Он поднял бокал и подмигнул мне с озорным видом.
— И станет украшением нашего и без того прекрасного цветника, — закончил он свой экспромт, залпом осушил бокал и далеко не отеческим жестом прижал к себе одну из оказавшихся рядом прислужниц.
Стол одобрительно загудел, а осчастливленная таким образом девица с вызовом посмотрела на меня.
Только сейчас я окончательно поняла, что за судьба была мне уготовлена Губошлепом.
«А я-то предполагала, что он видит меня единственной и неповторимой… — подумала я, покачав головой. — А оказалось, что мне предназначено лишь место в гареме… Зачем же ему это нужно? Или таким образом он решил убить сразу двух зайцев — нейтрализовать серьезного противника и получить новую наложницу?
А может быть, та обида, которую я нанесла ему в юности, не дает ему покоя до сих пор? А со временем превратилась в настоящий комплекс?»
Как бы то ни было, теперь я уже не питала никаких иллюзий по поводу своих перспектив, хотя и прежде они не представлялись мне чересчур радужными.
Но, как выяснилось, я еще не понимала, куда я попала, и вечер в этом смысле подарил мне бесценную информацию.
Выпив несколько бокалов, Губошлеп развязной походкой подошел ко мне и повел себя настолько самоуверенно, будто проснулся сегодня в моей постели.
Нет, он не позволял себе лишнего, но говорил комплименты, подливал вина, не сводил с меня глаз — одним словом, ухаживал, как принято было называть эти действия у наших бабушек.
Время от времени я ловила на себе взгляд длинноногой брюнетки, который еще днем показался мне не слишком ласковым, теперь же я прочитала в нем желание моей немедленной смерти.
Я не преувеличиваю. Кроме того, экстрасенсы не совсем обычные люди, и их желания, тем более страсти, действуют иной раз эффективнее холодного оружия. Я физически чувствовала ее ненависть, и меня начинало это беспокоить.
Мне вспомнилась древняя китайская казнь. Осужденного сажали в центр круга, а по окружности садились его «палачи». У них не было никакого оружия, они вообще не прикасались к своей жертве. А просто думали про него всякие неприятные вещи, и за несколько часов человек погибал в страшных мучениях.
Губошлеп не замечал этого по той простой причине, что ему сейчас было не до того. Он вообще ничего не видел, кроме моего тела под полупрозрачным платьем, а жаловаться ему я не хотела. Таким образом я попросила бы его о защите, попала бы под его покровительство.
А я предпочитала страдать или даже погибнуть, но не унизиться до просьбы о помощи у этого подонка.
Но в этот момент моя «соперница» допустила ошибку. Вместо того чтобы продолжать свои «чары», она решилась на банальный бабский поступок, окончательно одурев от ревности.
Она подошла к нам и будто случайно опрокинула мне на платье полный соусник жирного белого соуса. Видимо, ей было известно, откуда у меня это платье, и один его вид выводил ее из себя.
Утром она сделала так, что я спустила в унитаз завтрак, которым меня угостил Губошлеп, теперь объектом ее ненависти стал его подарок.
— Ой, извини, — змеиной улыбкой обожгла она меня и собиралась удалиться восвояси, но в это время рядом со мной раздался рев.
Обернувшись на звук, я не сразу узнала Губошлепа. Лицо его дергалось и покрылось белыми пятнами, а рука сжала скатерть и тащила ее на себя.
Посуда падала на пол и разбивалась, но он этого не замечал.
— Жанна, — гаркнул он так, что все присутствующие вздрогнули, и добавил тихо-тихо: — Подойди ко мне.
Лучше бы он орал. Это было бы не так страшно. Только теперь я поняла его внутреннюю силу и оценила как очень серьезного противника.
Боковым зрением я видела, как брюнетка мелкими шагами покорно двинулась к нему.
Хозяин дождался, когда она подошла к нему, и ударил.
Чему-чему, а драться он научился.
Девица рухнула на пол как подкошенная, и на ее красивое платье ручьем хлынула кровь.
Но сознания она не потеряла. И совершила поступок, который потряс меня больше, чем все предыдущее, — по собачьи, на коленях она подползла к хозяину, поймала его руку и поцеловала ее — ту руку, что ее изуродовала.
Губошлеп брезгливо вырвал ее у Жанны, вытер платком, но, казалось, эта внушившая мне отвращение сцена успокоила его.
— Вечер закончен, — сказал он еле слышно и спокойно вышел из зала.
Через тридцать секунд в зале никого не осталось.
Я ушла к себе последней.
ГЛАВА 11
Мне не спалось в эту ночь. И, думаю, не надо объяснять — почему.
Но оказалось, что не мне одной.
Не прошло и часу, как я услышала, как кто-то тихонько скребется в мою дверь. Именно скребется, а не стучит, поэтому скорее всего я приняла бы эти звуки за мышиную возню, если бы хозяин центра еще вчера в качестве анекдота не рассказал мне, каким образом они вывели мышей.
Объясняя, что у него работают настоящие маги и чародеи, он привел этот пример.
Один из его людей выкопал в какой-то древней магической книге не менее древнее заклинание и решил попробовать применить его на практике. В то время мыши были настоящим бедствием для центра и приносили немало хлопот.
— И что ты думаешь — все мыши исчезли в ту же ночь, причем покидали помещение стройными рядами. С тех самых пор ни мыши, ни крысы нас не беспокоят.
Я приподняла голову от подушки и прислушалась. Звук повторился — на этот раз более громкий.
— Кто там? — спросила я и зажгла свет.
Дверь моментально отворилась, и в комнату на цыпочках вошла моя старая знакомая.
Это снова была та самая девочка. Теперь я знала, что ее зовут Светой и что она одна из самых талантливых экстрасенсов центра.
— Извини, что беспокою тебя, — прошептала она и залезла ко мне на кушетку с ногами.
Я боялась, что она опять будет молчать. Весь вечер я ловила на себе ее ласковые взгляды и ожидала, что она подойдет и объяснит свой предыдущий визит. Но она оказалась единственной, кроме Жанны, сотрудницей института, так и не пожелавшей со мной перекинуться парой слов на протяжении всего праздника.
И я вздохнула облегченно, когда она заговорила, а через некоторое время уже считала ее настоящей болтушкой.
— Я не хотела подходить к тебе раньше, — объяснила она, когда я напрямую спросила ее о причине столь долгого молчания. — Я очень люблю поговорить, но с глазу на глаз, а когда появляется третий, то это уже не разговор, а шум. А уж во время застолий — и подавно. Тем более что разговор у меня к тебе очень важный.
Она произнесла это с такой серьезной мордашкой, что я невольно улыбнулась. Мне все казалось, что я говорю с ребенком, хотя и понимала, что это не так.
— Ну, если важный, то лезь под одеяло, — предложила я.
— Сразу? — обрадовалась она.
Сообразив, как она поняла мои слова, я, признаться, смутилась. Я имела в виду совершенно другое.
В комнате было прохладно, а на Свете была легкая распашонка, едва прикрывавшая тело. И я предложила ей часть одеяла, чтобы она согрелась.
Если она и была ребенком, то абсолютно испорченным с точки зрения обычного человека.
Поняв по моему лицу свою ошибку, она махнула рукой:
— Это не важно, чего ты так испугалась?
А потом добавила с радостной уверенностью:
— В конце концов я тебя все равно соблазню, — и засмеялась счастливым смехом.
Мне не хотелось развивать эту тему, и я поспешила ее сменить.
— А ты давно здесь? — спросила я, стараясь держаться непринужденно.
— Три года, кажется… ой, нет — четыре.
— И тебе не хочется…
— Уйти? — сразу поняла Света. — Не знаю, я не думала об этом… Нет, не хочется. Да и куда я пойду?
— Ну, хорошо, — пожала я плечами. — Так что у тебя за важный разговор?
Света перевела дыхание и огляделась кругом.
— А можно, я потушу свет? — попросила она. — А то кто-нибудь обязательно залетит на огонек. А мне бы не хотелось, чтобы нам помешали.
— Пожалуйста…
Я выключила свет, Света долго и тщательно устраивалась, словно готовилась просидеть у меня до утра.
— Значит, так… — совершенно по-детски начала она.
Расстались мы действительно лишь под утро.
* * *
Света была странной девочкой. У нее были совершенно необычные представления о жизни.
Ее уникальные способности, проявившиеся в раннем детстве, сделали ее чужой среди своих сверстников и родных.
Родители ее боялись и считали сумасшедшей и постарались избавиться от нее при первой возможности. В детском доме она пробыла недолго, и у нее сохранились об этом времени самые смутные воспоминания.
Один из ее воспитателей, начитавшись статей в научно-популярных изданиях, решил показать ее ученым.
Там она впервые встретила людей, похожих на нее, и узнала, что она «экстрасенс». Как и ее новые знакомые.
Из общения с ними она черпала свои первые жизненные опыты и формировала собственную систему представлений о мире.
