— Но тем не менее я рад и надеюсь, что мы сумеем найти общий язык. Итак… — он поднял бокал, — за исполнение заветных желаний.
Мы выпили и закусили. Надо сказать, что и вино и закуски были самого отменного качества, а я уже и забыла, когда ела в последний раз. Поэтому не стала отказываться от угощения и ела за двоих.
— А ты почти не изменилась, — сентиментально заметил он, наблюдая за тем, как я расправляюсь с цыпленком.
— Спасибо, — кивнула я. — Ты тоже.
— Неправда, — возразил он. — Я изменился, причем довольно сильно. Зачем ты говоришь неправду?
У него был явный комплекс по поводу своей внешности. Нормальный мужик пропустил бы эту фразу мимо ушей. А этот ждал ответа.
Что я могла ответить ему? Что мне совершенно безразлично, как он выглядит? Это было правдой, но такая правда его вряд ли устроила бы.
— Мне кажется, что эти перемены тебе к лицу, — слукавила я и, видимо, попала в точку — именно это он и хотел от меня услышать.
Он моментально успокоился и подлил мне шампанского.
— Ну, и как ты жила все эти годы?
Он, судя по всему, собрался произнести все известные ему банальности, и я еле сдержалась, чтобы не ответить ему какой-нибудь пошлостью.
— По-разному, — ответила я не менее избитой фразой, но он не заметил подвоха.
«Сейчас он скажет, что вспоминал меня все эти годы», — подумала я и как в воду глядела.
— А я часто вспоминал наш… несостоявшийся роман… Ты никогда не жалела, что тогда…
— Нет, — ответила я.
И в ту же секунду слащавая улыбка исчезла с его лица.
— Ну, что же… По крайней мере — честно.
— Это было так давно… — попыталась я уйти от опасной темы.
Но мой собеседник мне этого не позволил.
— А я ведь на самом деле тебя любил. И ради тебя был готов на все.
— Вот как?
— А ты не догадывалась?
Последний вопрос прозвучал довольно грубо, Губошлеп явно заводился. И я ответила демонстративно холодно и твердо:
— Я не думала, что это было для тебя так серьезно.
Мне второй раз в жизни показалось, что он собирается меня ударить. Но он действительно изменился за эти годы. И не только внешне.
— Ну да кто старое помянет… — неожиданно улыбнулся он. — Давай лучше выпьем.
Есть мне уже не хотелось, а пить тем более, но я не показала виду и взяла бокал.
— За что теперь? — спросила я в тон ему.
— За наше будущее.
Ответ был недвусмысленным и, мягко говоря, мне не понравился.
— За будущее не пьют… — попыталась возразить я.
— А мы выпьем, — перебил он меня и призывно поднял бокал.
И эти слова прозвучали как ультиматум или даже приказ. Что мне оставалось делать? Выплеснуть содержимое бокала в его надменную рожу? Я предпочла до времени не демонстрировать своих чувств и ответила почти нежно:
— Как скажешь.
Я тоже многому научилась за эти годы.
— Так-то лучше.
Он выглядел, словно укротитель, добившийся послушания от опасного хищника.
— А ты меня удивляешь… — молвил он после небольшой паузы и в ответ на мой вопросительный взгляд пояснил: — Ни о чем не спрашиваешь, не задаешь вопросов. А у самой, поди, язык чешется…
Он нежно погладил рукой бородку и ухмыльнулся с довольным видом. И я поняла, что ему самому не терпится поделиться со мной кое-какими секретами.
В этой игре в молчанку я победила. Он первым заговорил на заветную тему.
— Думаю, что вряд ли получила бы на них исчерпывающие ответы.
— Это почему же? — сделал он изумленные глаза.
— Насколько я понимаю, ты избегаешь утечки информации.
— А никакой утечки и не будет.
— Ты собираешься взять с меня подписку о неразглашении?
— Зачем? — снова изобразил он удивление. — В ней не будет нужды. Ты никогда не сможешь использовать эту информацию за стенами моего… богоугодного заведения.
— Это почему же? Мне никто не поверит?
Прежде чем ответить, Губошлеп положил в рот крупную маслину и, раскусив ее, смаковал некоторое время с видом знатока и ценителя.
— Все очень просто, — наконец разродился он. — Я не боюсь этого потому, что ты никогда отсюда не выйдешь.
Вынув изо рта косточку, он аккуратно положил ее на краешек тарелки и вытер губы белоснежной салфеткой.
ГЛАВА 9
Наступил момент истины, если я правильно понимаю эти слова. Мой враг, а именно так я теперь воспринимала бывшего однокашника, собирался открыть мне карты и, судя по его виду, имел на руках «десять без прикупа».
— Говорю это для того, чтобы у тебя не было иллюзий, — продолжил Губошлеп.
Несмотря на всю серьезность ситуации и солидную внешность оппонента, я продолжала воспринимать его как Губошлепа. И мысленно называла его этим пренебрежительным прозвищем.
— Ты должна понимать, что мой «бизнес», — скривился он в улыбке, — не сочетается ни с гласностью, ни с прочими демократическими шалостями. И поверь мне, я сделал все, чтобы в этом смысле обезопасить себя и свое предприятие.
Покинуть его без моего согласия НЕВОЗМОЖНО. Я повторяю это, чтобы ты поняла: если бы я допускал такую возможность хотя бы теоретически — ты бы никогда в жизни не услышала обо мне, уже не говоря о том, что твое появление здесь было бы исключено.
Я прекрасно осведомлен о твоих способностях и тем не менее утверждаю: любая твоя попытка покинуть эти места без моего желания обречена на неудачу. А такого желания, — осклабился он, — как ты понимаешь, у меня нет.
И дело даже не в том, что объект охраняется хорошо обученными и прекрасно вооруженными людьми, которые, не задумываясь, пристрелят любого, кто попытается покинуть территорию без моего приказа. Таков закон, а законы здесь устанавливаю я.
Но самое главное, и это гарантирует мне полную безопасность, я располагаю всеми необходимыми средствами, чтобы в случае твоего исчезновения выжечь твой мозг за несколько секунд, где бы ты в этот момент ни находилась.
Последние слова «гостеприимный хозяин» произнес, глядя на меня в упор, и ни один мускул не дрогнул на его лице.
У меня были все основания полагать, что он не шутит.
Губошлеп встал из-за стола и после этого уже ни на минуту не присел до самого конца разговора. Он говорил, расхаживая по кабинету и почти не глядя в мою сторону, словно читая по памяти заученный заранее текст.
— Я не буду останавливаться на деталях, но поверь мне на слово. Я знаю, о чем говорю.
Я был старше вас, когда пришел в нашу школу. И в отличие от большинства хорошо знал, чего хочу.
Может быть, тебе неизвестно, но в то время у нас в стране проводились серьезные исследования в области психотроники. Но доступ к этой информации был закрыт для всех, кроме людей в погонах, поэтому я сразу после университета использовал все возможности, чтобы попасть в их ряды.
Обычные занятия меня мало интересовали, но я стал лучшим курсантом, чтобы иметь право на выбор. На тот самый выбор, который я сделал за несколько лет до этого.
На третьем курсе мне повезло — в качестве практиканта я попал на один из секретных полигонов, где тогда проводились интересующие меня испытания. Там я и познакомился со своим будущим научным руководителем и сделал все, чтобы он пригласил меня в свою лабораторию.
С тех пор я получил возможность заниматься исключительно любимым делом.
Я уже тогда понимал, чего можно добиться с помощью таинственных «пси-лучей», и работал как одержимый.
И когда большинство моих недавних единомышленников разочаровались в возможностях психотроники и один за другим покинули лабораторию, я продолжал вопреки очевидности работать.
Нашу лабораторию закрыли в тот момент, когда я только наметил путь, который позже привел к по — беде.
Поэтому приоритет этого великого открытия, а у меня есть все основания считать его великим, принадлежит мне.
Я не возражала ему, но он говорил с таким жаром, словно я опровергала его на каждом шагу. Заметив это, я начала сомневаться в правдивости его слов.
— Впрочем, это неважно, — перебил сам себя Губошлеп. — Все это «дела давно минувших дней, преданья старины глубокой», как говорится…
Важно то, что теперь я обладаю уникальной на сегодняшний день технологией и методикой воздействия как на отдельный организм, так и на большие группы реципиентов. А это не просто переворот в науке, это еще и колоссальные практические возможности.
И тебе, — ухмыльнулся он, — в некотором смысле посчастливилось познакомиться с нашими методами на личном опыте. И, надеюсь, ты уже понимаешь, что реальную власть в скором времени будет иметь тот, кто обладает этим «сверхоружием».
— То есть ты, — вырвалось у меня.
— А я этого и не скрываю, — снисходительно улыбнулся Губошлеп.
— Женя, — я старалась говорить как можно спокойнее, — а тебя не смущает…
