Розенкранц повел рукой, держа в ней кружку.
– Ну здесь, в городе… Может быть. Но только шапочно. На самом деле, я не знаю здесь толком никого, кроме Клотильды. И поэтому эти сволочи из полицейского участка не хотят помочь мне! – Он свирепо вытаращил глаза. – И поэтому помочь мне должны вы! Вы должны найти ее! И доказать…
– Доказать что?
– Что все, написанное о ней в газетах, – ложь!
– В газетах просто написали, что убитый был ее отцом.
– Этого уже более чем достаточно.
– Ну, это вам лучше обсудить с Филиппом Сервьером.
Розенкранц уже прикончил новую пинту и, даже не спросив разрешения, принялся за кружку Пеллетера. Он уже нетвердо держался на ногах – возможно, ничего не ел со времени исчезновения мадам Розенкранц и поэтому пьянел быстро.
Бармен заметил, в каком состоянии находится писатель-американец, и понял, что подремать ему больше не удастся.
Розенкранц начал уже горланить, рассказывать, как он познакомился с Клотильдой и как бросил ради нее жену-американку и сына, до сих пор получающих половину его писательских заработков в Соединенных Штатах.
Пять пинт… шесть… А ведь Пеллетер еще даже не успел и сигары выкурить.
Розенкранц рассказывал, как они решили поселиться здесь, в Вераржане, вопреки всем воплям в Голливуде, и как он любил эту уединенную жизнь, где находилось место только для работы и для любимой жены.
Старик-бармен подошел снова наполнить Розенкранцу кружку, но Пеллетер покачал головой, давая ему понять, что этого делать не нужно.
Шатаясь и уже почти валясь с ног, Розенкранц повернулся к Пеллетеру.
– Как вы считаете, с ней все в порядке? Не мог тот, кто приходил за ее отцом, прийти и за ней?
– Я думаю, у нее все прекрасно, – заверил его Пеллетер. – А вы вот лучше присядьте-ка.
– А то, что про этих других убитых арестантов говорят, правда?
– А что про них говорят?
– Ну, говорят, будто есть и другие убитые арестанты.
– Да, правда.
Розенкранц хотел поднять свою кружку, но заметил, что она пуста.
– Еще пива! – взревел он. – Уснул ты там, что ли? О чем только думаешь?
Старик, насупившись, налил писателю еще пива, боясь поднять глаза на Пеллетера.
Пеллетер снова предложил:
– Да вы все-таки присядьте!..
Семь пинт… восемь… Розенкранц наконец плюхнулся на табурет и сразу же положил голову на стойку бара. Сдавленным голосом он сказал:
– Я просто не знаю, что делать. Мальчишек этих искали повсюду, а до моей жены никому нет дела. Что мне предпринять?..
Пеллетер подозвал старика и спросил у него насчет такси.
– Здесь нет телефона, – объяснил тот.
Пришлось Пеллетеру идти ловить такси на улице. Серые тучи распались на белесые облачка, мелкими клочьями застывшие на сумеречном небе. Близилась ночь, опять неся с собой множество упущенных возможностей. Когда же сам он наконец сможет поехать домой к своей жене?
Такси нашлось на своем обычном месте перед кафе. Как только Пеллетер объяснил, что ему нужно, водитель сразу все понял. Туда его вызывали уже много раз.
Только усилиями всех троих, включая старика-бармена, Розенкранца удалось вывести вверх по ступенькам и затем из тесного переулочка на улицу. Американца усадили на заднее сиденье, Пеллетер сел рядом с водителем, а старик-бармен вернулся в свою пивнушку.
У Розенкранца там был свой счет, так что бармен не остался бы внакладе за сегодняшнее пиво.
До дома Розенкранца они добрались уже затемно. В прошлый раз, даже в ненастную погоду, дом выглядел милым и уютным, но сейчас казался безжизненным и заброшенным.
Пеллетер вышел из машины, и ему показалось, что в конце дорожки мелькнула тень. Не прихлопывая дверцы, он сделал несколько шагов, всматриваясь в темноту. Мелькнувшей тенью мог оказаться всего лишь шевелящийся на ветру куст… Или там все-таки кто-то был? Кто-то следил за ним? Он продолжал осторожно ступать по дорожке, не обращая внимания на нетерпеливого таксиста. Тень снова шевельнулась и слилась с оградой.
– Эй!.. Может, подсобите мне немножко? – крикнул ему сзади таксист.
Но Пеллетер, не оборачиваясь, шел вперед, вглядываясь в ночную мглу. Больше никакого движения он не заметил. А может, это была мадам Розенкранц? Да нет, вряд ли – она бы прошла в дом.
– Инспектор!
Пеллетер замер, напрягая слух, потом крикнул:
– А ну выходи!..
Кусты раскачивались на ветру, и больше ничего. Может, просто сказалось вчерашнее переутомление?
– Инспектор! – снова позвал таксист.
Пеллетер повернул обратно. Если кто-то и следил за ним, то все равно вскоре станет известно, кто это делал и зачем.
Таксист корячился возле задней дверцы, безуспешно пытаясь вытащить из машины инертную тушу Розенкранца.
Вдвоем им все-таки удалось это сделать, причем Пеллетер морщился больше от бившего в нос адского перегара, нежели от натуги.
Они под руки поволокли писателя к дому, при этом таксист все время понукал:
– Ну давай же ты, урод!.. Ну давай же!..
На крыльце Пеллетер принялся обшаривать карманы писателя в поисках ключей, но таксист, тронув ручку, обнаружил, что дверь открыта. Возможно, Розенкранц боялся, что жена, вернувшись, не сможет войти в дом. А возможно, просто от перевозбуждения последних дней забыл запереть дверь. В конце концов, они с женой потому и переехали жить в Вераржан, что здесь можно было позволить себе не запирать дверей.
Пеллетер с таксистом кое-как протолкнули Розенкранца в дверной проем, Пеллетер только обернулся на пороге, стрельнув взглядом туда, где видел тень. Ему опять показалось, что там кто-то есть. Но сначала нужно было разобраться с пьяным писателем, поэтому он тоже протиснулся в прохожую, при этом мысленно спрашивая себя: неужели его недавние открытия стали поводом для преследования?
Когда они вошли, дверь сама медленно захлопнулась за ними. Стукаясь локтями о стены, они потащили пьяного хозяина дома через тесную прихожую.
– Давайте-ка сюда, – предложил таксист, кивнув на первую попавшуюся дверь.
Свет, проникавший в окно с улицы, позволял разглядеть очертания кресла. Они усадили бесчувственного Розенкранца в кресло, и Пеллетер потянулся, растягивая мышцы рук и поясницы. Сердце бешено стучало от физического напряжения.
– Прибавить бы полагается за такое сверх положенной платы, – сказал таксист. Голос его прозвучал в тишине пустынного дома как-то особенно громко.
Пеллетер достал из кармана деньги и протянул их таксисту, не разбираясь в купюрах.
– Да вы-то чего? Он должен платить!
Пеллетер поискал лампу и нашел возле двери газовый светильник, который зажег при помощи своих спичек. Комната оказалась вполне обычной, стандартной гостиной.
– Вы можете ехать. Я тут дальше сам справлюсь.
Таксист только пожал плечами. Он возил инспектора сегодня целый день, но, похоже, не страдал любопытством, и к тому же близилось время ужина. Попрощавшись, он вышел.
Пеллетер подошел к окну. Он знал, что хорошо виден из уличной темноты на фоне освещенной комнаты, но его это вполне устраивало. Это могло дать тому, кто за ним следил, обманчивое ощущение успокоения. Впрочем, единственным, что он мог видеть сейчас за окном, было отъезжающее такси. В свете его фар ни у ограды, ни на улице Пеллетер не увидел ничего. Возможно, тот, кто прятался в тени, уже ушел.
Отойдя от окна, Пеллетер некоторое время задумчиво смотрел на обмякшего в кресле Розенкранца. Сегодня ему стало ясно, что писатель действительно сильно любил Клотильду. А это кое-что значило. Это многое значило.
Пеллетер огляделся. Комнатой, скорее всего, почти не пользовались – это было видно по абсолютно новой мебели и по незатоптанному ковру на полу. Единственным признаком обитания здесь были два встроенных в стены книжных шкафа по обе стороны камина, набитые книгами на французском, английском и испанском. На столике-тележке для напитков в углу не было ни одной бутылки – только покрытые густым слоем пыли бокалы.
Вернувшись в прихожую, Пеллетер обнаружил там сегодняшнюю почту, валявшуюся прямо на полу. Он собрал ее и просмотрел. Оказалось, что почта была не только за сегодня, а за несколько последних дней – счета, письма из Америки, большой конверт с напечатанным на машинке адресом известного журнала. Все это Пеллетер сложил аккуратной стопкой на столике в прихожей.
Напротив по коридору располагалась столовая, ее Пеллетер мог разглядеть прямо из гостиной. Это была крохотная комнатка, и почти все пространство занимал обеденный стол. Через нее он прошел дальше, в кухню, где было так темно, что ему пришлось снова зажечь спичку в поисках лампы. Светильник здесь был всего один – свисал с потолка прямо над кухонным столом. Клотильда содержала свою кухню в чистоте. Нигде – ни на стенах, ни на полу – ни пятнышка. Ящички на всех шкафчиках начищены до блеска, как и кастрюли со сковородками, аккуратно составленные одна в другую. Над керамической раковиной – водопроводный кран. То есть писатель-американец явно старался обеспечить молодую жену роскошью, которую она непременно должна была оценить.
