Куско мгновенно ссутулился, заморгал еще чаще и вдруг, браво подтянувшись, отчеканил:
— Моя вина — и только моя, воистину моя.
Я усмехнулся: от волнения он даже формулу спутал. Но Брид порадовался бы тому, как я вышколил своих подчиненных.
С полчаса мы патрулировали улицы в полном молчании. Народу было еще много, но мы были не очень внимательны. На одном из перекрестков нам пришлось разогнать нонфуистов — они митинговали в траншее для транспорта. Нарочно, сволочи.
Когда они разбежались, один агломерат остался лежать на покрытии. Мы в ужасе подскочили к нему. Он был весь в крови, но жив.
— Галактика! Чунча! — поразился я. — Как тебя угораздило?
Он бодро улыбался.
— Пустяки, царапины. Я хотел проверить, до какой степени терпимы противники всякого насилия. Влез в толпу и стал их подзуживать…
— Надо бы отправить его в больницу, но я точно знаю — удерет… Он не раз говорил, что врачи боятся прихода Дурака и лечат вполсилы, он их не любит.
Пока мы шли к своей шимане, я спросил Брида (мы как раз были далеко от Куско и Ейчи):
— Мне крайне неловко… Но поджигатель мог позвонить в ЗОД, ближайшая пирамидка — пятьдесят метров. А это самосуд….
— Бажан… Вы взрослый агломерат. Если бы он оказался Им, вы же понимаете, это вышло бы нам боком.
— Не понимаю.
— Оказалось бы, что ЗОД прошляпила, что Защита — неэффективна, раз Дурак мог обойти ее, поджечь дом, натворить дел!
— Исходя из ваших слов, наша цель не схватить Его, а покрыть страшные поступки Его. Но ведь какая разница, была эффективна ЗОД или нет, если после того, как мы поймаем Его, ЗОД станет ненужной.
— Обезвредив теперешнего Его, мы не можем быть уверены, что через несколько десятилетий не появится новый, а насчет того, что наша цель не поймать, а покрыть… Мы можем изловить Его до той каши, которую он заварит. После — нам невыгодно выказать себя неподготовленными. Понимаете? А мы не можем своими системами охватить абсолютно все. Хотя пытаемся.
— Нет, не понимаю.
— Да вы что, Бажан? Не в нашей школе учились?
Я вздрогнул, и сказал так поспешно, что прикусил щеку:
— Вина моя и только моя, воистину вина.
Темнело, малая луна становилась ярче, фонари светили вполсилы. Я подозревал, что пока мы катим привычными маршрутами, Куско и Ейча заняты не слежением за правильным поведением прохожих, а выискиванием среди банальных надписей на спинах типа «МЫ — НЕ ДУРАКИ», «НЕ НАРУШУ», «Я ТУТ НИ ПРИ ЧЕМ», «ХУЖЕ НЕ БУДЕТ» — свеженьких, оригинальных надписей. И правда, Куско иногда восторженно повизгивает:
— Гляньте на того старого хрыча! Прямо перед ним агломерат с надписью: «ХОЧЕШЬ?», а у него — «УЖЕ НИЧЕГО НЕ ХОЧУ!»
Он то и дело выкрикивает что-нибудь в этом роде, когда ему становится скучно и клонит в сон.
Я вдруг вспомнил давешнее приключение. Вчера один агломерат, Языкантий, показал мне нечто оригинальное — дуракоубежище. Я уже слышал от оранжевых, что по Агломерации возникают на пустырях, а также подле Охвостья подземные помещения, которые строят агломераты с самым разным положением в обществе — от уважаемых работников до гаденьких плебеев-начальников. Строят стихийно, без разрешения.
Я сплю с женой Языкантия и дружу с ним. Что было раньше — его жена или наша дружба, я уже не помню. Я выражаюсь несколько туманно, но думаю ясно. Языкантий оранжевый. Я мало общаюсь с невоителями — серые агломераты знакомятся со мной без особого энтузиазма.
Языкантий вдруг признался, что построил дуракоубежище. Он жил возле дряхлых домов Охвостья. За последние несколько ступеней он потихоньку посылал на Г/А то одного жильца из домишка напротив, то другого. Пока не вывел всех охвостовцев из облюбованного домишки. После Г/А редко кто возвращается на старое место. И под этим домишкой он вырыл огромный подвал, электрифицировал его, оборудовал по последнему слову, а затем и отделал себе наверху квартиру в домишке Охвостья над подвалом. Инспекция еще не хватилась, и его агломерационная квартира тоже оставалась за ним. Кстати, он же мне объяснил, откуда произошло слово Околесица — обозначение промышленного кольца. Оказывается, сначала было — Около леса, Окололесица, потом усекли до Околесицы. Словом, спустились мы с Языкантием в подвал. Я здорово удивился — комфорт что надо. Языкантий нарочно закупорил выход, задраил люк, включил всю сигнализацию, все системы и подсистемы. «Пока планета не развалится, я тут в полной безопасности», — так он сказал.
Мы заглотили по две таблетки, разговорились.
— Ты знаешь, Бажан, — сказал Языкантий, обтирая свой лоснящийся лоб, у него всегда лоснится лоб, потому что он всегда боялся Дурака, и пот выступает от страха, — я только здесь не боюсь Дурака. Я наверху очень счастлив. У меня отличные дети, любимая работа, я отлаживаю систему ЗОД в лифтах, у меня прекрасная верная жена. А на душе — груз. Залезу сюда — спадет. О, галактика, галактика, как я здесь спокоен. Здесь Дурак не тронет меня, не достанет. Сюда ему не проникнуть.
— Да, — сказал я, — это ты здорово придумал, шикарно. А это что за проводки?
— Стой!
Я потянул за проводки балаганного серого цвета и вдруг вырвал их откуда-то. Посыпались искры — и погас свет. Взвыла сирена — и стало тихо. Как в сломанных наушниках.
— Дремучий сторож! — прохрипел Языкантий. — Что ты натворил! Разрушил главную проводку. Теперь мы пропали. Дверь заклинило: она задраена наглухо. Мы здесь задохнемся — вентиляция тоже отключилась!
Вот так фокус! Мы сидели в темноте и ругались. У меня тоже теперь выступил пот на лбу. Понял, что Языкантий не преувеличивает…
— Бажан, — тихонько толкнул меня в бок Куско. Я задумался, а ему показалось, что задремал, — неудобно перед Бридом.
— Нет, ничего, — тихо сказал я. — Вот что, Куско… помните того поджигателя?
— Еще бы.
— Вне сомнения, это исключительный агломерат, достойный преклонения и так далее. Однако, я заметил, у него оторваны две пуговицы на комбинезоне. Может ли нормальный агломерат появиться в обществе без двух пуговиц? Разрешаю вам сбегать за ним, если найдете, и обратить его внимание на этот прискорбный факт. Будет очень неловко, если он придет за наградой в таком виде.
— Есть!
— Запомните, что нехватка двух пуговиц — очень и очень грубое нарушение.
Куско внимательно посмотрел на меня.
— Очень и очень?
Я энергично кивнул. Куско остановил шиману и вышел. Я разъяснил Бриду, что надо прочесать Охвостье внутри квартала, пока окончательно не стемнело. «Он парень бедовый, сам справится…»
Да, я понял, что Языкантий не преувеличивает. Мы сидели уже третий час; воздуха стало недоставать. Дышать стало трудно. Языкантий взял мой фонарик, чтобы починить системы, но выронил его и разбил. Своего фонарика у этого олуха не было. Я наощупь попытался восстановить коммуникации, по только хуже сделал — включился какой-то насос, который стал стремительно выкачивать воздух из дуракоубежища, внезапно даже подумал: «Дуракоубежище — это ведь убежище для дураков!», — но тут же одернул себя и мысленно произнес: «Я ошибся и извиняюсь, вина моя и только моя, воистину вина.»
Языкантий хрипел, у него начался бред. Я разорвал комбинезон на груди, но это не помогло. Я хотел сорвать решетку вентилятора — и упал… И вдруг распахнулся огромный прямоугольник яркого света. Я с трудом приподнялся и увидел жену Языкантия, которая стояла на пороге — да, на пороге! С ней вместе в помещение врывался свежайший, прелестнейший воздух.
— Что вы тут делаете, в темноте? — удивленно поинтересовалась жена Языкантия.
Ее супруг не пришел в себя. Она бросила пакеты и стала приводить его в чувство. Наконец он сказал:
— Как же так, ведь запасной выход был намертво закрыт? Я сам проверил пробу назад. Черный ход — это ход для Дурака.
— А я открыла. Я тут продукты держу, вместо холодильника.
— Значит, дверь была постоянно открыта? — спросил я.
Языкантий ужасно смутился.
— Значит, так-то вот крепко ты от Дурака защитился, сказал я и ушел от них к галактике собачьей…
Включилась рация.
— Это Куско. Докладываю: только что отправлен на Г/А прохожий. Я зафиксировал отсутствие двух пуговиц на его комбинезоне. Спрошенный о причинах непорядка в костюме, подозреваемый ответил, что плевал на этот факт. Все. Продолжаю патрулирование.
Брид уставился на меня.
— У того параноика не было двух пуговиц, это я заметил.
— У какого параноика? — деланно удивился я.
— Да ладно уж…
Я даже едва не смутился, потому что то выражение лица Брида, словно заготовленное дома и принесенное на службу в фольге, исчезло, сменилось молодым, задорным, тем, к которому я привык в первые ступени нашего знакомства. Хотелось ему «ты» сказать. Но я знал, что это только иллюзия, на мгновение, не больше.