и надо срочно сделать что-нибудь полезное, например, вернуться и накормить уже кота. Выждав несколько минут, пока Наумочкин далеко уйдет, он вышел из столовой и побежал в слесарку.
Голодный кот, казалось, обрадовался его приходу, что, впрочем, не обрадовало Королева: на его станке было оставлено письмо без надписей на конверте. Он посмотрел на кота, с упоением лопавшего остатки колбасы, и вскрыл конверт. Там было написано следующее: «Господин Королев, табельный номер 3424. Ваше дело № 765 было рассмотрено в порядке очереди. Сообщаем вам, что с результатами расследования вы можете ознакомиться в любое, удобное для вас время, в кабинете № 89. Все вопросы и пожелания можете отправлять в электронном виде по адресу». Дальше был написан внутренний электронный адрес. Королев скомкал письмо и бросил его в поддон под станком, где давно валялись окаменевшие окурки, когда-то оставленные Кульковым. «Самое смешное, что он за ними не придет», — промелькнула в голове озорная мысль и тут же забылась.
Сегодня он решил ничего больше не делать. Накопившаяся за день странная усталость, не давала ему сосредоточиться хоть на каком-нибудь деле. Можно было, хотя бы, резцы поточить или сломанные сверла подправить, но ему жутко захотелось лечь в кровать и уснуть на много часов. Он так и сделал: недолго думая, развернулся и пошел к себе, не встретив по пути ни одного человека, кроме охранников.
Глава 13
Ночь прошла мгновенно. Петрович помнил, что, как только его голова коснулась подушки, так тут же прозвенел будильник, резанувший по барабанным перепонкам холодным лезвием утренней бодрости. Проснувшись и еле разлепив глаза, Королев почувствовал, будто в них сыпанули песком, да еще и потерли кулаками. Сейчас под тяжелыми горячими веками лежала крупнозернистая наждачная бумага, трущаяся о роговицу. Такой боли он не испытывал никогда в жизни. Слезы лились градом. Королев боялся встать с кровати, потому что его тут же собьют с ног и затопчут. Он не двигался с места, чтобы не потерять того ощущения, что он все еще находится под своим одеялом, на пружинящем теплом матрасе, а не ушел в дальнее плавание в пространство безграничной комнаты, ну а тем более, в закоулки бесконечного коридора. Сердце билось, как бешенное. Кровь стучала в висках гулкими молотками, причиняя боль и ломоту в черепе. Дыхание участилось. Он потянулся холодеющими пальцами к вырезу своей майки, которая никак не могла давить ему на горло, но он все равно оттянул ее как можно дальше, чтобы освободить грудную клетку от минимального давления хлопчатобумажной ткани. В голове была муть и странная зелень, будто его топят в болоте…
Однако, паника прошла также быстро, как и наступила. Как только он проморгался, что далось с большим трудом, тут же стало во сто крат легче. Он вздохнул с облегчением, когда смог, наконец, открыть глаза и посмотреть на окружающие предметы. Первое, что он увидел, была его родная тумбочка. Вот только выглядела она как-то странно: размытое поблескивающее пятно, не имеющее ни высоты, ни ширины. Надев на нос очки, Петрович с неудовольствием обнаружил, что перед глазами всё вдруг поплыло, будто со всех сторон натянули толстую пленку, через которую невозможно было ничего увидеть, кроме медленно движущихся теней. Он понял, что очки стали чересчур сильными, и надо бы их поменять. «Не плохо бы и глаза сменить заодно», — подумал в сердцах Королев, и тут же обратился к соседу по комнате:
— Вы не скажете: у меня глаза красные, или какие они вообще?
— Нормальные у вас глаза — розоватые. А в чем дело?
Петрович не знал, как бы ему поточнее обрисовать свою проблему, но в следующую секунду сообразил, что нужно говорить только правду, чтобы посторонний человек сразу понял суть этой проблемы и дал правильный совет.
— У меня глаза только что так сильно резало, будто там был
