— Проще не бывает!
— Я говорила, что ты циник?
— Я говорил, что это факт?
— Можно я поговорю с отцом? Или ты и его подозреваешь?
— С чего ты взяла, что я кого-то подозреваю?
— Мне достаточно знать своего отца, — Яна вновь чуть наклонилась, стараясь показать всю уверенность в своих словах. Больше для себя, чем для меня. И вопрос она задала не просто так, а чтобы получить ответ, чтобы расслабиться, успокоиться. И не настаивала до этого только оттого, что боялась услышать то, что не смогла бы вынести. Ее голубые, такого нежного цвета глаза, очерченные длинными светлыми ресницами, были полны грусти. Полны разочарования.
— Ладно, — я рассмеялся и встал, отходя из омута ее глаз. — Твой отец — единственный, кто действительно подставит свою грудь, чтобы прикрыть тебя!
— Я знаю. Это любовь? — она прищурила глаза, приготовившись возликовать.
— Это другое. Он твой отец.
— Но ведь любовь?
— Родительская! Это гены. Это правильно.
— Почему за весь наш разговор, ты ни разу не произнес слово «любовь»? Ты заменяешь все безликим «привязанность».
— Иногда одно и то же слово, произнесенное разными людьми, может означать кардинально противоположный смысл!
— Тебя не переубедить? — еле слышно произнесла она.
— Слова — звук. Просто сигнал для мозга, в котором он трансформируется в ассоциацию, а потом в картинку. А у этого слова есть картинка?
— Ну… кольцо, поцелуй, свадьба… — сказала Яна и осеклась, прикусив губу так сильно, что из глаз брызнули слезы. Она закрыло лицо руками, выстраивая барьер. Конечно! Была и свадьба, и кольцо, и миллионы поцелуев…. Любовь….
— Я же говорю… Это все сказка. Есть правда и от нее не нужно прятаться! Он — крыса, трусливо дрожащая в эту минуту! А ты не смей! Не смей лить слез…
***
Спустя 10 часов…
— Папа? — тихий вскрик заставил всех застыть на месте.
— Яна! Я говорил тебе не появляться здесь!
Высокая блондинка застыла на лестнице, прижав свои руки к лицу… Она дергалась, но не двигалась с места. В ее глазах была печать ужаса! Она не спускала глаз с пакета.
— Это Кирилл? — шептала она — Это мой муж?
Я откинул голову, ударяясь затылком о стену. Черт! Не хотел я, чтобы Яна стала свидетелем. А теперь, смотря в ее полные ужаса глаза, мне стало впервые в жизни больно…. Больно признаться, что именно ОНА стала причиной смерти собственного мужа. Именно из-за нее я лишил жизни еще одного человека….
Глава 9
В доме стояла какая-то гробовая тишина. Такая, от которой по телу начинают бегать вялые мурашки. Не такие, от которых хочется делать короткие и быстрые вдохи, а такие, от которых хочется перестать дышать. Огромный особняк Моисеевых замер, словно кто-то нажал на паузу. Жизнь приостановилась. Охранники медленно курсировали по периметру, опустив свои головы вниз. Они не играли в нарды, не обменивались похабными анекдотами, просто быстро выкуривали сигарету и возвращались к своим постам. Со дня похорон прошло больше двух недель, но печать грусти на лицах до сих пор была яркой. Даже собаки не выходили из своих вольеров. Тишина… Зато так отчетливо слышалось пение птиц, доносившееся из леса. Ельник тянулся извилистой лентой по склону, вдоль коттеджного поселка, уводя взгляд к берегу широкой реки.
— Замечательный вид, — низкий хрипловатый голос застал меня врасплох.
Я настолько расслабился, стоя на огромной террасе, увитой виноградом, багряные листья которого пропускали сквозь себя солнечный свет, разбрасывая кровавые блики по светлому дереву. Моисей стоял, прислонившись к кристально чистому стеклу двери.
— Вид, как вид. — я пожал плечом, снова отворачиваясь к утреннему пейзажу. Конечно, я соврал. Вид был завораживающим настолько, что хотелось сбросить шелковую удавку с шеи, расстегнуть платиновые оковы на руках, вылезти из кожи змеи на ногах и броситься бежать по зеленому лугу, ощущая кожей стоп свежесть росы. Я так давно мечтал найти дом, где можно целый день просто смотреть в окно, находя в постоянном пейзаже что-то новое каждый день.
— Как знаешь… Парни будут через несколько минут, надеюсь, что ты не отстреляешь в первый день всех моих «кобелей»? — Моисей только успел присесть на плетеное кресло, как на стеклянном столе возник серебряный поднос с кофейником, пара чашек и пепельница. Он сначала наполнил свою чашку, а потом мою, при этом едва заметно кивнул на стул напротив.
— Нет, даже в мыслях не было. Мне за это не платят, — проигнорировав приглашение присесть, я взял кофе и продолжил любоваться утренним видом.
— Я вот никак не могу понять тебя. Иногда мне кажется, что ты сухой, как старая осина, а иногда в твоих глазах проносится что-то теплое и, как ни странно, опасное…
— Почему странно? Ты что, не знаешь, что я не садовник? Какое впечатление я могу еще производить?
— Нет… Опасность в твоих глазах всегда. Но в те секундные моменты даже мне становится страшно, потому что это другое… — Моисей закурил сигару и выдохнул в воздух кисловато-пряный дым.
— Да ты психолог? — смешок вырвался из моего рта. Не мог не вырваться, потому что старик сверлил меня взглядом, стараясь заставить проколоться. — Лучше бы ты своих «быков» проверял тщательнее. Я только начал копать, а уже нашел столько дерьма, что дурно становится.
— Воруют?
— Ты считаешь, что воровство — злейшее из всего, что могут сделать люди, которым ты доверил представлять себя? Они устраивают дебоши, избивают ментов, бьют машины, а парочка была привлечена к Уголовке!
— Ну, с этим я помогу…
— За изнасилование, — я перебил Моисея, чтобы посмотреть на его реакцию.
— Что? — он вскочил так быстро, что стеклянный столик пошатнулся, от чего кофейник противно задребезжал.
— Да! И именно эти люди ссылаются на тебя. Мне тут сказали, что ты на политику засматриваешься? Причина этого поступка меня не интересует, но подумай сам, чем это все закончится.
Моисей стал ходить по террасе, нет, не просто ходить. Он почти бегал, при этом топая с такой силой, что я чувствовал, как
