— Держи.
— На ней царапина — след когтя! — отметила она.
— Считай боевым ранением.
Она кивнула, продолжая рассматривать сумку. Голос ее по-прежнему звучал как-то отстраненно: она все еще была в шоке.
И он протянул руку, чтобы помочь ей встать.
Секунду она недоуменно смотрела на его руку, а потом потянулась и ухватилась за него своей рукой. Вот черт!
Все эти проклятые держания за ручку сегодня — он впервые за долгое время ощутил тепло человеческого прикосновения, и от этого по его телу разбежались волны жара.
Он потянул ее, чтобы поднять на ноги, но когда она привстала, ее сапожки заскользили, и ей удалось снова повалить их обоих.
— Извини, — сказала она, глядя на него.
— Ничего, — пробормотал он, чувствуя, что не может оторвать взгляд от ее лица.
Щеки у нее ярко розовели — то ли от холода, то ли от испуга. Ее губы были только чуть ярче ее румянца и казались такими нежными, что ему ужасно захотелось провести кончиками пальцев по нижней пухлой губке.
— Послушай, — сказала она тихо. Она была так близко, что он ощутил ее прохладное дыхание. — Спасибо тебе.
Он наклонил голову к плечу и попытался ухмыльнуться, но ухмылка у него получилась не очень убедительная.
— Ты снова благодаришь меня?
Ее глаза тоже опустились к его губам и на секунду там задержались, из-за чего его желание еще усилилось.
— Я бы не пошла по тропе, если бы ты не согласился меня взять. А то, что мы только что пережили, — добавила она еле слышно, — было… просто потрясающе. Правда? — спросила она, как будто ей необходимо было убедиться, что она в этих чувствах не одинока.
И после такого прямого вопроса Роб отговариваться не смог.
— Да, — негромко согласился он. — Правда.
— То есть я, конечно, перепугалась… Но увидеть то, что мы только что видели, встретиться взглядом с таким огромным и прекрасным зверем… — Она замолчала и тряхнула головой. — Я просто улетела.
Он молча кивнул. И налился еще более сильным желанием. Он тоже улетел — но не только от встречи с медведем. Да, Линдси Брукс действительно не так проста, как ему вначале показалось.
Их лица оставались рядом друг с другом, и ему настолько сильно хотелось ее поцеловать, что он едва мог дышать.
Но — вот черт! Ему нельзя. Никак нельзя. Это как диета или курение. Стоит один раз оступиться, и ему будет хотеться еще.
И поскольку он никак не реагировал — просто лежал и смотрел на нее, она начала неожиданно… робеть и нервно затараторила:
— То есть — ого-го! А ты знал, что медведи такие огромные? Я понятия не имела. А ты видел, какие у него лапы? То есть одни только лапы! Размера этак шестидесятого, правда? Конечно, медведи обувь не носят, но ты меня понял.
Роб вздохнул и провел пальцами по волосам.
— У тебя все? — спросил он, когда она, наконец, замолчала.
— Наверное. — Она судорожно сглотнула.
Он решительно поднялся на ноги, надеясь, что не выглядит излишне торопливым, но понимая, что им определенно пора идти.
— Пошли, Эбби, — сказал он.
Он пошел впереди нее, явно желая поскорее закончить поход.
— Эй, погоди! — позвала она. — Вместе безопаснее. Тут ведь медведи водятся.
Через несколько шагов ноги Линдси уже не просто ныли: икры стали пронизывать резкие уколы острой боли. И мгновение нежности между ней и Робом вскоре начало казаться пригрезившимся ей одной — если учесть, что ей пришлось чуть ли не бегом бежать по склону, чтобы от него не отстать. И ей приходилось делать над собой неимоверные усилия, чтобы не вскрикивать при каждом шаге.
Ковыляя за ним, она все никак не могла успокоиться: потрясением было то, что ее чуть не съел медведь, но не меньшим потрясением было и то, что ее чуть было не поцеловал Роб Коултер. Его стремительное отступление — а вернее, вскакивание на ноги — заставило ее прийти к заключению, что на самом деле он все-таки считает ее дурным человеком за то, что она сделала с тетей Милли.
К тому моменту, когда они добрались до начала тропы и вышли из леса на дорогу, огибавшую озеро, Линдси была совершенно убеждена в том, что ее ноги никогда не поправятся. И хотя она, наконец, оказалась на ровной дороге, у нее появились серьезные сомнения в том, что она сумеет пройти остаток пути. Ей казалось, что у нее в сапогах разведен огонь. И она отставала все сильнее.
Наконец Роб остановился и повернулся к ней, скрестив руки на груди:
— В чем проблема, Эбби?
— Никаких проблем! — заверила она его, стараясь не морщиться. — Просто… любуюсь местностью. Разве мы куда-то спешим?
— На самом деле — да. Мне сегодня надо поработать.
— О! Ну, извини. Знаешь что? Иди вперед. Я отсюда и сама нормально дойду. Дорога ведь приведет меня в город, правильно?
— Правильно, — ответил он, но никуда не ушел.
Он просто стоял на месте и смотрел на нее, весь такой бесцеремонный и сельский в своей фланелевой рубашке и стеганом жилете, словно он — руководитель отряда девчонок-скаутов, дожидающийся, чтобы его догнали. Из-за чего идти стало еще труднее, потому что теперь ей к тому же приходилось следить, чтобы не морщиться от боли. До этого мучительные гримасы при каждом шаге немного ей помогали.
— Ну что же ты? — проворчала она. — Иди дальше. Уходи. У меня все в порядке. Спасибо за прогулку, еще увидимся.
Но вместо этого мощный красавец еще немного постоял, наблюдая за ней, а потом заявил:
— Нет, я подожду.
— Зачем?
— Не хочу, чтобы ты стала медвежьим обедом.
— Честно говоря, мне что-то в это не верится.
Он пожал плечами с совершенно серьезным видом, но, к своему величайшему удивлению, она увидела, что глаза его озорно поблескивают.
— И потом ужасно забавно наблюдать, как ты притворяешься, будто тебе не больно идти.
Услышав правду, Линдси поежилась и подняла нос чуть выше, готовясь это отрицать. Но вместо этого с изумлением услышала собственные слова:
— Все не так уж страшно.
Что на самом деле было не меньшей ложью.
— Да ты просто умираешь! — обвиняющим тоном заявил он. И вся ее решимость моментально улетучилась, а физическая и эмоциональная усталость, наконец, победили.
— Ну ладно, прекрасно. Пусть я сейчас уже едва ноги передвигаю. Что из того?
И тут — наконец-то! — Роб Коултер улыбнулся:
— Ничего. Мне просто хотелось, чтобы ты сказала об этом честно и остановила этот спектакль.
«Кто бы говорил про спектакли, приятель! Тебе так сильно хотелось меня поцеловать, что ты даже на вкус это чувствовал.
А потом ты имел нахальство делать вид, что ничего этого не было. Так как насчет этого, а?»
