Повздыхав ещё, словно для заполнения паузы, Толян спросил:
– Кстати, не слыхал? На будущей неделе отдел-управы должны пройти переаттестацию.
– И что?
– Да странно как-то: проводит её лично под-управитель при участии троих представителей главка, посторонние не допускаются. К чему такая секретность?
– Смахивает на посвящение, тебе не кажется? – предположил Вадим. – Только вот в кого: в рыцарей или в особо доверенных слуг?
– В слуг? Скорее господ.
– Зависит от точки зрения. Ежели смотреть на пирамиду со стороны… Интересно всё же, какова процедура?
– Это так важно?
– Может быть, может быть. – Вадим и сам не понял, почему встревожился. – Так ты хотел совета?
– Конечно.
– Даю – в виде исключения, но со всей категоричностью: откажись. Даже если будут настаивать, угрожать, принимать меры вплоть до разжалования в спецы. В противном случае потеряешь больше. Много, много больше!
Вот это было всерьёз. Даже и не совет – пророчество. А Толян был из тех немногих, кто чувствовал разницу, – потому слегка струхнул. В ошеломлении помолчав, он пробормотал:
– Что-нибудь ещё?
– Ещё? Береги задницу, толстый!
Толян вспыхнул, словно первоклассник:
– Издеваешься?
– Не уверен, – честно ответил Вадим. – Но на всякий случай – береги.
Толстяк снова вздохнул:
– Ещё и эти кошмары, что Ноннка приволакивает на хвосте. По-твоему, за ними что-то кроется?
– Предлагаешь «бояться вместе»?
– Чего? – не понял начлаб.
– Да был такой мультик, про котёнка… Уж очень банален набор в этих сюжетах: насилья, увечья, кровь, – будто специально нацелен щекотать нервы. Либо отвлечь внимание. А вообще, я Марку говорил: посеешь догматиков – пожнёшь маньяков.
– А что думаешь про оторванные конечности? – Не без опаски лабуправ смерил взглядом Вадимовы массивы. – Вот ты бы смог?
– Да уж, эти ребята не «разбрасываются», – засмеялся тот. – Ты и представить, Толян, не можешь, на что способны целенаправленные, однонацеленные, жёстко запрограммированные люди!
– Не так это! – вклинился в разговор надтреснутый голос, и над приборами поплавком выпрыгнула голова Оросьева, редковолосая и сморщенная, словно у мумии. – Всё происходит от нездорового образа жизни. Вот в сельской местности про такое не слыхали, а всё потому, что люди физически работают на свежем воздухе, детей ростят, и некогда им глупостями заниматься. У хороших служителей мысли об одном – о Крепостном благе. О Семье надо радеть, об отцах и братьях наших, и тогда всё наладится!..
– Чувствуешь, куда гнёт? – усмехаясь, спросил Вадим. – Оказывается, людям приличен только мускульный труд, прочее – от лукавого. А все беды из-за интеллектуалов – развелось умников!.. Свежая мысль, да? И каким будет следующий шаг?
Толян неловко и опасливо молчал. Расслабленность слетела с него в один миг, а всё из-за этого пронырливого жилистого человечка, дремучего и невероятно активного, обожавшего встревать в разговоры и по каждому вопросу имевшего собственное суждение, почему-то всегда совпадавшее с официальным. И сейчас, сыто ковыряясь в зубах, Оросьев пустился в пространные рассуждения, из которых явствовало, что духовная продукция его не интересует совершенно, а стало быть, не нужна, и все кто в этой области подвизается, исключая, может, немногих, – паразиты и нахлебники, объедающие народ. И лучше бы отправить их в селькоммуны, чтобы стали приносить настоящую пользу, и уж тогда проднормы точно возрастут, а честным труженикам нужно как раз это, а не всякие там х-химеры!..
– Оросьев, – с любопытством спросил Вадим, – ты и так жрёшь за двоих – куда это в тебе девается? Глистой был, ею остался. Или как в той байке про сыновей, – ворованное не впрок?
– Это кто же тут вор? – заволновался Оросьев. – А сам, а сам!.. Вы посмотрите на него!
– Я не про спирт, – отмахнулся Вадим. – Ты против эксплуатации, верно? Тогда взгляни на себя: все ж знают, что работник ты аховый. На что гробишь день, я выполняю за час, а категория у нас одинакова, как и паёк. Выходит, половину своего времени я вкалываю на тебя, ты – мой эксплуататор, мой персональный паразит, поскольку жрёшь мою пайку! И как это сочетается с твоими лозунгами? По-твоему, это и есть социализм?
Конечно, Вадим передёргивал, поскольку большую часть времени тратил исключительно на себя, на собственные интересы и нужды. Но это было скорее следствием нынешних порядков, и всё равно он делал втрое больше!..
– Начальству виднее, кто чего стоит, – туманно возразил Оросьев. – И уж оно оценит нас по заслугам.
– Взгляните на него, – призвал Вадим. – Налицо все признаки догматика: нового не приемлет, противоречия в упор не видит, начальство чтит, а все беды – от происков врагов. Хоть на выставку отправляй!
– А для тебя вообще нет святого! – огрызнулся Оросьев. – Не пойму я тебя, Смирнов, двуличный ты какой-то. Иногда такое несёшь – у меня просто нет слов!
– У тебя и с мыслями не густо. Готовый кандидат в маньяки.
– Ты больно умный! – выкрикнул человечек, отступая по проходу. – Видал я таких!
– Иди-иди, Отбросьев, – напутствовал его Вадим. – На таком уровне я даже спорить не хочу – квалификацию теряю. Найди кого-нибудь по силам.
Оросьев выкрикнул ещё что-то, совсем уж невнятное, и сгинул за дверью.
– Стучать побежал, – тоскливо сказал Толян. – И что тебе неймётся?
– А надоело бояться, – откликнулся Вадим, брезгливо улыбаясь. – Ещё выделываться перед каждой гнидой!.. Ладно, Толян, погоди шарахаться. Сейчас за трёп не привлекают – к чему волновать народ, можно ведь подавлять и тихой сапой. Ты же видишь, у нас ничего впрямую не запрещают и не прижимают иначе как заручившись «народной поддержкой».
– Не в том дело, Вадичек. Последнее время Оросьев стал силу набирать, постоянно возле режимников трётся.
– Так он давно в стукачах подвизается – не знал, что ли? Пока мы мозоли на задницах натираем… И что мне, уважать его за это?
«Действительно, с чего я завёлся? – подумал Вадим. – Оросьев есть Оросьев, его не переделать и не переубедить, – к чему было раздувать сию склоку? Чтобы себя утвердить? Нашёл перед кем!»
– Вот побеседует с тобой через стол – зауважаешь, – угрюмо сказал Толян. – Думаешь, перевелись радетели сильной руки? Это мы ещё помним, чем она чревата, а многие уже готовы забыть и другим в этом помочь. Кстати, с лучшими намерениями идейные!
– Чушь! Это уже не «идео», а «пато»-логия. Не может нормальный человек проситься в клетку – такие позывы приличны скоту.
– Тут ты, братец, перегибаешь, порядок всё же нужен. Стоит расслабиться, и федералы покажут нам кузькину мать! Верно говорят: не хочешь кормить свою армию, придётся кормить чужую.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
