— По крайней мере, не хуже вас, — огрызнулся Энди.
Придурок!
— Ну, мы поехали, — заговорщически улыбаясь, сказала Махони. Она-то видела, к чему идет дело. — Увидимся.
Девушки удалились, а Джерри все торчал на месте.
Энди уже приготовился отозвать юриста в сторонку, как вдруг Макейди повернулась к Джерри и крепко пожала ему руку.
— Спокойной ночи. Спасибо за все, — проговорила она невыносимо официальным тоном, исключавшим всякую возможность дальнейшего присутствия Джерри. А затем, что самое приятное, подхватила Энди под локоток и потянула в сторону. — Пойдем, — шепнула она ему на ухо.
Мак уводила его все дальше от Джерри, а заодно и от того места, где стояла его машина, но детектив не сопротивлялся. Дойдя до конца улицы, они остановились и стали смотреть, как волны разбиваются о берег, темневший внизу. Энди чувствовал, что Джерри провожает их завистливым взглядом.
— Получилось немного неловко, — прошептала Мак, глянув на Джерри через плечо.
Они подождали, пока он наконец не прошествовал к машине и не уехал.
— Я думаю, он ревнует, — предположил Энди, объясняя, почему он отделался от Джерри. — К нашим… прежним… м-м-м, отношениям, — закончил он, не желая показаться слишком самонадеянным.
Ты просто задница, Энди.
— Да… — начала она, но недоговорила.
Да, а дальше что? У него нет причин для ревности, потому что я ненавижу тебя, Энди? Или: да, наши отношения невозможно было сохранить?
— Ужин прошел на деньги Джерри, а не на средства властей, не так ли? — спросила Мак.
Энди кивнул.
Некоторое время они любовались огнями на дальнем берегу, следя за движением по Кэмбелл-Пэрэйд — изгибавшейся вдоль причала и почти пустынной полоской светлого песка.
— Красиво, правда? — обронила Макейди. — Кажется, я никогда так не наслаждалась этим видом.
Она прожила в Бонди всего неделю-другую, и уже на второй день ее пребывание там было омрачено страшной находкой — изувеченным трупом Кэтрин. Каждая минута ее жизни в Австралии была отравлена кровавым убийством подруги и последовавшими за ним трагическими событиями. Каникулами такое времяпрепровождение не назовешь.
— Это путешествие не принесло тебе того, чего ты ожидала, — ответил Энди и подумал, что сморозил глупость. Конечно, она не ожидала найти свою подругу мертвой, ты, идиот! Он не мог подыскать никакой умной или хотя бы подходящей к случаю фразы.
— Ты торопишься домой, Энди?
— Нет. Домой? Чего ради?
— Хочешь немного прогуляться со мной? Сейчас, когда все закончилось, мне бы хотелось… Я не знаю, надышаться воздухом, что ли… — Мак засмеялась. — Или, может быть, я просто боюсь, что ты слишком пьян и не должен садиться за руль.
Он рассмеялся:
— Нет, я в полном порядке. Но буду рад пройтись с тобой.
Они спустились по бетонным ступенькам, ведущим к вымощенной булыжником дорожке. Тропинка проходила вдоль самого берега и вела к Бронте-Бич, находившемуся впереди за несколькими небольшими бухточками. Любители бега трусцой, туристы и собачники то и дело сновали по тропинке, особенно в солнечные выходные дни, но в этот час Мак и Энди были здесь совершенно одни. Песок громко скрипел под ногами, но Энди почти не различал собственных ботинок. Путь не освещал ни один фонарь. Единственный источник тусклого света остался где-то далеко позади.
— Знаешь, вчера я видела, как ты ехал на машине, — сказала Мак. — Ты остановился на перекрестке у Элизабет-стрит, а мы с Лулу сидели в кафе по соседству. Странно, стоило мне выглянуть в окно, и я сразу увидела тебя. — Она тихонько вздохнула: — Не верится, что это было только вчера. С тех пор так много всего произошло…
Энди никак не мог придумать, что бы такое ответить. Он хотел рассказать ей очень многое, но сейчас все казалось таким незначительным. Он так долго тосковал и думал о ней, а теперь словно язык проглотил.
Они молча шли по тропинке, и мысли в голове у Энди постепенно успокаивались. Глаза мало-помалу привыкали к темноте, и он уже различал вдалеке белые гребни волн, очертания скал и ветви деревьев, нависавшие над тропинкой, какие-то надписи на бетонных плитах под ногами. Музыка и смех, доносившиеся из ресторана, стихали в отдалении, сменившись ритмичным шумом океана, неподвластного времени. Они брели рядом в рассеянном лунном свете, умиротворенные этим непривычным сопереживанием. Они не касались друг друга, не разговаривали. Энди шел, сунув руки в карманы и глядя то на неровную тропу под ногами, то на темный горизонт. Детективу не хотелось смотреть на Мак, поскольку он боялся не совладать с собственными чувствами. Он не хотел нарушить возникшее ощущение близости разговором о том, почему все пошло не так, кто в этом виноват, чего они лишились… Не было нужды усиливать и без того страстное стремление к девушке.
— Пойдем дальше? — спросила Мак.
Они уже добрались до крутых ступенек к продолжению дороги на Маккензис-Бич и Тамараму. Энди знал, что в пяти минутах ходьбы — большая смотровая площадка, где они смогут насладиться открывающейся в обе стороны необъятной панорамой продуваемой ветром береговой линии. Мак с радостью согласилась продолжать прогулку, и они молча зашагали дальше. Энди заметил, что она с легкостью преодолевает крутой подъем по высоким ступенькам, даже когда его собственное дыхание стало прерывистым, а мышцы бедер уже заныли.
Сверху донесся голос Мак:
— О, какой восторг! Здесь даже лучше, чем мне помнилось!
Энди улыбнулся ее восторженности и преодолел последние ступеньки, чувствуя себя глубоким стариком. Он едва успел заметить Мак в нескольких метрах от себя, а она уже скрылась за кустарником у поворота тропинки.
Мак поджидала его у начала следующего пролета ступенек. Щеки ее порозовели, дыхание туманило холодный ночной воздух. Глядя на спутника, она широко улыбалась, выпрямившись во весь рост, уперев руки в бока. Энди с трудом сдержался, чтобы не заключить ее в объятия и поднять над головой. Прежде Мак это нравилось. Она говорила, что у него на руках чувствует себя легкой как перышко.
О, черт. Я хочу ее поцеловать.
Но Энди не стал этого делать. Он даже не поднял Мак над землей, лишь молча смотрел на океан, сунув руки в карманы джинсов. Отсюда открывался вид неописуемой красоты, но он не мог на нем сосредоточиться. Беднягу терзало сожаление, что они не пережили вместе столь важный момент, как неожиданное признание преступника и молниеносная победа в суде, окончание саги Эда Брауна, — так, как бывало раньше, так, как он мысленно рисовал себе их отношения после заключения Эда Брауна в тюрьму навеки. Пережитое потрясение бросило их навстречу друг другу, но затем вновь разлучило. Им бы сейчас целоваться, смеяться, наслаждаясь общей победой. Мы могли бы заняться любовью, подумал он. Он боялся дышать, все силы уходили на то, чтобы удерживаться от искушения обнять Макейди. Он совершает ошибку, держась с ней так отчужденно.
Энди вздрогнул, почувствовав на запястье прикосновение ее пальцев. Ладонь Макейди искала его руку. Она подвинулась поближе. Он выдернул руку из кармана и стиснул ее кисть, не уверенный, что может позволить себе даже такую вольность. Энди сжимал мягкие и прохладные пальцы. Они постояли немного, держась за руки и глядя на океан.
— Господи, Энди, что с нами стряслось? — дрожащим голосом пролепетала Мак. — Может, мы ошибались с самого начала? И все было неправильно?
Энди промолчал. Он притянул Мак к себе и вгляделся в ее лицо сквозь сумрак. Как прекрасно было снова видеть ее так близко. Ветер отбросил ее волосы назад, и просвечивающие сквозь них отдаленные огни Бонди окружили голову мерцающим нимбом. Она пристально смотрела Энди в глаза, беззвучно выражая ему свои чувства. Он хотел сказать обо всем, что пережил за последние месяцы, и не находил слов. Это не имело значения. В темноте Макейди прильнула к нему, и их губы встретились. Ее поцелуй сначала ожег его холодом морского ветра, потом стал теплым, и Энди погрузился в волнующую тайну ее губ. От потрясения он стал сам не свой. Мак снова была с ним. Ее пальцы касались его рук, язык медленно обрисовал контуры его губ. Его ответный поцелуй был еще более страстным. Он ощутил ее дыхание и растворился в нем. Легкие пальчики пробежали вниз по шее Энди, ласково привлекая его поближе. Он склонился, наслаждаясь поцелуем, не думая о том, сколько может продлиться это счастье. Мак прильнула к нему, так что их тела слились в единое целое — колени к коленям, бедра к бедрам, вся благость ее грудей к его груди. Кровь у Энди закипела от возбуждения, и он подхватил ее на руки, как любил делать это прежде. Что за прекрасное чувство! Хотелось проглотить Мак, в нем кипели и гнев, и наслаждение, и ярость, и любовь… Он так чертовски сильно любил ее, и ничто на свете больше не имело значения.
Стоит ли уступить этой влекущей силе?