Его нигде не было видно, когда она прошла в дверь, оставленную им открытой. Две лампы горели на каминной полке, освещая приятную комнату, в которой стояли софа, кресла с высокими спинками по обе стороны маленького столика, буфет, уставленный графинами с вином и бренди, письменный стол. У камина – уютное гнездышко из шкур.
Кэт все это показалось верхом роскоши. Все, что можно пожелать для уюта, тут и там красивые предметы, и нет недостатка в свечах и угле.
За ее спиной раздался шум. Вздрогнув от неожиданности, она обернулась и увидела, как лорд Деринг резко захлопывает входную дверь.
– А теперь, – сказал он, прислонясь спиной к стене, – кто вы такая, когда не притворяетесь актрисой, и что, черт побери, мы должны сделать для этого «Черного Феникса»?
Кэт решила не сдаваться. Когда он шел к ней по стеклянному мостику, она заглянула в его глаза и была поражена его высокомерием, которое он и не пытался скрыть, и удовлетворением от того, что она теперь в его власти. И это не было игрой.
– Кучер поехал за моей костюмершей миссис Киппер, она привезет мой чемодан. За ней могут увязаться несколько подвыпивших хамов, чтобы своими глазами увидеть эпилог этой истории.
– Мы дадим им такую возможность?
– На сегодня с меня уже хватит плохого театра.
От греческой аристократки, роль которой она играла, и после аукциона уже мало что осталось, а сейчас она совсем испарилась. Кэт опять стала сама собой, но в своем самом плохом качестве. Она сдерживала себя непомерно долго; целую вечность стояла неподвижно на сцене, а потом еще битый час спокойно сидела в двуколке. Ее ноги пришли в движение, и она вместе с ними.
– Вы понимаете, как близки мы были от того, чтобы потерять все? Ах, я не отрицаю, вы действовали правильно, этот великолепный выход и все прочее. Но это не сработало, пока в дело не вмешался Каррингтон. А потом вы отказали ему! Вы все отвергали. Что, если бы он не убедил вас? Что тогда?
– Тогда я оказался бы не прав. Вы протопчете колею на ковре, дорогая. Если уж вам так необходимо шагать, меняйте направление.
Его насмешливая холодность еще более взвинтила ее.
– Я не собираюсь здесь так долго задерживаться, чтобы протереть ковер. Не правы – в чем?
Казалось, он в отчаянии, как человек, которому поручили обучить грамоте рыбу.
– Относительно намерений наших благодетелей. Каррингтон вмешался ради собственных целей, и, поразмыслив, я полагаю, все будет именно так, как он сказал. Имея живой ум, чересчур много денег и какую-то, извращенную чувствительность, он наслаждается возможностью манипулировать другими и доказывать свое превосходство. Но ему не доставляет удовольствия слабая добыча или если она сдается слишком быстро. Его привлекает трудность достижения цели.
Деринг вздрогнул.
– Я, конечно, упрощаю. Я не сразу разгадал его характер. Но даже человек с таким самообладанием, как Каррингтон, не может не выдать хоть намеком того, что хочет скрыть. Игрок, хороший игрок, – а я, если на то пошло, именно таков, – умеет замечать знаки. Мигание. Легкое покраснение скул. Наигранная бесстрастность. Едва заметное подергивание мышц подбородка. Нет, даже не эти вещи, они слишком очевидны. Возможно, все дело в инстинкте. Я доверился интуиции и принял решение, и оно оправдало себя. Так почему вы скрючили пальцы, будто хотите выцарапать мне глаза?
– Я постараюсь сдерживаться, – сказала она, – пока не истекут семь дней.
– Пусть будет шесть. Что бы ни планировал Каррингтон на свой шабаш, я не собираюсь при этом присутствовать. Между прочим, мне нужно как-то обращаться к вам. Какое имя вы предпочитаете?
– Я известна как Гаэтана.
– Слишком длинное имя, особенно если мне придется крикнуть, чтобы быстро предупредить вас. Остановимся на Кэт, оно похоже на ваш псевдоним, чтобы вы могли на него откликаться. А что касается меня, то будет достаточно обращаться ко мне, как принято обращаться к виконту. Посмотрите сюда.
Неужели «Черный Феникс» открыл ему ее настоящее имя? Не может быть, чтобы он его просто угадал! Или он подумал о той роли, которую она играла сегодня вместе с ним, – строптивицы Кэт?
Она прошла за ним к письменному столу, где он взял книгу в простой коричневой обложке. Открыв на странице, заложенной полоской бумаги, он протянул ее Кэт.
Поэма, увидела она, и не очень длинная. Она уже собиралась спросить, зачем он дал ее ей, когда прочитала первые строки:
Построил в Ксанаду Кубла Хан Чертог, земных соблазнов храм.[3]
– Боже милостивый! Кто-то написал поэму о «Рае»? – Она посмотрела на первую страницу книги – Кристабель. Кубла Хан. Видение во сне – и увидела имя автора. – Я о нем слышала. Он написал пьесу, которую мы играли. Есть еще указания на «Рай»?
– Сначала я тоже так подумал. Яхта, на которой я плавал сегодня утром, называлась «Гора Амара», и я вообразил, что здесь о ней тоже говорится. Но в поэме упоминается гора Абора. – Он придвинулся ближе и провел указательным пальцем вниз, остановился на строке почти в конце поэмы. – Видите?
Она увидела. Так и есть. Гора Абора. Как будто это важно. Она никогда не слышала о горе с таким названием.
– И еще.
Его палец скользнул на последние строки.
И рек бы: «Грозный он пророк!Как строгий взор его глубок,Его я кругом обнесу.Глаза смежите в страхе: онБыл млеком рая напоен,Вкушал медвяную росу!»[4]
– Это очень странно, – сказала она.
– Действительно. Когда я прибыл сюда, Фидкин упомянул эту поэму, и я сказал, просто так, от нечего делать, что хотел бы ее прочитать. Эта книга была здесь, когда я вернулся сегодня днем после прогулки верхом.
– Выскажи свои самые безумные фантазии, и «Рай» выполнит их.
– Но какое это все имеет отношение к делу? Вы подумали, что стихи меня успокоят?
– Для этого, наверное, потребовалось бы стукнуть вас по голове колотушкой. Поэма, кажется, не имеет отношения к делу, во всяком случае, не связана с целями «Черного Феникса». Но есть очень маленький шанс, что в ней содержится ключ к разгадке тайны – кто же владелец «Рая». Это первое издание, опубликовано 25 мая 1816 года. Всего месяц назад… Вы знаете, когда был построен «Рай»? Когда его открыли для коммерческих целей?
– Весной 1814 года. Возможно… мистер Сэмюел Тейлор Кольридж гостил здесь и, когда писал поэму, решил включить в нее Ксанаду и «храм наслаждений». Я слышала множество песен и пародий, в которых упоминается «Рай». Здесь, на севере, он стал достопримечательностью.
– Однажды мне довелось побывать на выступлении Кольриджа, – сказал Деринг. – Очаровательный, блестящий, немного радикальный, а глаза у него были такие, как у меня, после того как я попользовался вашими дьявольскими глазными каплями. Сомневаюсь, чтобы он имел какое-нибудь отношение к «Раю» или другим прибыльным затеям. Почти наверняка он здесь вообще не бывал. Взгляните на предисловие к поэме. Он говорит, что написал ее летом 1797 года.
