Но чернобровый Тарас Федорович словно и не услышал реплики Хрустова.
— Ну, — наседал, подмигивая, Ищук. — Чего молчишь, Ильич? Ты же не в мавзолее лежишь?
Туровский безмолвствовал, подтянув гримасой губы к кончику носа.
— А что ты предлагаешь? — спросил, позевывая для отвлечения внимания, Никонов. Как бы между прочим. Как бы ему все равно.
— Я предлагаю, Сергей Васильевич, спасение. Как Христос предлагал своей пастве. Спасение для ГЭС — взять ее под свое крыло… обязуюсь мигом найти миллиард на обводные каналы. А иначе они со своим ожиданием погубят ее… всесибирская катастрофа грядет, я тебе скажу! Ну, и понятно, завод мой накроется медным тазом.
Ого! Олигарх желает купить ГЭС! Будет потом на бесплатном электричестве варить себе миллиардные прибыли. Почему молчит Хрустов? Наверное, он давно уже знает о притязаниях Ищука.
— Це дело, — пропел на украинский манер Никонов. — Почему бы нет.
— Слышал?! — обрадованно подступил к Туровскому Тарас Федорович. — Слышал, что говорит умный человек?!
Туровский с вечной своей улыбочкой молчал. «И чего улыбается, как девица на панели? Или они уже обо всем договорились, пока я домой летал? И теперь уточняют лишь, сколько кто получит?»
И я вдруг поймал себя на мысли, что стою на позиции Хрустова. При этом, совершенно не представляя себе, как он-то видит будущее ГЭС. Главное — мне неприятен этот молодой богатый парень! И даже поддакивающий Никонов.
— Вы, кр-рутые… не собираетесь у людей спросить? — не выдержал, снова подал голос Лев Николаевич. — Не собираетесь спросить у тех, кто строил? Кого вы выбросили, как старые… — он не выговорил слова. Может быть, хотел сказать «галоши» или даже «гандоны»… но смолчал — все-таки свадьба. — И не говорите мне, что она принадлежит ему одному! — Хрустов не показал на Туровского, хотя все поняли. Нет, Лев Николаевич сегодня не трогал своего нового родственника, мучительно обходил. Но именно поэтому ярость в душе только разгоралась. — Он вскочил. — Вы!.. Скажите, умные!.. — Его понесло, губы побелели, руки задрожали. — Для чего живем?! Чтобы только себе, себе, да побольше… хомо сапиенс съедает за свою жизнь съедает сорок километров колбасы… ну, вам пусть четыре тысячи… ну, миллион километров… Зачем?! Как черви, что ли, захавать и выбросить сзади?! Это личное ваше дело. Но обманутый народ…
К нему подбежала Татьяна Викторовна:
— Левка! Ты на свадьбе сына или где?! Ну-ка пошли танцевать! — она попробовала вывести его, исхудалого, больного, но он стоял, как куст арматуры, приваренный к железному полу. — Лев Николаевич! Ты меня не видишь?!
— Вижу, — процедил он. И сел. — Я молчу.
— Зачем молчать? Говори! Только не обижай нас всех… и сына своего…
Какое-то мгновение стояла пауза. Хрустов кивнул, с кривой улыбкой приложил руку к груди. И все бы дальше пошло тихо-мирно, если бы не Ищук.
— Но я-то тебя понимаю!.. — проговорил он, идя вдоль стола к нему. — Мнение народа…
— А мы с вами пили на брудершафт?! — взорвался Хрустов. — И вообще… не верю ни одному вашему слову! Да вы и сами не верите своим словам! Как всегда, наобещаете с три короба — и снова надуете! Видите ли, спасать вздумал… а зачем проектировали, не просчитав как надо? Да еще в сейсмической зоне?
— Ха-ха-ха! Да я не строитель! — воскликнул Ищук. — Милый человек, вы не по адресу!
— По адресу! Всю жизнь толкаете народ на авось… а если что, сами на вертолете в Англию или Испанию, где у вас дворцы и апельсиновые рощи!
— Что он такое говорит?! Вы шутите? — смеялся Тарас Федорович. — Клянусь, нет у меня за границей никакой собственности…
— Будет! — хрипя, рубил ладонью воздух Лев Николаевич. — Всю жизнь, как капитан «Титаника», ведете наобум, а если что — есть личная лодочка… Тут вот, в окрестности, в восьмидесятые… в семи скважинах атомные бомбочки взорвали… маломощные, клялись специалисты… недра проверяли на звук, так сказать, по просьбе геофизиков… Где ныне эти специалисты из Минатома? А народ лысеет, зубы теряет…
— Лёва!.. Лёвка!.. — театрально взмолилась Татьяна Викторовна, сложив ладошки на груди. — Да он-то при чем?! Галя, скажи ему!
Галина Ивановна сидела, сжавшись, не поднимая глаз. Мне ее было очень жалко. Илья, глядя на отца, кусал губы. Инночка улыбалась — ну и выдержка.
Надо было, конечно, кому-то попытаться увести Хрустова. Может, мне попробовать?
— Хруст! — поднялся, утирая губы салфеткой, и Никонов. — Ты бы очки надел, посмотрел на юношу! Он тогда еще, небось, в школу-то не ходил. — И завопил. — Го-орько!..
Валеваха захлопал в ладоши. Молодые поднялись. Инна повернула Илью от стола и приникла к нему. Мол, нечего слушать глупости.
— Танцуем!.. — Жена Никонова подала сигнал официантам — те включили громкую музыку.
Валеваха с женой немедленно пошли танцевать, топать и кружиться, изображая что-то среднее между гопаком и вальсом. К им присоединились и другие гости.
— Ладно, — кивнул Хрустов. — Пойду, подышу… без микробов… — И пошел к выходу. За ним двинулась, было, Галина Ивановна — он обернулся. — Я один! Я сейчас! Курить не буду! — И вдруг — Ищуку, не так громко. — Значит, что-то другое делали, чтобы стать богатым! Вы что, гений, придумали новый способ плавки? Вы хотя бы сварщиком на заводе поработали? Каким-то образом да вырвали пакет акций! Конечно, убили кого-нибудь или, как минимум, обманули…
— Лёвка! Лёвка! Лёвка!.. — звонко хлопая в ладоши, заглушая слова Хрустова, к нему подошел Никонов и с силою обнял. И уже на ухо. — Милый! Что ты мелешь?!
Пытаясь вырваться, тот продолжал в его объятиях рычать:
— Не тр-рогай меня! Орденоносец! Вовремя смылся из наших мест! А что же наших никого не пригласил… хотя бы Ладу… ты же ее любил… спилась, на картах гадает…
— Тише, ты! — зашипел, улыбаясь и оглядываясь на людей Сергей Васильевич. — Мы все в эти годы любили… но, значит, любили и нас. Так написал Есенин? — Он пытается перевести в шутку неожиданные нападки Хрустова. — Тарас Федорович, слышь, он всю жизнь такой… не обращай внимания. Левка добрый, просто как лидер народа должен иногда ругать нас, начальников. Положение обязывает.
Директор САРАЗа, не откликаясь, угрюмо смотрел на Льва Николаевича.
— Ну, что глядишь?! — захрипел Хрустов. — Я не боюсь тебя! Как Алешка Бойцов написал, наш рабочий поэт: «Нас ниже не разжаловать, нас выше не вознесть!» Алеша, почему молчишь???
Бойцов, не отвечая, угрюмо смотрел мимо всех.
Оборвав танец, подошел Валеваха.
— Неприлично себя ведешь, — пробормотал он. — Пошел бы поспал.
— На том свете отосплюсь! — взорвался Хрустов. — Я до последней минуты буду говорить правду! Вы же ее сами себе не скажете! Ладно, всё! — И крикнул уже из дверей. — Сынок, прости! Прости, девочка! Я больной, как вся Россия. Пойду, постою, как уже сказал, на воздухе. Не ходите за мной.
Наконец, стало, кажется, спокойно. Татьяна Викторовна подсела к Галине Ивановне, они обнялись, посидели так и запели тихонько:
— Сиреневый туман… над нами проплывает…
25
И свадьба разыгралась, как и должно это быть. Плясал Валеваха, плясал Никонов, танцевал танго Илья с невестой и танцевал с женой Хрустова Туровский, и спел украинскую песню «Копав, копав криныченьку» Варавва, и Помешалов прочитал стихотворение, посвященное Илье с Инной… и все стали просить Бойцова что-нибудь почитать, но он, покраснев, потемнев лицом, отказался. Но потом поднялся и просто обнял Илью…
И не сразу вспомнили, что нет вечного бузотера, нашего милого Льва Хрустова. Несколько человек, и я в том числе, выбежали на улицу — может, он стоит там, переживая за сына, или, не дай бог, с какими-нибудь прохожими устроил митинг… но Хрустова не было. Еще только сумерки пали, правда, сыплется дождь, но далеко видно. Куда он делся?!
— Наверно, домой, — сказала сконфуженно Галина Ивановна.
«Стыдно стало… вот и ушел…» — подумал я. И многие так подумали. Но не бегать же за ним. Коли ушел — пусть уж отдышится, отмякнет… может, сам и вернется…
Но Илья все же, тревожась за отца, позвонил на родительскую квартиру со своего сотового телефона. Долго держал гудки — отец не снял трубку. Если он дома.
И снова веселился народ, и снова вспомнили про Льва Николаевича. Я напросился, сбегал к Хрустовым домой, но на мой звонок в дверь мне не открыли, тогда я отпер дверь ключом, который мне предусмотрительно сунула Галина Ивановна.
Хрустова в квартире не было.
Вернувшись в кафе, я отдал ключ и какое-то время сидел в шумной компании. Но было уже понятно, что и Галина Ивановна, и сын встревожены. И через какое-то время я вновь вызвался:
— Вечер теплый… может, ходит, вспоминает… Пойду, поищу?
Теперь Туровский догнал меня и всучил сотовый телефон:
— Если встретишь, позвони сюда. На экранчике телефонный номер Ильи.
