– все это не помогало. Просто повода не было срываться. А теперь вот появился.
– Пойдем в кабинет, – повторил Толик голосом Дениса, взял Леру за руку и повел сквозь толпу.
Гремела музыка, от которой дрожал пол и прыгало в груди сердце. По коже бежали мурашки. Лера не сопротивлялась, да и не хотела. Она падала в темноту памяти, где было хорошо и радостно.
Толик провел ее за дверь, в холл, мимо гардероба. Лера поймала свое отражение в зеркале. Лера из прошлой жизни, дерзкая и надменная, та самая королева жизни, подмигнула ей и улыбнулась. Яркая вишневая помада размазалась по подбородку. Тушь под левым глазом размылась. Волосы растрепались.
Новая Лера не улыбалась. Но ее никто не слушал. Она была здесь не к месту.
Толик распахнул дверь кабинета, вошел первым, втянул Леру и уронил ее на кожаный скрипучий диван. Она успела глубоко выдохнуть, прежде чем Толик – большой, широкоплечий, сильный Толик – рухнул на нее сверху и впился губами в губы.
Может быть, у него с Денисом были похожи голоса. Может быть, она одинаково сильно любила их обоих. Но сексом они занимались по-разному.
Лера из прошлого закрыла глаза и застонала. Ей нравился этот секс. Давно забытый.
– Продолжай! – попросила она. – Продолжай, милый, любимый, хороший. Продолжай…
…Он зажмурился от яркого света, а потом почувствовал удар в плечо.
Оступился, упал с лестницы, ударился затылком о ступеньку и нелепо съехал на пол. В глазах потемнело, а боль, расплескавшись волнами, стремительно охватывала все тело.
Рука скользнула по стене и безвольно упала. Глаза наполнились слезами, сквозь них Пашка различил что-то. Что-то, мешающее двигать правой рукой… Что-то длинное, странное.
Это была стрела с разноцветным оперением. Стрела, погрузившаяся в плечо.
Пашка поднялся, ощущая, как бешено пульсирует кровь в висках. Перевел взгляд на лестницу и увидел наверху знакомый силуэт.
Взвизгнула тетива – этот звук Пашка услышал особенно четко, – а затем боль впилась зубами, словно бешеная собака.
Он не удержался и заорал. Кончик стрелы торчал из области живота, чуть ниже солнечного сплетения. Разноцветное оперение дрожало.
Умирать было больно. Совсем не так, как представлялось.
Пашка попытался побежать по коридору. Но всего лишь попытался – медленно, хромая, держась за стену. Толкнул плечом дверь в комнату, через которую проник в дом. Увидел распахнутое окно, развевающиеся занавески, успел подумать о черноте, которая вливалась с улицы, и о том, что не слышал шагов. Совсем ведь не слышал.
Что-то ударило его по затылку, звон оглушил, а затем та самая чернота распахнула перед Пашкой мягкие колючие объятия и приняла его в себя.
Часть вторая
Глава восьмая
«Моя девочка».
Она катала эти два слова на языке, будто шоколадный шарик. Ощущала привкус забытого голоса, вызывала в памяти оттенки звуков, тембр, глубину.
Рано утром, проснувшись, Толик шепнул:
– Моя девочка, я очень соскучился…
А Лере показалось, что это говорит Денис. Она, не открывая глаз, взяла его за шершавую холодную ладонь, сжала. Сообразила, что у Дениса руки были всегда теплыми, чуть влажными. Пальцы – толще. Выплыла из грез и оказалась в реальности. Насторожилась. Задумалась. Расслабилась. А и плевать.
Во сколько они приехали из клуба к ней в квартиру? Небо было глубоко-черным, беззвездным. Улицы – пусты. Квартира – будто гроб на тридцать шесть квадратных метров, с потолками два пятьдесят и прекрасным видом из окна.
Она помнила, как торопливо сметала с кровати покрывало, задергивала шторы.
Во сколько уснули? Не разобрать. Был секс. Много классного секса. Толик будто наверстывал потерянное без Леры время. Безудержно, властно, ненасытно. Запах его тела смешался с остатками запаха Дениса, поглотил их, вытеснил. Теперь в квартире всюду пахло только Толиком.
Впрочем, да-да, наплевать.
Лера из прошлого – ненавязчиво вплетенная в сознание – знала, что счастье ненадолго. Депрессия перемелет любой выброс эндорфинов, будто орешки в блендере. Час-другой, и вернется привычное состояние тревоги и замкнутости. Поэтому нужно пользоваться тем, что есть.
Им обеим нравилось это короткое состояние счастья.
Толик проснулся в полседьмого утра, долго искал одежду, разбросанную по комнате, возился, рылся под кроватью, проклиная вечно теряющиеся носки. Потом вызвал такси и ушел, поцеловав на прощанье в щеку.
– Я позвоню сегодня.
Лера больше не уснула, а дремала. В этой полудреме представляла почему-то Пашку, а рядом с ним – Толика. Наконец, Дениса. Троих самых близких мужчин в своей жизни.
Около девяти утра поплелась в ванную, долго приводила себя в порядок. Похмелье вызывало приступы тошноты и головокружения. Как и ожидалось, впрочем. Во рту пересохло. Глядя на себя в зеркале, Лера с тоской думала о прошедшей ночи: Толик ведь тоже видел ее такой, с мешками под глазами, спутанными волосами, с розовым прыщиком под нижней губой, с морщинами и потрескавшимися губами. Жизнь успела потрепать от души.
Сидя на унитазе, Лера пролистала сообщения от Пашки. Последнее было про Веронику Подольскую, потом Пашка больше ничего не писал. Последний раз он был в сети в два тридцать ночи.
Лера набрала его номер, несколько секунд вслушивалась в тишину, затем что-то щелкнуло, и женский голос сообщил, что абонент временно недоступен.
«Напиши, как проснешься», – отправила эсэмэску Лера.
Пашка всегда выключал телефон, когда спал.
Несколько раз она прочитала фамилию Подольская, пытаясь вызвать в памяти ассоциации. Не получилось. Пожалела, что позавчера так опрометчиво согласилась отдать Пашке ноутбук. Заходить в Интернет с телефона было неудобно и медленно.
– Что дальше? – спросила Лера у туалетной комнаты. – Каков будет мой распорядок дня на сегодня?
Вчера она планировала завалить себя работой, отвлечься от депрессии и вообще всячески забыть про личную жизнь. Сутки же спустя размышляла, что надо бы позвонить Толику и договориться о повторной встрече вечером. И еще, может быть, снова пригласить Вику на завтрак? Почему бы не возродить традицию?
Состояние было странное. От такого быстро отвыкаешь. Будто бы вечность назад она вот так же строила планы, не забивала голову депрессивными мыслями и радовалась жизни. Так давно… до смерти Дениса… Сейчас ей все еще полагалось грустить, но не получалось. В теле разливалось приятное тепло, едва Лера вспоминала Толика и его два слова: «Моя девочка».
Ох уж эти эмоциональные прыжки без парашюта…
В соннике не было ни слова о том, к чему снятся бывшие и настоящие любовники. Овсяная каша чуть подгорела, но все равно казалась вкусной. Первая с утра сигарета приятно взбодрила. Такие вот приятные мелочи и делают день, верно?
Позвонила Вике, договорилась о завтраке и уже через полчаса сидела
