каким-то непостижимым образом занесло слишком близко к Солнцу. Еще немного — и она запылает огромным костром. Это был последний день, Ричард Матесон[11] накликал-таки беду: земной цивилизации суждено было погибнуть в разжиженной лаве.
Словом, стояла чудовищная жара.
Мейера Мейера можно было выжимать. Он потел даже зимой, почему, этого никто объяснить не мог. Возможно, просто нервная реакция, считал он. Во всяком случае, пот выделял всегда. Сегодня же Мейер просто тонул в нем. Детективы таскались по замызганной Крайтон-авеню от одной лавки подержанных товаров к другой, от одной открытой двери к другой, и Мейер думал, что вот сейчас он умрет, причем самым недостойным бравого полицейского образом. Он умрет от теплового удара, и в газетах в отделе извещений о смерти напишут просто «Коп хлопнулся». А если заголовок об этом событии появится где-нибудь в «Верайети», тогда это может быть: «Потный коп сыграл в гроб».
— Как тебе нравится заголовок в «Верайети» насчет моей смерти от теплового удара? — спросил он Кареллу, когда они входили в очередную лавку. — «Потный коп сыграл в гроб».
— Звучит, — одобрил Карелла. — А насчет моей хочешь послушать?
— Где? В «Верайети»?
— Конечно.
— Ну, давай.
— Потный итальяшка-коп в полдень сыграл в гроб.
— Да ты, я смотрю, парень с предрассудками, — расхохотался Мейер.
Они приблизились к клетушке хозяина лавки, и тот поднял голову.
— Слушаю вас, джентльмены, — затараторил он. — Чем могу быть полезен?
— Мы из полиции, — заявил Карелла. Он бухнул бинокль на прилавок. — Узнаете?
Хозяин лавки осмотрел бинокль.
— Отличный бинокль, — сказал он. — «Питер-Вондигер». Он, что же, улика по какому-то делу?
— Именно.
— И им пользовался преступник?
— Пользовался.
— М-м, — промычал хозяин.
— Вы его узнаете?
— Вообще-то мы продаем много полевых биноклей. Когда они у нас есть.
— А этот продавали? *
— Вряд ли. «Питера-Вондигера» у меня не было с января. У вас с восьмикратным увеличением, а у меня был с шестикратным. И стекла ваши лучше.
— Значит, вы этот бинокль не продавали?
— Нет, не продавал. Он краденый?
— Таких сведений у нас нет.
- Извините, ничем не могу помочь.
— Ничего, — кивнул Карелла. — Спасибо.
Они снова вышли на пылающий тротуар. -
— Сколько еще наших брошено на поиски? — поинтересовался Мейер.
— Пит просил выделить по два человека от каждого участка. Может, они на что-нибудь наткнутся.
— Я уже устал. Как думаешь, это чертово письмо — липа?
— Не знаю. Даже если и липа, этого мерзавца надо засадить под замок.
— Это точно, — ' воодушевился Мейер, проявив необычный для такой жары энтузиаз>
— Может, что-то дадут отпечатки пальцев, — предположил Кар^дца
— Может, — согласился Мейер. — А может, пойдет дождь.
— Может.
Они вошли в следующую лавку. За прилавком стояли двое. Завидев Мейера и Кареллу, они расплылись в улыбке.
— Добрый день, — произнес один, улыбаясь.
— Чудесная погода, — произнес второй, улыбаясь.
— Джейсон Блум, — представился первый.
— Джейкоб ^лум,^— эхом отозвался второй.
— Здравствуйте, — ответил Карелла. — Мы детективы
Мейер и Карелла из восемьдесят седьмого участка.
— Рады познакомиться, джентльмены, — поклонился Джейсон. -
— Добро пожаловать к нам, — пригласил Джейкоб.
— Мы ищем владельца этого бинокля. — Карелла положил бинокль на прилавок. — Узнаете его?
— «Питер-Вондигер», — объявил Джейсон.
— Прекрасный бинокль, — похвалил Джейкоб.
— Исключительный.
— Великолепный.
Карелла безжалостно прервал эту хвалебную песнь.
— Вы его узнаете?
— «Питер-Вондигер»,^- протянул Джейсон. — Уж не тот ли…
— Именно, — подтвердил Джейкоб.
— Тот человек с…
И братья одновременно захохотали. Карелла и Мейер выжидающе смотрели на них, но не было никаких признаков, что смех идет на убыль. Наоборот, он стремился к апогею, к истерии, достигал высот ураганного веселья и безудержной радости. Детективы ждали. Наконец смех утих.
— Ох, боже мои, — еле вымолвил Джейсон.
— Они еще спрашивают, помним ли мы этот бинокль, — отозвался Джейкоб.
— Помним ли мы?
— Ох, боже мой, — квакнул Джейкоб.
— Так помните вы или нет? — спросил Карелла. Ему было нестерпимо жарко.
Джейсон мгновенно посерьезнел.
— Это тот самый бинокль, Джейкоб? — спросил он.
— Разумеется, — ответил Джейкоб.
— А ты уверен?
— Помнишь царапину сбоку? Так вот она, эта царапина. Помнишь, он еще на нее обратил внимание? Мы из-за этой царапины скинули ему доллар с четвертью. А он-то всю дорогу… — и Джейкоб снова захохотал.
Мейер взглянул на Кареллу. Карелла взглянул на Мейера. Надо полагать, температура воздуха в лавке оказалась для братьев чересчур высокой.
Карелла покашлял. Смех снова затих.
— Вы этот бинокль кому-то продали? — спросил Карелла.
— Да, — сказал Джейсон.
— Безусловно, — подтвердил Джейкоб.
— Кому?
— Человеку с леденцом! — выкрикнул Джейсон и тут же задохнулся в новом приступе истерического смеха.
— Человеку с леденцом! — в унисон повторил Джейкоб, не в состоянии сдержать рвущийся из горла смех.
— У этого человека был леденец? — спросил Карелла, сохраняя на лице каменное выражение.
— Да, да! Ох, боже мой!
— Он сосал его все время, пока мы препирались насчет… насчет…
— Бинокля, — докончил за него Джейсон. — Ох, боже мой! Ох, господи, боже мой! Сколько мы еще смеялись, когда он вышел от нас! Ты помнишь, Джейкоб!
— Еще бы, разве можно такое забыть? Красный леденец! А с каким наслаждением он его сосал! Да ни один ребенок в мире так не наслаждался леденцом! Это было прекрасно! Прекрасно!
— Великолепно! — просиял Джейсон.
' — Фантастически…
— Как его звали? — спросил Карелла.
— Кого? — спросил Джейсон, пытаясь успокоиться.
— Человека с леденцом.
— A-а, его, как его звали, Джейкоб?
— Не знаю, Джейсон.
Карелла взглянул на Мейера. Мейер взглянул на Кареллу.
— А счет разве у нас не остался, Джейкоб?
— Разумеется, Джейсон.
— Когда он был у нас?
— Думаю, недели две назад.
— В пятницу?
— Нет, в субботу. Или… нет, все-таки в пятницу.
— Когда это было? Какого числа?
— Не помню. Где у нас календарь?
Братья бросились к висевшему на стене календарю.
— Вот, — указал Джейкоб.
— Правильно, — согласился Джейсон.
— Пятница.
— Двенадцатое июля.
— Проверьте, пожалуйста, свои счета, — попросил Карелла.
— Разумеется.
— Конечно, конечно.
И братья удалились в комнату за прилавком.
— Очень мило, — сказал Мейер.
— Что?
— Братская любовь.
В ответ Карелла хмыкнул.
Братья вернулись, держа в руках желтую бумажку — копию счета.
— Он самый, — объявил Джейсон.
— Двенадцатое июля, как мы н думали.
— Так как его зовут? — спросил Карелла.
— Эм Самалсон, — прочитал Джейсон.
— А имя полностью?
— Только первая буква, — огорченно произнес Джейсон.
— Мы всегда записываем только первую букву, — вступился за брата Джейкоб.
— А адрес есть? — спросил Мейер.
— Ты можешь это прочитать? — спросил у брата Джейсон, указывая на каракули в строке «адрес».
— Это же твой почерк.
— Нет, нет, это писал ты, — упорствовал Джейсон.
— Нет, ты, — не уступал Джейкоб. — Посмотри, как — перечеркнуто t. Это явно твой почерк. '
— Ну, может быть, может быть. Что же там написано?
— Вот это t, уж точно, — ткнул пальцем Джейкоб.
— Да, да. A-а,
