– Доброе предзнаменование – встретить первую весеннюю ночь, – произнесла Ашит.
Она подошла ближе и присела рядом со мной и Урушем.
– Больше не будет метелей? – спросила я.
– До следующей зимы не будет, – кивнула шаманка.
– У меня дома бывают метели весной, а зимой оттепель, – сказала я, снова поглядев в окно. О природе в родном мне мире я помнила отлично, в отличие от людей, окружавших меня.
А утром выглянуло солнце. Солнце! Увидев его, я поняла, как нестерпимо соскучилась по яркому свету и теплу. Я прекрасно помнила цветущий сад и солнечные лучи, скользившие сквозь кроны деревьев, покрытые свежей зеленью. Восхитительные цвета! И по ним я тоже соскучилась.
– Всему свое время, Ашити, – сказала мне шаманка, когда я стояла на следующий день посреди вдруг уплотнившегося снега. – Подожди еще немного.
– Иного не остается, – ответила я.
А потом снег начал таять. С каждым днем его становилось всё меньше и меньше, и спустя всего пять дней я увидела сквозь проталины черную землю. И когда Ашит выглянула из дома, я танцевала. Уруш носился вокруг меня, подвывая, а я, подставив лицо солнечным лучам, кружилась рядом с дровяным сараем, умудряясь совмещать движения, которые мне показала шаманка с теми, которые всплыли в памяти из прошлой жизни. Мой танец был дик и прекрасен в своей искренней необузданности. Мать стояла на пороге и с улыбкой наблюдала за моими замысловатыми, но в высшей степени странными коленцами. После я остановилась, раскинула руки и выкрикнула в голубое небо:
Бог наш Верховный, Бог-вседержитель,
Жизни земной ты – первый хранитель!
В вечные веки восславим тебя,
Отец всего сущего, Бог Бытия!
И вдруг застыла, в одно мгновение осознав, что вспомнила песнь совсем из другой религии, и она предназначалась совсем иному богу, имя которого я забыла. На миг задумавшись, я вскоре мотнула головой и улыбнулась, потому что посвятила ее своему Покровителю. Надеюсь, он принял мой маленький дар.
– Что это ты такое говорила, Ашити?
Я обернулась и посмотрела с улыбкой на шаманку, подошедшую ко мне.
– Это было для Него, – ответила я и снова посмотрела на небо. А потом мне пришла в голову мысль, и я спросила: – Мама, а какой бывает Его пещера летом?
– Такой же, как и зимой, – ответила Ашит. – Лед там никогда не тает.
– Наверное, удивительно войти туда посреди цветущего лета, – мечтательно произнесла я. – За спиной зеленая трава и солнце, а впереди искрящийся лед. Мне бы хотелось еще раз побывать там.
– В пещеру нельзя войти, когда захочется, – ответила шаманка. – Он решает, кого впустить, а кто не сможет сделать и шага. Если на то будет воля Отца, ты войдешь к нему еще раз, а пока Он не ждет ни тебя, ни меня.
– Но Он всё равно с нами, – улыбнулась я.
– Верно, дочка, – с ответной улыбкой кивнула Ашит. – Отец всегда рядом со своими детьми.
А через несколько дней проклюнулась зелень. Я глазам своим не верила, глядя на ровный ковер нежно-зеленой травы, покрывший двор шаманки всего за одну ночь. И солнце грело уже настолько, что я вышла на улицу даже без мехового жилета. Хотела и сапожки снять, но строгая мать погрозила мне пальцем даже раньше, чем я решилась воплотить свою мысль.
– Проклятая связь, – проворчала я, Уруш согласно заскрипел в ответ. Он понимал меня лучше шаманки и поддерживал. Настоящий друг.
– Дети, – хмыкнула Ашит и ушла в дом.
Мы с турымом проводили ее взглядом и поспешили скрыться за домом. Здесь нам никто не грозил пальцем и не следил за тем, что на нас надето. Воспоминание о рырхах уже притупилось, они, как и сказала шаманка, больше не приближались к дому. Да и с наступлением весны хищники уходили в места, наполнявшиеся дичью. К тому же теперь я научилась понимать по поведению Уруша, когда есть опасность, а когда нет. А сейчас он деловито перебирал лапами рядом со мной, не спеша убежать – его ничто не настораживало.
– Турым – зверь небольшой, но полезный, – как-то сказала о своем домашнем питомце шаманка, когда я ее спросила, почему она не завела сторожа помощней. – Он в метели не пропадет, след и под снегом почует. Об опасности предупредит, а еще верней его не найдешь. Хороший сторож, другого не надо.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Уруш лучше всех, – согласилась я, глядя на самодовольную морду нашего турыма.
Так что рядом с ним я чувствовала себя в безопасности. Жаль, только говорить не умел, иногда мне этого очень не хватало, но слушал всегда с интересом и вниманием. Однако обувь я все-таки снимать не стала, решив послушаться матери. А за домом меня ожидало еще одно открытие. Увидела его не сразу, даже чуть не наступила, но заворчал турым и, опустив взгляд вниз, я охнула и замерла, с восторгом глядя на цветок. После опустилась на колени и тронула нежные лепестки местного первоцвета.
Он был синего цвета с желтой сердцевинкой. Порывшись в памяти, я выудила название наиболее подходящего по внешнему виду цветка – колокольчик. Только этот цветок не опускал стыдливо головку вниз, он смело глядел на яркое солнце.
– Какой красивый, смотри, Уруш, – сказала я и отодвинула любопытную морду турыма, когда он сунул нос к цветку. – Не помни, пусть цветет.
Опустившись еще ниже, я вдохнула едва уловимый чуть сладковатый запах, мечтательно вздохнула и села на пятки.
– Цветом, как глаза Танияра, – сказала я, продолжая рассматривать свою находку.
– Уа, – заскрипел Уруш.
– Что? – я посмотрела на него и округлила глаза: – Ты о чем? Я просто больше никого здесь не видела… – Турым снова заскрипел, и я отмахнулась: – Да ну тебя. Агыль и ее муж не в счет. Там мне было не до их глаз. Мы, знаешь ли, роды принимали. То еще действо, скажу я тебе. Бр-р. И не спорь со мной. – Я легонько щелкнула его по носу. – Ты, Уруш, животное и ничего не понимаешь. – Он фыркнул, а я повторила: – Не понимаешь.
– Уа, – ответил турым и, встряхнувшись, ушел обратно во двор.
– Тоже мне, поглядите, какой гордый, – хмыкнула я, а затем, бросив последний взгляд на цветок, шепнула: – Точь-в-точь, как глаза Танияра, – и поспешила за Урушем.
Когда я вернулась во двор, Ашит уже сидела на ступенях крыльца, подставив лицо солнечным лучам. Поднявшись к ней, я уселась на ступеньку ниже и умиротворенно вздохнула.
– Как же хорошо, – сказала я, щурясь от яркого света.
– Да, – ответила шаманка. – Хорошо.
Мы некоторое время молчали, но вскоре мне стало скучно просто сидеть в тишине, и я заговорила:
– Мама, за домом расцвел синий цветок. Как он называется?
– Аймаль, – ответила Ашит. – Скоро их будет много. Сначала один вытянется, за ним второй. Переплетутся, а там и третий поверх полезет. Все стены оплетут. Издалека глянешь, а дом стал синим.
Я улыбнулась, представив себе описанную картину. Красиво…
– Скоро в поселениях праздновать лето начнут, уж совсем оно близко, – продолжила рассказывать Ашит, и я порывисто обернулась к ней.
– Праздник лета? – переспросила я.
– Он, – усмехнулась шаманка. – На большую поляну столы вынесут, кушаньями уставят, хмельной буртан рекой польется. Песни запоют. Мужчины с парнями удалью хвастаться станут. То на кулаках, а то скачки на саулах затеют. Летом на саулах ездят, они быстрей и проворней рохов. Зато зимой лучше роха не найдешь.
– Скачки, – эхом повторила я и зажмурилась от неожиданно яркого образа.
Мне вдруг представилось, что я сижу в седле, и что мой скакун несет меня быстрее ветра. Я услышала, как дробно стучат копыта по дороге, увидела, как взлетает грива в такт стремительному галопу. Скачки…
– Да, скачки, – повторила Ашит. – А еще на саулах в тиру играют. Разложат на земле шкуры, а всадники ловкость свою показывают. Кто быстрей на скаку шкуры соберет, тот и молодец. Много чего там бывает, но это всё днем. А как стемнеет, огонь разожгут. Старики по домам разойдутся, мужья с женами тоже с поляны уйдут. У этих свой праздник продолжится. А те, кто молод еще и без пары, да зелень подросшая танцевать у костра станут. Горячие танцы, сильней буртана пьянят.
