- Признаться, меня самого волнует эта история после того, что вы мне сообщили о взаимоотношениях фон Гольдринга с Бертгольдом. Но отступать уже поздно, поскольку я получил самое категорическое распоряжение и даже согласовал с шефом план этой маленькой операции. Итак, мы обо всем договорились! До свидания.
Миллер поклонился и вышел из кабинета.
- Не нравится мне эта затея, гауптман,- сердито заметил Эверс, когда за Миллером закрылась дверь.- Но и отказаться мы не имеем права. Во всяком случае надо, чтобы Гольдринг не узнал о проверке. Иначе он доставит нам через Бертгольда немало неприятностей. Иметь дело с господином Гиммлером это все равно, что сидеть на пороховой бочке и держать в руке зажженный шнур.
- Такой орешек, как Гольдринг, явно не по зубам Миллеру.
- Но мы должны сегодня же отправить барона в Лион.
- Он офицер по особым поручениям, и если послать его в штаб корпуса даже с обычной армейской запиской, это не вызовет у него никаких подозрений. Гольдринг даже не будет знать, что в пакете. Остальное не наше дело.
- Тогда приготовьте пакет и от моего имени вручите его лейтенанту, приказав отвезти в Лион. Только не обмолвитесь ни словом.
- Не волнуйтесь, герр генерал.
У входа в отель "Темпль" Генрих встретил старую крестьянку. Он, верно, не заметил бы ее, если бы женщина не окинула его долгим, ласковым взглядом и не поздоровалась первая.
- Бонжур, мсье!
- Бонжур, мадам!- ответил совершенно изумленный Генрих. По собственному опыту он уже знал, что французы избегают здороваться с немцами.
Войдя в гостиницу, Генрих хотел подняться прямо к себе, но по дороге его остановила мадам Тарваль. На этот раз на ее губах не сияла профессиональная улыбка хозяйки гостиницы. Лицо женщины было взволновано, губы дрожали. Но глаза глядели необычайно ласково и как-то вопросительно.
- На дворе так жарко, барон,- сочувственно сказала мадам Тарваль.
- Я не привык к такой погоде в такое время года,согласился Генрих.
- Может быть, хотите выпить чего-нибудь прохладительного?
- А что у вас есть?
- О, для вас у меня найдется бутылка чудесного старого шампанского.
Генрих вошел в зал, а мадам Тарваль куда-то убежала. Спустя минуту она вернулась с бокалом и бутылкой вина.
- Действительно прекрасное вино, мадам,- похвалил Генрих, отпив из бокала.- Теперь я понимаю, почему так далеко разнеслась слава о французском шампанском.
- К сожалению, это последняя бутылка, я ее берегла для какого-нибудь исключительного случая.
- Тогда ее надо было распить в семейном кругу, и я не понимаю...
- О барон, у меня сегодня такой счастливый день.
- Не хочу быть нескромным, но с радостью выпью за него. Только почему вы не налили себе?
Мадам Тарваль принесла еще один бокал, и Генрих сам наполнил его. Золотистое вино заискрилось, зашумело за тонким стеклом.
- Какой же тост мы провозгласим, мадам?
- Прежде всего я хочу выпить за ваше здоровье, барон! Именно из-за вас... именно вы...- голос мадам Тарваль задрожал, и она оглянулась, хотя в зале никого не было.- О барон, вы оказали мне такую незабываемую услугу!
Ничего не понимая, Генрих удивленно взглянул на хозяйку гостиницы. Она наклонилась и, как заговорщица, прошептала, словно их кто-нибудь мог подслушать:
- Да, да, незабываемую, незабываемую услугу!.. К сожалению, я не могу сказать об этом вслух. О мсье, я понимаю, в эти проклятые времена надо молчать! Но, я прошу запомнить - мадам Тарваль умеет быть благодарной. Я всегда, всегда...
- Мне жаль вас разочаровывать, мадам,- в полном зпмешательстве перебил ее Генрих,- но, честное слово,я даже не догадываюсь, о чем идет речь.
- Я понимаю вас, барон! Я буду молчать, молчать... Молчать, пока не пробьет час... чтобы во весь голос...
- Вы очень взволнованы, мадам Тарваль! Давайте отложим этот разговор... пока не придет время, о котором вы говорите.
Генрих поднялся и хотел положить на столик деньги.
- Сегодня вы мой гость, барон!
Удивленный поведением мадам Тарваль, приветливостью старой крестьянки, которую он встретил у входа в гостиницу, Генрих долго ходил по своей комнате, раздумывая о том, что же все это может означать. Однако объяснить происшедшего так и не смог. "Наверное, у меня тоже счастливый день?"наконец решил он и взялся за словарь, вспомнив, что вчера они условились с Моникой начать урок в первой половине дня.
Но Моника в это время была далеко от дома. Стоя во дворе уже знакомой нам электростанции, она с нетерпением ждала Франсуа и сердилась, что он так долго не идет.
- Я же приказывал тебе не приезжать, когда в этом нет необходимости,начал было Франсуа, но, взглянув на взволнованное лицо Моники, быстро спросил:- Что случилось?
- Случилось невероятное.
- Что же именно?- обеспокоенно и нетерпеливо воскликнул Франсуа.
- Полчаса назад прибежала мадам Дюрель и рассказала, что собственными глазами видела, как в горах, рядом с ее виноградником, немецкий офицер встретил нашего Жана и Пьера Корвиля...
- Боже мой, Жан и Пьер арестованы! - простонал Франсуа.
- Да погоди же! Совсем нет! Он отпустил их обоих... Да еще выругал на прощанье за то, что так неосторожны!
- Что-о-о-о? Ты с ума сошла. Или, может быть, рехнулась эта мадам Дюрель?
- Мадам Дюрель в полном рассудке, и она клянется, что все было именно так. Она даже узнала немецкого офицера.
- Кто же он?
- Барон фон Гольдринг! Она видела его в нашем ресторане - мама покупает у нее вине, и она часто у нас бывает.
- Снова Гольдринг!
Задумчиво потирая свой длинный нос, Франсуа присел на скамью. Моника напряженно следила за выражением его лица, но ничего, кроме растерянности, на нем не увидела.
- Так чем же ты все это объяснишь? - не выдержала она.
- Пока ничем. Сегодня во что бы то ни стало увижу Жана, расспрошу его, и если это правда, тогда...
- Что тогда?
- Сейчас я ничего не скажу. Я и сам ничего не понимаю... Чтоб фашистский офицер, барон, поймал двух маки, а потом отпустил... Нет, тут что-то не так. Возможно, он хочет спровоцировать нас, втереться в доверие... Нет, в выводах надо быть очень осторожным... И ты еще внимательнее должна следить за этим Гольдрингом и быть настороже. Кстати, как у тебя складываются с ним отношения?
- Он просил меня, чтобы я помогла ему изучить язык.
- Ты, конечно, согласилась?
- Должна была согласиться, помня твой суровый приказ.
- И как он себя держит? Удалось тебе что-нибудь узнать?
- Нет. Он очень сдержан, вежлив и не думает ухаживать за мной.
- О чем же вы с ним разговариваете?
Моника передала свой разговор с Генрихом о французском языке и будущем Франции. Франсуа задал девушке еще несколько вопросов, касающихся Гольдринга, но ответы на них, очевидно, мало что ему объяснили.
- Загадочная личность этот барон, - сказал он поднимаясь.- Во всяком случае, надо предупредить наших, чтобы его случайно не подстрелили. Возможно, он действительно антифашист и хочет нам помочь. Но все это надо хорошенько проверить. А пока будь осторожна, используй уроки французского языка, чтобы побольше разузнать.
- Понимаю.
- Предупреди мать и мадам Дюрель, чтобы они никому ничего не рассказывали. А себя веди так, словно ты ничего не знаешь.
Франсуа подтолкнул велосипед и шутя добавил:
- И в благодарность за то, что он отпустил твоего брата, смотри не влюбись в этого барончика.
Моника сердито сверкнула глазами и нажала на педали.
Как только закончился обед и все встали из-за стола, Лютц подошел к Гольдрингу.
- Вам, лейтенант, важное поручение от генерала. Придется ехать в Лион. Пойдемте в штаб, и там я вам все объясню.
По дороге к штабу всегда разговорчивый Лютц молчал. Видя, что он в плохом настроении, не начинал разговор и Генрих.
У себя в кабинете Лютц тоже не сразу заговорил о поручении генерала. И Генриха уже начинало беспокоить это странное поведение адъютанта.
- Так в чем же заключается поручение генерала, герр гауптман? официальным тоном спросил он.
Лютц взглянул на часы.
- В вашем распоряжении, барон, еще час и сорок минут. В шестнадцать сорок отходит поезд на Лион, и вы должны отвезти важный пакет в штаб корпуса. Пакет уже готов. Можете его получить немедленно.
Лютц вытащил из сейфа большой конверт с несколькими сургучными печатями и протянул Генриху. Тот внимательно рассмотрел, как запечатан и заклеен конверт, и, решив, что все в порядке, положил его во внутренний карман мундира.
- Будет сделано, герр гауптман, - беззаботно проговорил Генрих, расписываясь в протянутой Лютцем книге.
Генриху показалось, что адъютант с грустью взглянул на него.
- У вас сегодня плохое настроение, Лютц? - дружески спросил Генрих.
Брезгливо поморщившись, тот махнул рукой и прошелся по кабинету взад и вперед.
- Вот что, Гольдринг, - сказал он вдруг, остановившись напротив Генриха и глядя ему в глаза.- Вы едете один, без охраны. Берегитесь и будьте в дороге внимательны и осторожны. Не забывайте, что пакет секретный и его надо беречь как зеницу ока. Вручите его начальнику штаба или его адъютанту. Но обязательно под расписку.
