— Нет, — сказала я, обращаясь к Комочку. — О ней забудь. Это совсем не она.
И перешла к родителям деда, поскольку Сара Франклин Темпл была законным прямым потомком Мармадьюка. Ну, здесь я хоть заулыбалась, ибо родители отца — Сара Франклин Темпл и Астериск Сай Аптон — были красивой парой. Сара — роскошная брюнетка с чистой кожей и ясным взором, ее муж Сай — красавец удалец, даже улыбочка щегольская. Глядя на Сару, легко было поверить, что она могла закрутить роман, родить ребеночка где-то в укромном месте — например, в монастыре, благополучно вернуться и выскочить замуж за первого встречного-поперечного. Ее прекрасное лицо говорило о скрытых в ней тайных глубинах.
В общем, я сняла со стены фотографию прабабки и прадеда, где они на сильном ветру пожимали руки Элеоноре и Франклину Делано Рузвельт, и расцеловала обоих. Хотя Сай на протяжении многих лет был бейсбольным комиссионером, большую часть документов моя мать отдала в ГИАН, а не в Музей бейсбола, который поднял тогда по этому поводу страшный шум. Зато я теперь знала, где надо искать. Я сомневалась, найду ли какие-то документы относительно Сары, и приготовилась вести поиски по линии ее мужа — именно там я надеялась обнаружить какие-нибудь свидетельства нарушения супружеской клятвы. Какие-нибудь следы необъяснимой враждебности горожан к молодому повесе и выскочке. Какое-нибудь злопыхательское анонимное письмецо, отправленное ничего не подозревающему супругу. Какой-нибудь перл, бесценный подарок — бесценный для меня и ничего не значащий для остальных.
Я так взволновалась и оживилась, что совершенно забыла о решении сидеть дома и ждать звонка Праймуса. Схватив блокнот и ручку, я бросилась вниз, мимо моих древних предков, мимо Джейкоба, Элизабет, Мармадьюка — прямиком на улицу.
Я бежала мимо косых навесов Музея ремесел и приютившейся в нем стилизованной под девятнадцатый век деревеньки, от которой попахивало навозцем; мимо длинного поля для гольфа; мимо гряды зеленых холмов и клуба, откуда раздавались глухие шлепки теннисных мячиков; мимо яхт-школы на берегу озера. Наконец впереди показался особняк с каменными колоннами, так называемый Дом Франклина, еще тридцать пять лет назад принадлежавший моей семье, но с тех пор давно уже ставший музеем. На миг я вообразила, как он выглядел в те давние времена — лошадиные упряжки и кареты на дорожке перед домом, колонны и окна, украшенные гирляндами в ожидании гостей, съезжающихся на бал. Библиотека помещалась в отдельном, куда как более скромном каменном здании на отшибе. Я постояла немного в сторонке, внутренне собираясь, и вошла в прохладный сумрачный холл.
Там за столом дремала старушка, седой пушок на худом подбородке придавал ей сходство с козой. Перед ней стояла табличка с надписью: «Вход для посетителей — 5 долларов. Для сотрудников ГИАНа и аспирантов-историков вход свободный». Припомнив свои заслуги перед историей и многие часы, проведенные в ползании на коленях и перебирании крупинок земли аляскинской тундры, я записалась как аспирант-историк и засела за работу, то и дело гоняя за новыми ворохами подшивок тощего усатого библиотекаря, который смотрел на меня волком всякий раз, как я обращалась к нему с очередным вопросом.
Прошло много часов, солнце закатилось за холмы, погрузив озеро в тень, а я все торчала за дубовыми библиотечными столами. Вокруг меня выросли целые горы книг, коробок с микрофильмами и газетных подшивок; мой блокнот был исписан вдоль и поперек. Я не нашла ровным счетом ничего — кроме одного лишь факта: Сай Аптон прибыл в Темплтон в 1935 году в поисках подходящего места для будущего Музея бейсбола. На поиски у него ушел месяц, но в Темплтоне он повстречал Сару Франклин Темпл, влюбился в нее и остался. Это все, о чем упомянул мой дед Джордж Аптон в тонюсенькой книжечке о своих родителях, вызвавшей такой скандал и то ли приведшей, то ли не приведшей к его смерти.
В эту самую книжечку, стоя сейчас передо мной, и тыкал пальцем сердитый библиотекарь.
— Мисс Аптон, сожалею, но мне скоро пора домой, — проговорил он.
Сожаление его было искренним: он целый день, чтобы помочь мне, рылся на полках. Я сказала ему, что приступаю к диссертации на тему миграции бейсбола в Темплтон, начавшейся в 1935 году, а специальным объектом исследования выбрала личность Сая. Глупый это, конечно, был предлог, но другого я придумать не смогла; главное, что он полностью устроил библиотекаря. Коза-старушенция на входе вдруг открыла глаза, сонно помотала головой, посмотрела на нас и вокруг и снова уснула в той же позе.
— Извините, — сказала я, — но тогда давайте отнесем все это на место.
— Ничего страшного, полежит до завтра — был мне ответ. — Летом у нас мало посетителей, а вам это может еще пригодиться. Вы же, по-моему, мало что успели сделать.
Я потянулась и зевнула.
— Это точно. Тогда я приду завтра. Только скажите мне, как вас зовут, на случай если мне снова понадобится ваша помощь.
— Питер Лейдер, — покраснев, представился он и протянул мне руку.
Я была так ошарашена этой встречей, что просто стояла и тупо смотрела на него, пока он смущенно не опустил руку.
— Нет, не так, — сказала я. — Питер-Лейдер-Пудинг-Пирожок — вот как.
— Ну… вообще-то да.
— Ну надо же! — воскликнула я.
В школе Питер Лейдер учился на четыре класса старше меня и был в те времена настоящим пончиком, в последнем классе и вовсе жиртрестом, зато лучше всех в школе играл на музыкальных инструментах — и на гобое, и на флейте, и на саксофоне, и на простой трубе, и на басовой, и на барабане, и на скрипке. Питер Лейдер, которого я знала когда-то, мог бы проглотить этого щупленького вместе с потрохами. Так что теперь я не верила своим глазам.
— Неужели ты Питер Лейдер?! Целый день тебя сегодня вижу, а не узнала. Вот жалость! Мне так неловко…
Но лицо Питера Лейдера в новом облике лучилось улыбкой.
— Да не расстраивайтесь вы, мисс Аптон, меня и впрямь трудно узнать. Пудингом-Пирожком меня никто не называл уже много лет. Это все щитовидка. Кто бы мог подумать! Ну и язва желудка. В общем, сплошные болячки.
— Да, сочувствую. Только не зови меня «мисс Аптон», Питер! Я Вилли!
— Хорошо, Вилли, — поправился он, покраснел от удовольствия, смущенно прокашлялся и, собравшись с духом, продолжил: — Теперь я знаю, что ты интересуешься своим прадедом Саем. Так вот я кое-что про него нашел в специальном сборнике. Там чуть ли не дневник его жены Сары Франклин Темпл, твоей… ну, прабабушки. Относится ко времени, когда Сай приехал в город. Вот я и подумал: может, там есть какая полезная для тебя информация. Мне кажется, есть смысл попробовать. Любопытная вообще штука, на мой взгляд. И написано очень недурным слогом. Никто, по-моему, не читал этих записок — все сидели и выжидали, когда у Сая появится биограф.
Сердце у меня радостно забилось.
— Вот спасибо! А можно мне взять этот дневник домой?
— Извини, но сборник на дом не выдается, — проговорил он с выражением сожаления.
— Ну пожалуйста! Всего на одну ночь!
— Мисс Аптон… — забормотал он, но я его перебила:
— Вилли.
— Вилли! Мне очень жаль. Нельзя.
— Ну пожалуйста-пожалуйста! — заныла я.
Он боязливо огляделся по сторонам и зашептал, присматриваясь к козе-старушенции:
— Ладно. Но только потому, что это ты и это касается твоей семьи. А вообще не положено. — И он забавно хихикнул, когда я незаметно сунула книгу в свою сумку.
— Завтра верну, — пообещала я. — Спасибо тебе огромное, Питер Лейдер.
И я заспешила к выходу, боясь, как бы он не передумал. Уже выскочив на улицу, я представила себе: маленький библиотекарь уныло смотрит на дверь, хмурится и потирает ручки как бурундучок.
Только вернувшись вечером домой и поднявшись в свою комнату, я увидела его. На фоне темнеющего неба, окаймленное рамой окна, висело в воздухе, поднятое краном, чудовище — сюрреалистическая и живая картина. Шея его была изогнута назад, голова повернута на восток; передние и задние лапы беспомощно повисли; огромный хвост напоминал гигантскую запятую. Масляного цвета живот смотрел в небо, и от этого чудовище, несмотря на размеры, казалось жутко беззащитным. С его туши серебристыми струями стекала вода.
Со страдальческим скрипом кран перенес чудовище к огромному грузовику и начал осторожно опускать на плоскую платформу. И сразу же ветром принесло с озера новый запах — смесь рыбного, растительного и еще какого-то зловонного гниения. Отвернувшись от окна, я опять обнаружила у себя в комнате мое привидение. Сразу поняла, что оно сердится. Я вспомнила, как дотрагивалась до чудовища, вспомнила исходившую от него щемящую тоску и поняла, почему злится мое привидение.
Я поняла: что-то закончилось теперь, когда чудовище вытащили из озера. Меня охватила грусть, окутала всю словно бархатной пеленой, и я стояла, прижимая руку к животу и чувствуя, как там пульсирует жизнь моего Комочка.
