Вот и то, что я собираюсь поведать сейчас, я не могу изложить верифицируемо и фальсифицируемо. Скажете, ненаучно. Ну и пусть, я не претендую в данном случае. Тем не менее, думаю, что это правда. Вот она: в последнее время как-то вдруг очень активизировались слова стыд, стыдно, стыдиться. Только не надо мне рассказывать про статистику в интернете и про корпуса. Во-первых, такая статистика совершенно не точна и улавливать тонкие колебания не может. И в интернете ведь одни и те же ссылки фигурируют неизвестно по скольку раз, да и вообще механизм подсчета специфический. А корпуса… В общем, корпуса тоже не помогут. Да кроме того, дело не в частотности как таковой. Слово может и зачастить, но в каких-то все незначащих употреблениях. А тут другое: при обсуждении разных жизненных ситуаций люди в последнее время говорят: «Да это же так стыдно!» Я об этом задумалась, когда сама без всякой задней мысли написала что-то подобное в дискуссии по поводу одного морально сомнительного казуса – и неожиданно моя реплика имела большой успех: ее все стали лайкать, постить и цитировать. Тогда я и стала обращать внимание на замелькавшие повсюду тексты о том, что что-то стыдно, а что-то не стыдно – и что вообще такое стыд и даже христианское ли это понятие. Кстати, Вл. Соловьев стыд наряду с жалостью и благоговением считал одной из первичных основ нравственной жизни. При этом только стыд он рассматривал как исключительную принадлежность человека и называл «корнем собственно человеческой нравственности».
О словах стыд, стыдиться, стыдно написаны замечательные лингвистические исследования. Для Толково-комбинаторного словаря эти слова в свое время описала чудесная Л. Н. Иорданская (а для Нового объяснительного словаря синонимов глагол стыдиться описан Ю. Д. Апресяном), об этих словах писали А. Вежбицка и Н. Д. Арутюнова, и еще есть чрезвычайно проницательная статья А. Д. Шмелева, написанная вместе с покойной Т. В. Булыгиной, «Грамматика позора», в которой как раз обсуждаются слова стыд и позор (стыдно, позорно, стыдиться, позориться и т. д.). Там много поразительных наблюдений. Например, в строчках Маршака
Стыд и позор Иванову Василию:Он нацарапал на парте фамилию… –
в каком падеже стоят слова стыд и позор? В именительном – по аналогии с лозунгами типа «Слава КПСС!»? Здесь-то ясно, что слава – именительный, винительный был бы славу. Или в винительном – как в лозунге «Свободу Луису Корвалану!»? Что называется, ученые спорят.
У слова стыдно есть весьма интересное свойство. Стыдно может указывать как на чувство, которое человек испытывает, так и на чувство, которое он, по мнению говорящего, должен испытывать. «Вам не стыдно так поступать?» = «Вы не испытываете стыда, поступая так?», а «Стыдно вам так поступать!» = «Вы должны испытывать стыд» (это вовсе не сообщение о том, какие чувства собеседник в действительности испытывает).
Между прочим, похоже ведет себя глагол сметь. Следующие две фразы могут быть почти синонимичны: «И ты смеешь так обращаться с матерью!» = «Ты обращаешься с матерью недопустимым образом» и «Ты не смеешь так обращаться с матерью!» = «Недопустимо обращаться таким образом с матерью».
Очень важно принципиальное различие между стыдом и позором. Если позор подразумевает общественное мнение (чтобы избежать позора, человек может не отказываться от плохого поступка, а просто тщательно скрыть его), то стыд – самооценку. Стыдиться человек может не обязательно под чужими взглядами, но он сам как бы смотрит на себя сквозь призму общепринятых норм – даже находясь наедине с самим собой. Он давно уже эти общепринятые нормы и представления о добре и зле интериоризовал. Иными словами, как сказано в статье Булыгиной и Шмелева, позор – это субъективное описание объективной ситуации, а стыд – объективированное описание субъективных чувств.
Когда человек стыдится, ему кажется, что все видят, как он плох, некрасив или гол. И тогда его лицо заливает краска стыда, человек сгорает со стыда, и от стыда он готов провалиться сквозь землю (чтобы не видели). Забавно, кстати, что стыд для нас ассоциируется с жаром, а ведь этимологически он связан со стужей. В диалектах и до сих пор можно услышать не стыдно, а остудно.
Разумеется, это лишь ничтожная часть того, что мы сейчас знаем о значении слова стыд, о разных контекстах его употребления, о различиях между стыдом и позором, а также между стыдом и срамом. Итак, стыд – очень непосредственное и очень телесное чувство, а при этом в нем воплощен взгляд на себя со стороны. Поэтому в этом чувстве есть что-то детское: ребенок ведь узнает о том, что хорошо, а что плохо, по реакции близких на свое поведение.
Почему вдруг так актуален стал мотив стыда?
Вот, например, лет двадцать пять назад многие люди независимо друг от друга стали замечать, что куда-то подевалось слово порядочность. То есть оно не то чтобы исчезло совсем, но как-то потеряло свою силу. Это, пожалуй, было еще до начала эпохи тотального и циничного прагматизма и постмодернистского релятивизма. Мы еще не знали, что нас ждет, а язык уже знал. Миша Гельфанд! Да, я не умею выражение язык знал переформулировать верифицируемо.
Обратное, мне кажется, происходит сейчас со словом стыд. Солидные люди, все понимающие и умеющие объяснить про сложность жизни и относительность всех оценок, любое понятие способные ловко обратить в его противоположность, вдруг с наслаждением обращаются к этому детскому слову. Это похоже на то, как из-под отсыхающей коросты показывается тонкая розовая кожица, когда рана заживает. Может, это добрый знак?
Приведу здесь еще слова Льва Рубинштейна:
Когда я натыкаюсь на какой-нибудь новостной текст, начинающийся со слов: «Медведев считает…», или «Медведев заявил…», или «Медведев распорядился…», я испытываю такой мучительный стыд, как будто бы не Медведев, а лично я оказался вдруг без штанов при ярком свете и при большом стечении народа. Какое же стыдное время! (http://www.facebook.com/permalink.php?story_fbid=496768743667205&id=100000022518126)
В общем, как пел Галич:
И стыжусь я до дрожи,И желвак на виске!..
(«Желание славы»)
А вы говорите, ненаучно.
Обмолвясь
Приравниваются
Тут как-то в телепередаче жизнерадостный ведущий по случаю окончания Масленицы давал народу указания: если, говорит, «вы сидите на посту…» – и далее насчет грибов, орехов и прочих необходимых для организма, но не скоромных белков.
Выражение сидеть на посту совершенно очаровательно. Возникает образ не часового даже – тот на своем посту стоит, а вахтерши или консьержки в теплой кофте, встречающей каждого проходящего сакраментальной фразой: «Вы далеко?» Я когда-то жила в доме, где была такая тетка. Она мне запомнилась другой гостеприимной формулой: «Я ж вас не спрашиваю зачем, я только спрашиваю, к кому!»
Сидеть на посту возникло, понятное дело, по аналогии с сидеть на диете. В 60-е годы для описания нетривиальной сочетаемости лингвисты придумали аппарат так называемых лексических функций. Например, функция Magn означает высокую степень, и при разных словах она выражается по-разному: «брюнетка будет жгучая», «тьма кромешная», «аплодисменты бурные», «дурак круглый», «холод собачий» и т. д. Есть слова, у которых почти нет собственно значения, а есть только способность выполнять определенную функцию; например, типичный лексико-функциональный глагол оказывать: оказывать помощь, оказывать давление, оказывать уважение. Значение сосредоточено в основном в существительном (помощь и т. п.), а глагол оказать – это так называемый Oper, и он, грубо говоря, делает из существительного помощь глагол. Если вы узнали новое слово иностранного языка, то вряд ли сможете правильно его использовать, не зная, как реализуются при нем важнейшие лексические функции. Ведь это по-русски, например, решение принимают, а по-немецки его, буквально, встречают. Да и в родном языке – хотите вы блеснуть модным сленговым словом, например, – предъява (претензия). Ну хорошо, претензии предъявляют, а с предъявами что делают? А их кидают: «Чего ты тут мне предъявы кидаешь!»
