— Родион Михайлович?.. — запыхавшись, басил в трубку Илья Хрустов.
— Что случилось? — воскликнул я. — С папой?
— Нет, всё нормально. Он как раз и зовет… и я тоже… у нас с Инной завтра свадьба, в три часа дня, приезжайте. Тут и дядя Леша Бойцов прилетел.
— Спасибо. — Я понял, что не смогу не поехать. — Буду.
Узнав, куда я опять собрался, жена ахнула:
— А подарок?!
— Какие подарки?!
— Но нельзя на свадьбу без подарка.
— Может, в Саракане на бегу что-нибудь куплю. — Я быстро складывал в чемоданчик фотоаппарат (в тот раз забыл, дубина!..), трико, рубашки, галстук, электробритву…
— Во сколько самолет?
— В семь утра. А второй рейс уже вечером.
Аня попросила достать с верхней полки в кладовке тяжеленный старый чемодан. Там лежали всякие неиспользованные, роскошные по прежним временам ткани, но будет ли юная Инна шить из них что-нибудь? Да и ткани-то старомодные… лен… крепдешин…
— Впрочем, сейчас снова мода вернулась на лен, — бормотала жена, копаясь в чемодане. — Вот нераспакованная скатерть. Скатерти всегда нужны. Не синтетика. С другой стороны, стирать такие скатерти сложно… Что же подарить?
— Я деньги подарю, — вспомнил я. — Получил же я премию три тысячи… ее и отдам? Так делается.
Аня поморщилась (мы собирались купить металлический электрочайник, да ладно, обойдемся пластмассовым!). На этом решении и остановились…
23
В двенадцать часов дня я уже шел торопливо по Вире. Здесь было очень тепло, хоть и начало сентября, куда теплее, чем в моем городе. Только что прошелестел дождь, от тайги и моря на поселок наплывал белый пар…
Вот бетонный дом, где живут старшие Хрустовы, с огромным словом на торце «ТРУД». Дико волнуясь, я взбежал на третий этаж, нажал на кнопку звонка. И тут же подумал, что надо было мне до своего появления здесь устроиться в гостинице… куда они меня положат… наверное, гостей тьма…
Но в дверях уже стояла Галина Ивановна в голубом пышном праздничном платье, сжав в кулачки искореженные временем пальчики:
— Очень рады… мы вас ждем… проходите…
Я зашел, продолжая держать в руке чемоданчик. В квартире было тихо. На диване, где я спал в прежний приезд, лежали разноцветные картонные коробки, перевязанные ленточками, — видимо, подарки молодым.
Я вопросительно посмотрел в сторону спальни. Галина Ивановна в ответ закивала и шепотом пояснила:
— Только что уснул. Спрашивал вас. Ему надо набраться сил. Через час разбужу. Идемте, я чаю вам заварю..
Я скинул ботинки и в разорванных чужих тапочках прошел за Хрустовой на кухню. Она прикрыла дверь.
И пока кипятила воду, заваривала зеленый (— Вам же зеленый? С жасмином?) чай, рассказала, что Алексей Петрович Бойцов прилетел вчера, сейчас он с Никоновыми у Туровского. Кстати, Никоновы улетали и вернулись вновь через Москву.
— Как Илья с Инной?
— Да всё слава богу. — Она пытливо глянула мне в глаза. — Вы, наверное, хотите спросить, как Лев Николаевич с ними… Ой, и стыдно, и смешно.
Оказывается, неделю назад Хрустов-старший, сказав, что хочет показаться в Саракане врачам, тайком проехал в Минусинск, где служит знакомый священник отец Михаил. Все-таки решил попробовать переговорить с ним. Отец Михаил когда-то на стройке Южно-Саянской ГЭС был комсоргом у шоферов. Быть не может, чтобы нельзя было снять эту порчу. Так объяснял потом свой визит Лев Николаевич Галине Ивановне.
— Говорит, Михаил посоветовал к патриарху Алексию обратиться. Я плакала, неделю уговаривала. Не ест, не пьет. Но на свадьбу согласие дал.
— А Никонов больше так и не зашел?
— Почему же?! — удивилась Хрустова. — Вы Сережу не знаете! С цветами, с французским вином… с прибаутками… на колени встал перед Левкой.
— На колени?
— На колени! — Галина Ивановна хихикнула, наливая мне чай. — Хохочет, входит на коленках к нему… кричит, ну не любишь ты Валерку, а моя жена так и вовсе готова ему глаза выцарапать… да ведь не на нем женится твой сын, ты, Спиноза! Вот, спешно готовим свадьбу. Пока не передумал. Пейте же! И я попью… все некогда.
Но спокойно попить не удалось. Послышался издали тихий голос.
— Лева зовет?.. — встрепенулась Галина Ивановна. Приоткрыла дверь.
— Кто?! — хрипло спросил из спальни Хрустов.
— Родион прилетел…
— Родя, я сейчас встану. Ты мне нужен.
Галина Ивановна перекрестилась.
— Если опять какая дурь, не поддерживайте. Он к вам очень хорошо относится… вы человек со стороны, объективный, в то же время свой.
Торопливо хлебнув чаю и обжегшись, кашляя, я прошел в большую комнату. Там уже стоял бледный, взлохмаченный Хрустов в домашнем халате.
Протянув руку, крепко сжал мою и не отпускал.
— Молодец, что прилетел. Тут такое делается. Москва их купила с потрохами. Или они купили Москву. Пусть хоть Сибирь знает правду. — Увидев жену в дверях кухни, буркнул. — Делай свои дела, у нас разговор.
Оставшись одни, мы сели — я на стул, а Хрустов на диван, коробки он небрежно отодвинул, сбросил на пол.
— Они что-то затевают… Ищук прав… надо народу глаза открыть… — зашептал Хрустов. — Знаешь, что они сделали? К первому сентября, ко дню знаний, всем бывшим строителям подарки — учебники для внуков, карандаши, авторучки. Понял? Нет, ты понял?!
Я не совсем понимал, что же тут плохого. Подарили — и замечательно.
— Не сечешь?! Такой мелочевкой глаза замазать! А сами по тысяче долларов получают! И Серега на их стороне! Они его купили, наверно. Что-то он между Москвой и Вирой запрыгал, как петух на веревочке… Родион! — Хрустов задышал мне в самое ухо. — Ну, пойду я, пойду на свадьбу… и ты пойдешь, конечно. Сядь около Утконоса, понравься ему… Они потом хотят в тайгу на вертолете полететь… пир во время чумы… говорят, боятся за мое здоровье, не берут с собой… а тебя могут взять… послушай этих врагов народа… мне нужна информация…
Выглянула жена:
— Извините. Ты будешь одеваться? Или вот так и пойдешь?
Лев Николаевич вскочил, хотел было вспылить, но, увидев слезки на ее щеках, смущенно пробормотал:
— Сейчас… сейчас… сейчас… — Забрал из платяного шкафа белую сорочку, галстук и исчез в спальне.
Через полчаса мы вошли в кафе «Кантегир».
24
Черноглазая, цыганистая (сегодня в красном) Татьяна Викторовна взяла на себя функции распорядительницы. Она усадила рядом с молодыми — слева — Никонова (и себе стул заняла, поставив сумочку), справа от молодых отвела место Бойцову, следующими пристроила Туровского и Валеваху с женой. А Ищука рядом с собой определила, и меня возле Ищука. Далее сидели Варавва, замдиректора ГЭС Помешалов и еще люди… кажется, некогда знакомые, но кто они, как вспомнишь через столько лет?..
Всего приглашены на свадьбу человек сорок. Много молодежи, видимо, друзья Ильи, одеты строго, в черно-белое.
Илья сам красовался в сером узком костюме со сверкающим галстуком. Невеста сияла во всем белом и серебряном, и само личико ее было словно намазано чем-то сияющим. Зачем юным дамам макияж?..
Я во все глаза смотрел на Бойцова. Угрюмый человек Алексей Петрович. В шелковистом черном пиджаке вроде смокинга, с бабочкой под толстым горлом. Он прилетел, оказывается, не из Дели (мне шепнул Илья), он уже два года в России, советник премьер-министра, а также член совета директоров двух фирм, связанных с нефтью или газом… я толком не расслышал…
Погрузнел Алексей Петрович, лицо темное, бугристое, словно после фурункулов. С годами стал все более похож на эвенка, на своих предков, глазки сузились, скулы вылезли. А улыбка сохранилась все той же, смущенной, мальчишеской.
Впрочем, он теперь улыбался редко, только Галине Ивановне, большей частью хмуро кивал всем и, как я дальше заметил, почти ничего не ел, не пил.
— Волнуется! — пояснил его поведение Никонов.
Увидев, как я во все глаза разглядываю легендарного Бойцова, Сергей Васильевич, посмеиваясь, рассказал, как тот явился утром из аэропорта с маленьким чемоданчиком, в сопровождении Туровского.
— Здравствуйте, здравствуйте все, как коровы в Индии! — с такими словами перешагнул порог Хрустовых. — Девочки, вы все красивее и красивее.
Галина Ивановна и Татьяна Викторовна бросились ему на шею.
— Как же мы боялись, что ты там заболеешь, в Индии, — пропела Татьяна Викторовна. — Там же проказа ходит и черт те что.
— Да ну! — Алексей Петрович, потный, задохнувшийся от быстрого взбега по лестнице, смеясь, утирал лоб платком. — Ко мне ничего не пристает! Я вот испугался, что Левка болен…
При этих словах (как мне шепотом докладывал Никонов) из спальни вышел с сонной, растерянной улыбкой Хрустов.
— Серега кинул телеграмму в Бомбей… мне ее в Москву перебросили… что Лёвка при смерти…
— Да о чем ты говоришь!.. — Никонов хохотал. — Не писал я так.
