И снова тревога захлестнула душу. На минуту показалось, что дракон поднялся из его собственных глубин, пробился сквозь туман памяти к остаткам ясного сознания. Кто он, этот дракон? Страшное, угрожающее ему самому знание скрывалось в нем, оно пытается вырваться наружу, а он не пускает его.
Он увидел напряженный, что-то внушавший ему взгляд Делиамбера — тот, видимо, хотел помочь ему понять это темное пока знание. Но Валентайн вырвал руку и неуверенным шагом пошел к фургону скандаров.
Сердце колотилось, в висках стучало. Он обернулся и сердито спросил:
— Что ты со мной сделал?
— Я только взял за руку.
— Я черт знает как себя чувствую!
— Твоя боль таилась внутри — я дал ей выход наружу, — спокойно ответил карлик, — ничего больше. Все равно она не дала бы тебе покоя.
— Лучше бы ей оставаться внутри!
— У тебя нет выбора. Она просится наверх.
— Я не хочу ни борьбы, ни боли. Вчера я был счастлив.
— А когда видел сны?
— Они все равно бы кончились. Это не мои сны, кого-то другого.
— Ты так думаешь?
Валентайн не ответил.
— Я хочу быть тем, кем мне хочется.
— А именно?
— Странствующим жонглером, свободным человеком. Зачем и ты мучаешь меня, Делиамбер?
— Я был бы рад, если б ты остался жонглером, — мягко сказал урун. — Зачем мне огорчать тебя? Но желания человека не всегда совпадают с тем, что начертано на свитке судеб.
— Я буду хорошим жонглером, — упрямо сказал Валентайн, — не больше и не меньше!
— Желаю успеха, — любезно бросил Делиамбер.
И ушел.
Валентайн наконец-то вздохнул. Тело расслабилось, он сел прямо на землю. Но тревога осталась. Сны, их толкование, теперь еще дракон, неожиданное напряжение…
Из фургона вышла Карабелла и, увидев сидящего Валентайна, подошла к нему.
— Тебе плохо? Я помогу!
Ее пальцы коснулись шеи и стали массажировать, разминать скованные мышцы. Под ее руками напряжение уменьшалось, но настроение оставалось прежним.
— Толкование не помогло тебе? — наклонившись, спросила она.
— Нет.
— Ты расскажешь мне о нем?
— Пожалуй, нет.
— Как знаешь…
Карабелла замолчала, продолжая массаж, но Валентайн знал, что она ждет его рассказа.
— Я почти ничего не понял из того, что мне говорила толковательница, — начал он, — и поэтому не хочу говорить на эту тему.
— Если все же нужно будет поделиться сомнениями, я рядом. А это придет, я знаю…
— Не сейчас. А может, и никогда.
Карабелла не настаивала, но он чувствовал, что она изо всех сил желает ему помочь, всем сердцем чуя его состояние. Запинаясь, он сказал:
— Толковательница сказала мне…
— Что?
Нет, говорить об этих вещах означало дать им реальность, а ведь с ни безумны, фантастичны.
— Она говорила чепуху. Едва ли стоит ее повторять.
Глаза их встретились, он отвел свои.
— Это все чепуха! — повторил он. — Чокнутая баба наговорила мне кучу вздора и я не хочу обсуждать его ни с тобой, ни с кем-то еще! В конце концов толковали мои сны и я не собираюсь обнародовать их!
Валентайн увидел обиду на лице девушки. Сдавшись, он мог продолжить разговор, поэтому сказал деловым тоном:
— Принеси мне мячи, Карабелла.
— Сию минуту?
— Да.
— Но…
— Я хочу научиться работать в паре.
— У нас сейчас не получится!
— Принеси, пожалуйста, мячи.
Она поднялась, пронеслась по ступенькам лесенки, приставленной к фургону, и через минуту вернулась с мячами.
Они отошли на незанятое ничем место.
Девушка бросила ему подряд три мяча и покачала головой.
— Плохая идея — осваивать новую технику, когда думаешь о другом.
— Мячи меня успокоят, вот увидишь.
— Как знаешь…
Для разминки Карабелла пожонглировала тремя мячами, попробовал и Валентайн. Но руки его были все еще скованными, не давались самые простые движения. Он то и дело ронял мячи. Карабелла, искоса поглядывая на партнера, продолжала жонглировать, в то время, как его мячи валились на землю.
Валентайн раздражался все больше. А она молчала, и молчание девушки тоже раздражало его. Попытка наладить ритм была бесполезной. «Ты упал с большой высоты, вдруг услыхал он голос Тизаны, а теперь ты должен вернуться туда!» Все три мяча ушли на землю. Он бросил взгляд на Карабеллу. Как можно сосредоточиться, когда голова его занята другим!
«Тем не менее, лорд Валентайн, тот подъем ждет тебя, и не я его тебе предлагаю!»
Пальцы были, как сосульки. Мячи снова покатились по земле.
— Пожалуйста, остановись, Валентайн, — мягко сказала Карабелла.
— Принеси булавы.
— С ними будет еще хуже. Ты можешь сломать пальцы.
— Принеси булавы.
Пожав плечами, она собрала мячи и скрылась в фургоне. Появился Слит, зевнул, кивнул Валентайну. За ним вышел один из скандаров и сразу полез под фургон исправлять что-то.
Карабелла вынесла шесть булав. Вместе с ней он увидел Шанамира. Тот на ходу поздоровался с Валентайном и побежал к загону с животными.
Чувствуя присутствие Слита, он собрался, бросил первую булаву. И… не поймал ее. Слит никак на это не отреагировал. Ему удалось схватить три булавы подряд, но следующая больно ударила его по ноге. Валентайн перехватил взгляд Делиамбера, наблюдавшего за ним издалека, и поднял булаву. Карабелла, стоя напротив, жонглировала своими булавами, не обращая на него внимания. Он начал снова, но снова уронил две подряд и к тому же сильно ушиб большой палец. Хотел было продолжать, но тут к нему подошел Слит и остановил его готовую к броску руку.
— Не надо, — сказал он. — Отдай мне булавы.
— Мне нужно тренироваться!
— Жонглирование не терапия. Ты чем-то расстроен, поэтому у тебя не получается. Если ты попытаешься продолжать, выбудешь из строя на несколько недель.
Валентайн хотел высвободить свои руки, но Слит держал его с удивительной силой. А Карабелла спокойно жонглировала в нескольких шагах. Валентайн сдался. Пожав плечами, он отдал булавы Слиту, тот понес их в фургон.
Через минуту Залзан Кавол скомандовал:
— Все в фургон! Поехали!
Дорога к гайрогскому городу Долорну шла на восток через мирную фермерскую местность, зеленую и плодородную, щедро согреваемую солнцем. Как почти вся Маджипура, она была густо населена, но разумное планирование создало сельскохозяйственные зоны, в которых города и поля чередовались, так что фургон то попадал в город, то снова оказывался среди зелени угодий.
Здесь, в долине Долорна, расположенной ниже Фалкинкипа, климат особенно благоприятствовал земледелию, ибо север ее был открыт полярным грозам с обильными ливнями, которые регулярно поливали угодья, а субтропическая жара в срединной полосе умерялась мягкими прогнозируемыми осадками. Все росло здесь круглый год. Сейчас, например, был сезон уборки желтых клубней стаджи, из которой делали хлеб, и посадки таких фруктов, как пайк и глин.
Красота ландшафта развеяла сумрачное настроение Валентайна. Он постепенно отходил от вчерашних темных дум и позволял себе радоваться бесконечному ряду маджипурских чудес. Тонкие стволы пайков, посаженных прихотливым узором, привлекали его взор. Группы фермеров, двигающихся по полю, вызывали у него мысль о войсковых учениях… Фургон пересекал то район озер и ручьев, то катил по зеленой равнине.
В середине дня они достигли особенно красивого места — одного из многих заповедников Маджипуры. О его начале предупреждала табличка с надписью:
ЗАПОВЕДНИК ПОЛЫХ ДЕРЕВЬЕВ
Заповедный лес составляли самые, может быть, замечательные деревья.
Эти деревья выделяют газ, что легче воздуха, и он поддерживает крону.
Достигнув зрелости, корневая система их и стволы атрофируются, а ветви становятся эпифитными, пользуясь воздухом атмосферы, как раньше стволом. Иногда, совсем уж постарев, дерево полностью порывает связь с почвой, вскормившей его, отрывается и летит искать новую колонию. Полые деревья растут в Зимроеле и Альханроеле, но в последнее время это племя стало вымирать. Здешняя роща посажена по декрету Двенадцатого Понтифика, Конфалума Коронованным лордом Престимионом.
Жонглеры решили пройтись пешком по лесной дороге. Еще ни разу никто из них не видел полых деревьев, парящих в воздухе крон. Карабелла, шедшая впереди, вдруг нырнула в заросли сине-черного кустарника и там вскрикнула от изумления. Валентайн побежал вслед за ней. Девушка в самом деле стояла среди чудес.
Здесь всюду стояли полые деревья, старые и молодые. Молодые были не выше Делиамбера — широкие кусты с толстыми, будто вздутыми ветками необычного серебряного цвета. Вздутия походили на узлы. У деревьев, высотой пятнадцать-двадцать футов, стволы только-только начинали утончаться, сохнуть, у более старых они высохли совсем и были не толще веревки, на которых и держались их плавучие кроны. Кроны плавали высоко, покачиваясь на легком ветерке, как на волнах, безлистые, с раздутыми ветвями.
