— Видите ли, инспектор, единственная причина, по которой ректор упомянул при мне Брауни-Смита...
— Продолжайте!
— Ну... это получилось в связи с тем, что мне нужно будет взять на себя его обязанности и колледже, понимаете?
— После того как он уйдет на пенсию?
— О нет, боюсь, что раньше. Вы... вы ведь, наверное, знаете, что ему осталось жить всего несколько месяцев?
Морс кивнул вполне уверенно.
— Это трагедия, инспектор, рак мозга.
Морс сокрушенно покачал головой.
— Вот и вы туда же, так же как и ректор. «Рак». Забудьте это слово! «Опухоль», или, если вам угодно, «неоплазм». Это общее слово для обозначения всех тех отвратительных вещей, которые мы привыкли называть раком. — Он мысленно поздравил себя с тем, что запомнил то, что хирург сегодня рассказал ему.
— Я плохо знаком с медициной, инспектор.
— Я тоже. Но знаете, в нашей профессии приходится иногда кое в чем разбираться. Между прочим, вы, вероятно, стали бы получать больше, если бы доктор Брауни-Смит не стоял на вашем пути?
— Что, черт возьми, должен означать ваш вопрос?
— Я только хочу напомнить вам, что мы имеем дело с убийством, — сказал Морс, взглянув на него простодушно. — И мне платят здесь именно за то, сэр, чтобы я раскрывал преступления.
— Хорошо. Если вас это интересует, то я скажу вам. Я буду получать в год на две тысячи больше.
— Вы быстро поднимаетесь к вершине, сэр.
— На самом деле не так уж быстро. — В глазах Эндрюса отразились мысли о будущей карьере, и Морс вновь был поражен прямотой его ответа.
— Но ректор останется на должности, наверное, еще не менее десяти лег, — возразил Морс.
— На самом деле — восемь.
Они прекрасно понимали друг друга, а потому разговаривать им было легко.
— Стоять во главе колледжа! — задумчиво произнес Морс. — Большая честь, не правда ли?
— Мне всегда казалось, что это наивысшая честь.
— Наверное, большинство преподавателей думает так же?
— Да, большинство думает так же, если только они честны перед собой.
— А Брауни-Смит?
— О, в этом нет никаких сомнений, ему была близка эта мысль.
— Значит, выходит, он был разочарован?
— Жизнь полна разочарований, инспектор.
Морс кивнул:
— А вы не помните, у Брауни-Смита были какие-нибудь физические увечья?
— Нет, кажется, нет, кроме его пальца, разумеется. У него не хватало одной фаланги на указательном пальце — последствия войны. Но вы, вероятно, об этом и сами знаете.
Морс снова кивнул с полным знанием дела. Боже мой, он же совершенно об этом забыл! И внезапно мысли у него в голове закружились с такой страшной скоростью, что теперь он только и мечтал о том, как бы избавиться от этого достойного человека, который сидел перед ним. Тогда он встал, выразил свою благодарность и проводил преподавателя из Лонсдейла до двери.
— Я только должен сказать вам еще одну вещь, — произнес Эндрюс. — Я хотел упомянуть об этом раньше, но вы опередили меня. Брауни-Смит никогда не спускался к завтраку за все то время, что я работаю в Лонсдейле, а я работаю здесь уже пятнадцать лет.
— Ну что ж, это очень интересная информация, сэр, — произнес Морс беспечно, пытаясь скрыть свое жестокое разочарование. — Вы были исключительно любезны и очень помогли мне тем, что рассказали, сэр. Благодарю вас за то, что вы зашли. Да, вот еще что. Пожалуйста, если вас не затруднит, передайте мои извинения секретарю колледжа. Мне очень жаль, что я был так груб с ней. Я бы хотел, чтобы она знала, что я сожалею об этом.
— Я обязательно передам ей это. Уверен, что она примет ваши извинения. Она была расстроена, как я уже нам сказал, между тем она очень милая девушка.
— Правда? — сказал Морс.
Едва закрыв дверь за Эндрюсом, Морс бросился к телефону, набрал номер и задал вопрос куратору медицинской библиотеки «Бодли» при университете. Спустя несколько минут он уже внимательно слушал ответ.
— Есть работа, господин инспектор, посвященная этому вопросу. Доктор Кул писал именно об опухолях в мозгу. Вот что он считает. В главе шестой он говорит: «Опухоли подразделяются на злокачественные, которые вызывают поражение и разрушение окружающих их тканей, и доброкачественные, которые не вызывают таких изменений, большинство злокачественных опухолей сопровождаются появлением метастазов или вторичных образований в отдельных, удаленных от первоначальной опухоли, частях тела. Меньшинство злокачественных опухолей попадает в категорию местного действия, они поражают и разрушают окружающие их ткани, но никогда не дают метастазов. Существует несколько разновидностей местных опухолей, встречающихся внутри головы или на ней».
— Теперь немного помедленнее, — вставил Морс.
— «Многие такие опухоли локализованы в мозгу. Все внутричерепные опухоли являются практически неизлечимыми, даже если они вполне доброкачественные, о чем было сказано выше...»
— Спасибо. Очень хорошо. Из всего, что вы сказали, следует, таким образом, что опухоль в мозгу может и не дать метастазов в другие части тела?
— Да, именно так написано в этой книге.
— Хорошо. Теперь еще одно. Может ли быть, чтобы такая опухоль мозга могла вызвать странное поведение? Ну, знаете, когда человек вдруг начинает делать какие-то поступки, выходящие за рамки его обычного поведения?
— О! Об этом как раз написано в седьмой главе. Позвольте мне только...
— Нет-нет! Просто скажите мне, хотя бы приблизительно, этого будет вполне достаточно.
Ну, в общем, если судить по историям болезней наших пациентов, ответ должен быть определенно положительный. Да, действительно, такие пациенты делают иногда весьма странные вещи.
— Видите ли, меня беспокоит еще один вопрос: может ли человек, имеющий опухоль головного мозга, человек, который всю жизнь был трезвенником и вообще очень щепетильным, вдруг раз и...
—Да-да! Это вполне может быть. Разрешите мне только привести вам в пример Олива Мейнпсаринга из Манчестера. Одну минутку, дайте-ка я только...
— Нет! Пожалуйста, не беспокойтесь. Вы были чрезвычайно любезны, вы очень помогли мне, а я, в свою очередь, чрезвычайно благодарен вам. С меня причитается. В следующий раз. Когда мы с вами встретимся в «Королевском гербе», за пиво плачу я.
Морс откинулся в своем кожаном черном кресле, благополучно проигнорировал вышеупомянутого Олива с его отклоняющимся поведением, охваченный счастливым предчувствием, что наконец сквозь туман забрезжили очертании далекого горизонта.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Четверг, 24 июля
Льюис неожиданно снова выступает в качестве катализатора, тогда как Морс ищет причины убийства несколько не там.Льюис вернулся через полчаса и застал Морса в офисе. Тот неподвижно сидел за столом, уставившись застывшим взглядом в свой блокнот, в котором красовался листок со словами: «Просьба не беспокоить ни по какому поводу». Щека у него была по-прежнему обвязана длинным в оранжевую и коричневую полоску шарфом.
Льюис разом нарушил всю эту идиллию, с энтузиазмом провозгласив прямо с порога:
— Это была машинка Брауни-Смита, сэр! Портативная, как вы и сказали. В этом нет никаких сомнений.
Морс медленно поднял на него глаза.
— Это была машинка Вэстерби — я думал, что сказал вам об этом.
— Нет, сэр. Это машинка Брауни-Смита. Вы, должно быть, ошиблись. Поверьте мне, не может же быть двух одинаковых машинок.
— Я же вам сказал, что это была машинка Вэстерби, — спокойно повторил Морс. — Вы, должно быть, просто не расслышали.
Льюис почувствовал, как внутри у него закипает гнев: ну почему Морс не может — хотя бы один раз! — поверить тому, что он установил так добросовестно?!
— Я прекрасно слышал, что вы сказали. Вы сказали, чтобы я нашел машинку...
— Ничего подобного я не говорил, — отрезал Морс. — Я сказал вам, чтобы вы принесли машинку Вэстерби. Вы что, оглохли?
Льюис задохнулся от возмущения, но ничего не сказал, а только медленно покачал головой.
— Ну? Вы принесли машинку Вэстерби?
— Ее там не было, — прорычал Льюис. — Должно быть, рабочие брали ее. Но моей вины в этом нет. И, как я уже сказал, я был бы вам очень признателен, если бы хотя бы один раз за все время вы поблагодарили бы меня за...
— Льюис! — просиял Морс. — Когда, когда наконец вы начнете понимать ценность буквально всего, что делаете для меня? Почему вы все время меня в чем-то подозреваете? Послушайте! Я отлично помню, что первая фраза, которую я напечатал, была напечатана на машинке Брауни-Смита, а вторая — на машинке Вэстерби. А теперь пораскиньте мозгами! Если это была вторая машинка, если ее шрифт совпадает с тем шрифтом, которым напечатано письмо, найденное нами в кармане брюк убитого, то, значит, кто-то напечатал это письмо именно на машинке Вэстерби. Согласны? А потом приходите вы и говорите мне, что будто бы это письмо было напечатано на машинке Брауни-Смита. Ну... вы теперь понимаете, что же это значит?
