Я не знаю. - Она сделала паузу, тщательно подбирая слова. - Я повторяю то, что говорила раньше. Было бы разумно не доверять ей слишком сильно, и мне больно говорить это о нашей собственной матери. Что дает мне некоторое спокойствие, так это то, что, что бы она ни делала, это всегда будет на благо нашей семьи.
Слова Ипвет придали ему смелости открыть свое сердце.
- Прошлой ночью я вылез из постели и наблюдал, как она проводит ритуал во дворе за пирамидой. Скрытая от посторонних глаз. Она была не одна. Там было еще человек двадцать – по-моему, мужчины, хотя я не мог разглядеть их лиц. Я уверен, что она произносила заклинание, хотя с какой целью, я не знаю.
- Ты говоришь, заклинание?
Он кивнул. - Кто были те другие? Знает ли их отец? Отец знает что-нибудь об этом?
- Исетнофрет регулярно делает свои подношения Повелителю Пустыни.
- Это был способ, которым она так тайно творила свою магию’.
Мысли Хуэя вернулись к обнаженному телу его матери и ее совокуплению с Квеном, и он закрыл лицо руками, пытаясь прогнать видение из головы.
- Она, казалось, думала, что никто не может прикоснуться к ней, - пробормотал он, - как будто ее сила была слишком велика.
Ипвет сказала: - Пока держи это при себе. Я ничего не знаю об этом, хотя, как и ты, я слышала много историй, и часто бывает трудно выковыривать золотые крупинки из грязи. Но я посмотрю, что я могу сделать, чтобы узнать больше.
- Какое заклинание она плела?
Ипвет покачала головой.
- Кто были те другие?
Она снова покачала головой, раздраженная тем, что он задавал вопросы, на которые, как он знал, она не могла ответить.
- Мы должны сказать отцу?
- Нет! - В ее голосе прозвучала твердая уверенность. - У отца есть свои проблемы. Не только ты сбежал, чтобы рисковать своей шеей в поисках приключений... - Она сверкнула глазами, и Хуэй почувствовал себя наказанным. - Бремя управления Лахуном в это время растущего хаоса тяжело для него. Некоторые правители стремятся занять этот пост только для того, чтобы наполнить золотом свою казну. Но отец чувствует ответственность за наш народ. Ты знаешь, как это бывает.
Хуэй кивнул. - Он хороший человек.
- Теперь он беспокоится, что варвары-гиксосы придут под покровом ночи, изнасилуют женщин, убьют мужчин и разграбят город, и это произойдет, пока он будет сторожем. - Она вздохнула. - Нет. Давай не будем его больше беспокоить. Позвольте ему испытать радость, которую ты заслужил для него с помощью дара богов. Мать причинила ему много боли за эти годы своим независимым поведением...
Хуэй почувствовал, что в ее словах было больше, чем он когда-либо осознавал. Он действительно был слепой крысой.
- Больше не надо, - продолжала она. - Оставь мать мне.
***
Ветер в пышной долине стих. Финиковые пальмы едва шевелились, и квадратные паруса яликов на канале безвольно повисли. С медного неба палило солнце, превращая воду в поток золота, сверкающий из печи на охристых холмах. Аромат розовых цветов на кустах тамариска, усеявших высокие склоны, подслащивал затхлый запах парной растительности. В любой другой день здесь было бы по-прежнему так же душно, и только плеск весел и скрип швартовых нарушали бы тишину.
Сегодня же раздавался стук молотков.
Хуэй стоял на набережной и смотрел на потеющих от жары людей, которые трудились, чтобы завершить ежегодные работы на канале до наступления следующего сезона наводнений. Каменщики высекали каменные блоки, чтобы заменить осыпающуюся облицовку причала. Облака меловой пыли плавали в воздухе, где жужжали мухи. Рабы, обожженные солнцем почти до черноты, взваливали на плечи еще больше добытого сырья на тачки, возвышавшиеся грудами, которые, казалось, могли опрокинуться в любой момент. Вдоль канала еще больше рабов переходили вброд мелководье, вычерпывая как можно больше ила туго сплетенными сетями, чтобы канал не засорялся. Их голоса раскатывались мелодичным хороводом, когда они пригибались и тянули.
Раздались сердитые крики. Хуэй обернулся и увидел человека, лежащего на спине в грязи, из раны на лбу которого текла кровь. Один из каменщиков навис над ним, рыча, с долотом в руке. Его лицо было искажено яростью, и Хуэй видел, что этот спор может стать неприятным.
Хуэй прыгнул в ил глубиной по щиколотку.
- Отойдите! - проревел он.
Он был не из тех, кто может командовать людьми с помощью тона своего голоса или убийственного взгляда – это было не в его характере, – но Хави доверил ему надзор за этими важными работами. С тех пор как он вернулся с Камнем Ка, его отец стремился возложить на него больше обязанностей. Без сомнения, это разозлило бы его мать еще больше.
И все же, несмотря на отсутствие у Хуэя авторитета, каменщик отступил назад и опустил долото. Человек, лежавший на земле, приподнялся. Оба драчуна опустили головы, но наблюдали за Хуэем из-под густых бровей.
- Они дерутся из-за какой-то женщины, - проворчал Мастер Работ. - Предоставь их мне. Я буду держать их порознь.
Хуэй кивнул и, хлюпая, направился к причалу. Оглянувшись, он увидел, что двое сражающихся мужчин все еще смотрят на него, как и многие другие, стоявшие вдоль канала. Было ли это уважение, которое он видел на их лицах? Он никогда раньше не получал таких взглядов. Презрение и пренебрежение - вот к чему он привык. Было ли это потому, что он был сыном губернатора, или потому, что распространились слухи о его подвигах в лагере Сорокапутов?
Под тенью навеса, который был установлен на пристани, он осмотрел работы. Казалось, все шло в том темпе, которого требовал Хави. Хуэй не хотел подводить своего отца, не тогда, когда он был возведен в такое высокое положение.
По правде говоря, он предпочел бы быть где угодно, только не там. Его проблемы давили на него, и эти заботы становились все хуже. Но это была важная работа. Канал был жизненно важной артерией для жизни в Лахуне, орошая богатые сельскохозяйственные угодья, которые обеспечивали пропитание, принося торговлю из городов вдоль Нила.
Хуэй уставился вдоль русла реки в туманную даль, где она проходила через холмы. Мер-Вер, так они называли его на древнем языке - Великий канал. Когда-то, давным-давно, это был
