Идеалист и прагматик одновременно, Ленин понимал, что целиком реализовать грандиозный замысел вселенского коммунизма здесь и теперь не удастся. Ленин не обольщался. «Существенно то, что лед сломан, что путь открыт, что дорога показана». Тотальной победы не будет, не будет никогда; важно движение к победе, покорение новых и новых горизонтов, преодоление новых и новых преград – в войне ли, в политике ли, в науке ли. Социализм, по Ленину, «не готовая система, которой будет облагодетельствовано человечество. Социализм есть классовая борьба теперешнего пролетариата, идущего от одной цели к другой во имя своей коренной цели, приближаясь к ней с каждым днем». В каждодневном и упорном преодолении Ленин видел главнейшее преимущество молодого советского строя перед погрязшим в своей самодовольной порочности капитализмом, куда более могущественным исторически, географически и политически. Потребность в преодолении как инстинкт победителя, как инстинкт полнокровной, здоровой натуры – вот на чем базировал и чем оправдывал свою деятельность Ленин, не боясь, если надо, совершать «маленькое отступление для большого прыжка». Отрицая на словах роль личности в истории, он собственным примером продемонстрировал исключительную важность этой роли.
Именно этот важнейший урок Ленина оказался забытым боготворившими его преемниками. Стремление почить на лаврах, особенно во второй половине двадцатого века, поддерживаемое и разделяемое малограмотными и простонародными коммунистическими лидерами, оказалось неодолимым. На ум приходит история о маковом поле из «Волшебника Изумрудного Города», задремав на котором, никто уже никогда не просыпался.
Воля и разум
Типичная черта русского интеллигента, многократно описанная классиками русской литературы середины-конца XIX века, – его нерешительность, неспособность к действию. В рассказе Чехова «Мститель» интеллигентный рогоносец, придя в оружейную лавку с тем, чтобы купить пистолет и застрелить из него неверную жену вместе с любовником, после длительных размышлений и колебаний (сколько страшных картин проносится в его воображении!) покупает в конце концов сетку для ловли перепелов.
Можно объяснять паралич воли, как это всегда со свойственным ему едким сарказмом делал Ленин, трусостью и безволием вечно колеблющейся интеллигенции, и в ряде случаев такое объяснение будет справедливым. Однако стоит учесть еще, что переразвитой, утонченный мозг всегда располагает более к созерцанию, нежели к действию: когда приходит время действовать, он ощущает себя опутанным самыми разными доводами, всевозможными «за» и «против», возникающими отовсюду, куда только он может заглянуть – а кругозор его так широк! Есть отличная русская поговорка «заплутать в трех соснах»; оказавшись в трех соснах, такой ум видит перед собой тысячи возможных путей – и даже не плутает, но остается в нерешительности на одном и том же месте. К формуле Ленина «пролетариат борется, буржуазия крадется к власти» можно было бы добавить «интеллигенция колеблется». Сомнения и топтание на месте среди интеллигенции всегда были распространены даже в среде революционных радикалов.
Ленин принадлежал, безусловно, к умам самого высокого уровня, – к умам гениальным, к умам, способным просчитывать последствия своих действий надолго вперед и видеть самые разные пути, по которым можно было направить эти действия. Уникальность Ленина, особенно хорошо заметная на русской почве, состояла в том, что при этом он был способен молниеносно принимать решение и проводить его в жизнь с железной последовательностью и нечеловеческой энергией. «Крайности ни в чем не хороши, но если бы пришлось выбирать — мы бы предпочли узкую и нетерпимую определенность мягкой и уступчивой расплывчатости», – сказал вождь еще в 1905-м. И позже, уже в семнадцатом: «Кто хочет помочь колеблющимся, должен начать с того, чтобы перестать колебаться самому». «Воин колеблется и размышляет сколько угодно, пока он принимает решение. Но когда решение принято, он исполняет его безо всяких колебаний», – это правило индейца-яки из историй Кастанеды звучит абсолютно по-ленински. Если же выбранная стратегия не приносила нужного результата, доселе железный и непоколебимый Ленин, в мыслях которого, казалось, не было места сомнениям в правильности своих действий, замечал непорядок одним из первых и изменял её с приводившей в изумление соратников и врагов быстротой. Он был великим мастером крутых поворотов. Кроме того, он был великим мастером оказываться в нужное время в нужном месте – и делать в этом месте, в этот момент всё, что необходимо для победы.
Мемуаристы описывали, как на заре своей борьбы замешанный в студенческом бунте молодой Владимир Ульянов имел примечательный разговор с жандармским приставом. «Что же вы бунтуете, молодой человек, ведь перед вами стена», – говорил ему сердобольный жандарм. «Стена, да гнилая: ткни и развалится», – отвечал будущий Ленин со свойственной молодости задорной наглостью. Он имел право на эту наглость: много позже он ткнул-таки стену, и она действительно развалилась; но развалилась она потому, что он знал, куда ткнуть. Время и место для тычка было выбрано безупречно: сотни пальцев тыкали в стену, но развалилась она именно перед ним.
Диалектика Ленина
Единство и борьба противоположностей. Владимир Ильич Ленин является, безусловно, одной из самых противоречивых исторических фигур. Циничный идеалист, мудрый фанатик, упрямый скиталец, зоркий слепец, благословленный небесами на штурм небес же – образ, малоприспособленный к пониманию исторических профессоров с плоскими задами… Победоносность ленинской политики, конечно же, обусловлена, прежде всего, его умением объединять и мобилизовывать в себе эти противоречия для решения глобальных, сверхчеловеческих задач. В теории почти утопист, на практике он был предельно реалистичен и скептичен; поставив своей задачей служение человеку, жестоко изгонял из него слишком человеческое; чаяния широких народных масс осуществлял руками немногих строжайше отобранных; победил, чтобы проиграть, – или проиграл, чтобы победить: последнее мы еще не можем выяснить. Перечень объединенных гением Ленина противоположностей можно продолжать и продолжать – именно их единство и привело его к победе.
Количество и качество. Вопрос о Ленине и массах один из самых сложных и самых поучительных. «История, – писал Ленин в 1920 году, – знает превращения всех сортов. Полагаться на убежденность, преданность и прочие душевные качества — это вещь в политике совсем не серьезная. Превосходные душевные качества бывают у небольшого числа людей, решают же исторический исход гигантские массы, которые, если небольшое число людей не подходит к ним, иногда с этим небольшим числом людей обращаются не слишком вежливо». Здесь нет ни малейшей фетишизации масс, нет и намека на воспевание стадного инстинкта, свойственного большинству левых революционеров. Борьба Ленина есть в первую очередь утверждение принципа. Разумеется, Ленин был убежден, что этот принцип утверждается в конечном счете во имя народа и для народа, но знание на данном историческом этапе принадлежало посвященным. Посвященным следовало организовываться, для того чтобы, возглавив массу, повести ее к победе[6]. «Может ли сила сотни превышать силу тысячи? Может и превышает, если сотня организована», – говорил Ленин. Это – не просто историческое наблюдение; у Ленина, максимально ориентированного на текущий момент, на здесь и теперь, вообще трудно отыскать только наблюдения; это – руководство к действию. Менее всего большевик номер один страшился остаться в меньшинстве. Отсутствие такой боязни и позволило ему победить в семнадцатом году, когда после «Апрельских тезисов» от него отвернулись даже товарищи по партии. Знаменитое ленинское «Что делать?», написанное еще раньше и наделавшее много шуму в рядах аморфных и нерешительных социалистов, есть рекомендация и инструкция по строительству ордена. В сущности, концепция Ленина религиозна: она подразумевает не столько традиционный марксистский переход количества в качество, сколько торжество качества в количестве, качества, как бы являющегося извне, нисходящего на количество, качества запредельного и метафизического[7]. Ленин ощущал себя наиболее чистым воплощением этого качества – история показала, что это ощущение было абсолютно справедливым. «Всеобщая вера в революцию есть уже начало революции», – эти слова Ленина, сказанные еще в 1905 году, иллюстрируют его понимание революции как духовного процесса. Не просто политик, занимающийся мышиной возней во имя меркантильных, собственных или массовых интересов, но пророк, аватара, отбросивший всякую внешнюю псевдорелигиозную мишуру – и при этом утверждающий всей жизнью и деятельностью своей великую внечеловеческую ценность – таким предстает Ленин перед потомками.
